Корабль забвенья

Не знаю. Ненавидишь, может быть, страшно сильно бескомпромиссных идеально стойких воинов. Охота было бы лучше жить с ними мирной жизнью, вот какая жизнь была бы потрясающая. А они стоят вместо этого бескомпромиссно хрен знает где на границе чего-то с чем-то. Стоят, их без конца какое-то что-то там уродует, не останавливаясь, и ни ... не могут внятно изложить, где они там стоят и зачем и против кого и у чего с чем там граница. Плюнешь, не станешь больше гордым воином вольтанутым бессмысленным, на компромиссы пойдёшь; тут-то и узнаешь сам на собственном опыте то, чего не могли изложить тебе внятно: почему никак нельзя идти на компромиссы. На компромиссы нельзя идти по миллиону таких мелких подробностей... обыкновенной мирной жизни... по поводу каждой из этих подробностей не ст'оит делать историю, потому и взбесишься наконец... вокруг грязь кровь смерть, а тут эта Цветаева полоумная, пишет, что ей физиологически отвратительны все слова-производные от корня "благ" - чё там она где почувствовала, с корнем этим "благ" связанное, она опять тебе изложить не может, но во всяком случае можно согласиться, что имеет Цветаева право жить, не произнося слов с физиологически ей отвратительным корнем. Ну, и, потом, ты что-то такое необъяснимое в её лирике чувствуешь, свои чувства узнаёшь, и вот так внелогически ты как-то так понимаешь, что слова с корнем "благ" отвратительны. Допустим; но есть же какой-то предел кошмара, а давно, со всей вместе армией, переступив за этот предел и поинтересовавшись опять, ради чего же всё это, и услышав опять насчёт корня такого отвратительного, приходишь в бешенство и начинаешь крыть матом.

А потом оказывается, что всё дело в том, что этих мелких подробностей миллион одновременно, потому жить нельзя. "Поехали, батя, обратно в город. Я снова хочу в детский дом".
Помню куртки из пахучей кожи
И цинготный запах изо ртов...
А, ей-Богу, были мы похожи
На хороших, честных моряков.
Голодали, мерзли - а боролись.
И к чему ж ты повернул назад?
То ли бы мы пробрались на полюс,
То ли бы пошли погреться в ад.
Ну, и съели б одного, другого:
Кто бы это видел сквозь туман?
А теперь, как вспомнишь, - злое слово
Хочется сказать: "Эх, капитан!"
Повернули - да осволочились.
Нанялись работать на купца.
Даже и не очень откормились -
Только так, поприбыли с лица.
Выползли на берег, точно крабы.
Разве так пристало моряку?
Потрошим вот, как на кухне бабы,
Глупую, вонючую треску.
А купец-то нами помыкает
(Плох сурок, коли попал в капкан),
И тебя не больно уважает,
И на нас плюет. Эх, капитан!
Самому тебе одно осталось:
Греть бока да разводить котят.
Поглядишь - такая, право, жалось.
И к чему ж ты повернул назад?

В.Ф.Ходасевич

*
Тоже, эта Цветаева, проповедовала отсутствие любой пошлости, а пошлость - это снижение до - отвратительной - карикатуры высоких вещей, материй, убеждений, чувств. У неё, особенно во вторую половину её жизни, даже как-то не было в этом смысле чувства юмора. Она утверждала, что ей, например, отвратительна манера - парижских, что ли, авторов - принижать суждения о своём творчестве, говорить, я, мол, ещё один стишок написал. Цветаева писала только стихи, никогда не стишки, и писала глубокие умозаключения - в письмах, в дневниках - вроде того, что она говорит совершенно серьёзно, что она, по возрасту духовных своих переживаний, сверстница вот этим камням и скалам - а её на этот счёт серьёзно не воспринимает никто.

А в итоге эта Цветаева кончила тем, что стала бешеной наркоманкой от вдохновения, вот это особое состояние какого-то изменённого сознания, в котором ей стихи приходили, сразу в строки и рифмы складываясь; и ничего ей было уже не надо, лишь бы только у себя запереться и писать свои, частью совершенно ужасные, поздние стихи, а что там при этом с остальной её психикой делается и какой она в итоге кошмар вокруг себя распространяет в разы хуже среднего православного храмового кошмара, ей уже было неинтересно; и вот, эти самые, наслушавшиеся её идеологии, которая планку выше храмовой планки ставит, в этот самый её кошмар как раз попадали первые.

http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=7725

Ещё напоследок она прокляла всё подряд перед смертью

Что касается звезд, то они всегда.
То есть, если одна, то за ней другая.
Только так оттуда и можно смотреть сюда:
вечером, после восьми, мигая.
Небо выглядит лучше без них. Хотя
освоение космоса лучше, если
с ними. Но именно не сходя
с места, на голой веранде, в кресле.
Как сказал, половину лица в тени
пряча, пилот одного снаряда,
жизни, видимо, нету нигде, и ни
на одной из них не задержишь взгляда.

И.Бродский

*
**
III

Как подзол раздирает
бороздою соха,
правота разделяет
беспощадней греха.
Не вина, но оплошность
разбивает стекло.
Что скорбеть, расколовшись,
что вино утекло?

IV

Чем тесней единенье,
тем кромешней разрыв.
Не спасет затемненья
ни рапид, ни наплыв.
В нашей твердости толка
больше нету. В чести --
одаренность осколка
жизнь сосуда вести.

V

Наполняйся же хмелем,
осушайся до дна.
Только емкость поделим,
но не крепость вина.
Да и я не загублен,
даже ежели впредь,
кроме сходства зазубрин,
общих черт не узреть.

VI

Нет деленья на чуждых.
Есть граница стыда
в виде разницы в чувствах
при словце "никогда".
Так скорбим, но хороним,
переходим к делам,
чтобы смерть, как синоним,
разделить пополам.

И.Бродский

Горение

М.Б.

Зимний вечер. Дрова
охваченные огнем --
как женская голова
ветреным ясным днем.

Как золотиться прядь,
слепотою грозя!
С лица ее не убрать.
И к лучшему, что нельзя.

Не провести пробор,
гребнем не разделить:
может открыться взор,
способный испепелить.

Я всматриваюсь в огонь.
На языке огня
раздается "не тронь"
и вспыхивает "меня!"

От этого -- горячо.
Я слышу сквозь хруст в кости
захлебывающееся "еще!"
и бешеное "пусти!"

Пылай, пылай предо мной,
рваное, как блатной,
как безумный портной,
пламя еще одной

зимы! Я узнаю
патлы твои. Твою
завивку. В конце концов --
раскаленность щипцов!

Ты та же, какой была
прежде. Тебе не впрок
раздевшийся догола,
скинувший все швырок.

Только одной тебе
и свойственно, вещь губя,
приравниванье к судьбе
сжигаемого -- себя!

Впивающееся в нутро,
взвивающееся вовне,
наряженное пестро,
мы снова наедине!

Это -- твой жар, твой пыл!
Не отпирайся! Я
твой почерк не позабыл,
обугленные края.

Как ни скрывай черты,
но предаст тебя суть,
ибо никто, как ты,
не умел захлестнуть,

выдохнуться, воспрясть,
метнуться наперерез.
Назорею б та страсть,
воистину бы воскрес!

Пылай, полыхай, греши,
захлебывайся собой.
Как менада пляши
с закушенной губой.

Вой, трепещи, тряси
вволю плечом худым.
Тот, кто вверху еси,
да глотает твой дым!

Так рвутся, треща, шелка,
обнажая места.
То промелькнет щека,
то полыхнут уста.

Так рушатся корпуса,
так из развалин икр
прядают, небеса
вызвездив, сонмы искр.

Ты та же, какой была.
От судьбы, от жилья
после тебя -- зола,
тусклые уголья,

холод, рассвет, снежок,
пляска замерзших розг.
И как сплошной ожог --
не удержавший мозг.

И.Бродский

*
Чем хуже этот век предшествующих? Разве
Тем, что в чаду печали и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог.

Еще на западе земное солнце светит
И кровли городов в его лучах блестят,
А здесь уж белая дома крестами метит
И кличет воронов, и вороны летят.

Анна Ахматова

*
Китайская Императрица 2000 лет жила.
В какой-то китайской больнице она наконец умерла.

На солнце прыгнула кошка, кошка сгорела там.
Тенью через окошко она возвращается к нам.
А с нею серые тени во чреве сгоревших котят,
Котят мы возьмём в наше Серое Знамя, а на кошку нам наплевать.

Китайская Императрица 2000 лет жила.
В какой-то китайской больнице она наконец умерла.
Давайте, давайте же сами, с последним своим рублём,
Вставайте под наше Серое Знамя - пока мы ещё берём.

"Агата Кристи"

Агата Кристи Ак   09.07.2014 01:08   •   Заявить о нарушении