Лаки - рыжая сука с порванным ухом. Уроки жизни

Она  имела грациозную осанку, профиль,  как на эмблеме «Trussardi» и независимый, чуть нагловатый вид. Сверкая гладкой спинкой цвета надраенной монеты, легкой трусцой сновала по перрону, держась в фарватере солидного мужчины. Эта невозмутимость и внешняя уверенность поначалу ввели нас с подругой в совершеннейшее заблуждение – мы приняли её за «собаку того солидного мужчины». Но, приглядевшись повнимательнее, вскоре обнаружили, что она, не теряя спокойствия, трусила уже за каким-то другим мужчиной (видимо она питала слабость к сильному полу).
Мы долго с веселыми криками гонялись за ней по перрону, размахивая сумочками. В какой-то момент ей это надоело, и она дала нам себя поймать. Она пахла дорогим мужским парфюмом. Она была загадочна.
Мы привезли её в офис и как статуэтку водрузили на стол. Её природное изящество заставляло нас относиться к ней, как к произведению искусства. Порода, «голубая кровь», сквозили в каждом её движении – она не заискивала, не виляла хвостиком, не жалась боязливо в угол, а напротив, принимала все наши знаки внимания спокойно и чуть презрительно.
Идея поймать «рыжую собачку» принадлежала не мне, а моей рыжей подруге. Однако именно я, как и вся моя семья, стала подданой загадочной собачонки. Иного и быть не могло – в наших венах не было ни капли голубой крови, в отличие от нее.
Имя  выбрали  быстро. Её кличка была «проговоркой по Фрейду» - я назвала её Лаки (удача). Казалось, эта неожиданная находка непременно должна принести счастье и удачу, которого мне недоставало.
В первый день затворничества на кухне, когда вся семья разошлись в соответствии с обязанностями: дети – в школу, а взрослые – на работу,  Лаки устроила погром, умудрившись при своём ничтожном росте взобраться на обеденный стол и небрежным жестом опрокинуть пузатую сахарницу. Так наша жизнь на долгие месяцы перестала казаться нам сахаром.
Виталий, ветеринарный врач, похожий на молодого Герасима, сообщил нам, что наша находка –  отнюдь не щенок, а вполне взрослая собака породы кроличья такса и записал в собачьем паспорте: Лаки, такса – рыжая сука с надорванным левым ухом,  возраст – полтора – два года.
… Она ослабела внезапно, разбудив дочь в два часа ночи частым и трудным дыханием. Все домашние собрались вокруг маленькой собачки, смешивая тревогу с сонным раздражением. Я и повзрослевшие дети – великаны, по сравнению с ней, – пытались разгадать причину её болезни, понять, чем можно помочь. А она, как всегда, чуть отстранено молчала и только частое, на три такта, дыхание говорило за неё.
Утром повезли в лечебницу. Сначала в ближайшую, потом в другую – в первой была очередь, а мы не могли ждать, хотелось скорее помочь ей, сделать что-нибудь, чтобы она задышала спокойно. Но теперь я думаю – Лаки просто замыкала круг  – нас снова принял ветврач Виталий, который за двенадцать прошедших с первой встречи лет стал ещё больше похож на тургеневского хозяина Му-Му.
Он долго слушал нашу Лаки через стетоскоп и сказал: «Дело плохо. У неё рвутся сердечные струны». И показал нам с сыном картинку в книге, и объяснял, и ставил ей уколы, и выписывал лекарство, и снова объяснял, и назначал следующий приём через пять дней. А во мне всё звучала эта фраза «рвутся сердечные струны» и стояла перед глазами картинка – увядший парус сердечного клапана и порванные тоненькие струны, державшие его.
Я пробыла с ней весь оставшийся день. Выносила на улицу, на солнышко и травку, приносила в комнату,  давала лекарства, сидела рядом на полу и гладила легонько, чтобы не сделать больно. Потом дала ей еще лекарство,  и она вдруг встала, подошла ко мне через всю комнату,  потом полакала воды. Ей очевидно было больно лежать на левом боку, но в какой-то момент она пододвинулась к моей ноге, прижалась ненадолго левым боком. Она не стонала, только часто-часто дышала и только однажды издала какой-то почти человеческий стон. Потом резко отодвинулась от меня и затихла, замерла. Я не выдержала и убежала в ванную рыдать.
Агония продолжалась около часа. А в восемь часов вечера синкопа её дыхания оборвалась навсегда.
Всё это время я плакала. Мне казалось, что уходит часть моей жизни, умирает хороший, добрый, умный  человечек, только по странной своей причуде не сказавший за двенадцать лет ни слова. Я нашла её и я же её провожала. Круг замкнулся.
Золотистая коробка из-под сапог, похожая на детский гробик, стояла в центре комнаты. На крышке я написала «Лаки» и нарисовала венок, а сын дописал ниже 2002-2014 – годы нашей совместной жизни.
Дети похоронили её посредине зеленой  полянки на старом человеческом кладбище. И, словно объясняя такое решение, дочь сказала: «Лаки была почти человек».
Ласковое, тактичное, спокойное, дружелюбное, умное, загадочное существо. Очень многие из встречавшихся мне людей были менее людьми, чем наша Лаки – рыжая сука с надорванным ухом.
Маленькая собачка умерла тихо и быстро. А я до сих пор всё думаю о том, как часто беспечно мы обижаем друг друга, ссоримся и делаем больно. Вспоминаю нашу Лаки и прошу у Бога научить меня жить и любить не причиняя боли близким людям, чтобы ненароком не порвать чьей-то сердечной струны.