Суровый день
Светило солнце, но под тень,
И ветер нервный, как испуг,
Дул холодно нелепо вдруг.
Сидел мужчина на скамье,
Держал цветы в своей руке.
Сжимал он розы, чуть дыша.
Текла кровавая слеза
С ладоней. Лезвие ножа
Рассёкло душу, не щадя...
Сидит с тех пор, когда узнал,
Что дочь с женою потерял
На красно-огненной тропе,
Проложенной в подземной тьме.
... И вышел он на Беговой.
Какой-то странный рваный вой.
Он был растерт слепой толпой.
Текла извилистой рекой
Тревога темно-серых лиц,
Кто пал от слез на землю ниц...
Спросил. Ответили. В метро
С людьми вагоны в решето...
Лубянка, Парк Культуры, но
Не может точно быть того:
Они же ехали как раз
По колее кровавых страз.
Звонок. Молчание. Гудок.
Затертый шрифт надежды строк.
Биенье сердца и слеза,
Звонить, звонить опять пора.
О, эта черная дыра
Из смеси гаек и стекла
Все время жизни сожрала.
Ответа нет, пустой звонок.
Вот кто-то вышел, взглядов клок.
Нет, это были не глаза,
Одна нефритова гроза,
Промчалась средь надежд скупых,
Обтертых слезами живых.
Не дозвонился в сотый раз.
Бессилие несвязных фраз...
И позвонили через час.
В словах нервозности алмаз.
Жена погибла, Дочь врачи
В больницу сразу увезли.
Он был уже чрез время там,
Не хочет верить он врачам,
В реанимации она,
На нити жизнь, под ней дыра.
Сидел он рядом и под стук
Кардио-линий свой испуг
Сбирал в трясущийся кулак.
Зачем же, Господи, вот так?
...Он видел, как кривая та
Прямою стала навсегда,
Он слышал, как дыханье то
Накрылось каменным пальто.
Совсем один... Теперь никто
Уже не радует его.
Врачи подняли его с ног
Истертого в слезах тревог,
Он ноги дочки целовал,
Жены улыбку вспоминал,
Молил и смерти уповал,
Пусть заберет его кристалл...
Теперь он тот, кто горем ржавым
Изъеден в россыпи следов,
Сидел он на скамье усталым,
Десятком траурных домов...
А по рукам текла и стыла
Его черневшая, как ночь,
Как небо вражеского тыла,
Кровь сердца алых берегов...
P.S. 29.03.10
Свидетельство о публикации №114062805586