Пиноккио превращается в осла

Фургон подъехал поздно ночью,
Как будто ждал, чтоб все уснули.
А чтоб не слышно было очень,
Колеса паклей обернули.
Ослы тащили сей фургон
И там детишки были в нем.
Ростом ослы были равны,
Но цветом разные они:
И белые , и серые,
И в крапинках они,
Как будто соль и перец
Посыпали на них.
Вместо подков, на осликах
Сапожки всех белей.
И в этом наши ослики
Похожи на людей.
Кто ж фургоном управлял?
Кучер же, конечно,
Он команды подавал
И вполне успешно.
Был он маленький совсем,
Чуть-чуть  круглый будет.
Он давал команды всем -
И ослам, и людям.
Он похож на масла шар,
На лице его пожар,
Оно розоватое,
Даже прыщеватое,
Голос вкрадчивый и льстивый,
Он кошачий и игривый.
Кучера коль видит кто,
Сразу ехать с ним готов!
Возраст тех, кто был в фургоне -
До двенадцати, не боле.
Правда, менее чем семь,
Не бывает здесь совсем.
В фургоне было очень тесно
И неудобно. Если честно,
Мальчишки были все спокойны,
И, более того, довольны.
Они спешили все туда,
Где была вкусная еда,
Где нет ни школ, учителей.
Они мечтали поскорей
Осуществить свое влеченье
Там, в государстве Развлечений!
Ну вот, фургон остановился,
Кучер к Ромео обратился:
«Ты что, красавчик , к нам в страну?»
«Ну да, конечно, я пойду».
«Но знай, в фургоне места нет,
На дышло сядешь или нет?»
«Всегда готов я, раз так вышло».
Прыжок, Фитиль уже на дышле.
« А ты что, тоже едешь с нами?»
Нет, нет, я должен дома быть.
Люблю я в школе заниматься,
Люблю уроки я учить».
Но тут Ромео обратился:
«Пиноккио, поедем вместе,
Мы в той стране повеселимся
Ты лучший друг, скажу я честно».
Вдруг из фургона голоса:
«Пиноккио, школу бросай,
Повеселимся все мы вместе,
Мы скоро будем там на месте!»
Малец услышал голоса
И с ним случились чудеса.
Он лишь вздохнул три раза кряду
И крикнул: «Раздвигайтесь, сяду!»
Но кучер так сказал мальцу:
«Фургончик мал, сидеть в нем тесно,
Я уступаю свое место».
«А Вы?» «А я пойду пешком
Вот с этим, в крапинку, ослом».
«Нет, нет, садитесь-ка Вы в козлы,
Пешком идти не будет пользы.
Меня осел возьмет на спину
Я сяду на него и двинем».
Пиноккио пришел к ослу,
Взялся за шею, чтоб запрыгнуть.
Осел Пиноккио так пнул,
Что тот на метра два откинут.
Раздался хохот всех мальчишек,
Но тут наш кучер-господинчик
За шею ослика схватил,
Будто целуя откусил
Пол-уха правого ему,
Чтоб не перечил никому.
Пиноккио в то время встал
И совершил прыжок красивый:
Он на спину ослу попал
И крепко взял его за гриву.
«УРА!» мальчишки закричали,
Пиноккио зауважали.
Вдруг ослик поднял сзади ногу,
Удар ноги был очень строгий.
Пиноккио опять лежит,
Фургончик со смеху дрожит.
А кучер - этот господинчик,
За шею ослика схватил,
Будто целуя, откусил
Пол-уха левого ему,
Чтоб не перечил никому.
Пиноккио кучер сказал:
«Иди, садись. Теперь не бойся,
Сказал я: «Ослик, успокойся»,
И он спокойным, смирным будет,
Мою 'любовь' он не забудет».
Пиноккио теперь сидит,
Фургончик по камням гремит.
Вдруг тихий голос в ухо входит:
«Ты, бедный дурень – так выходит,
Совсем недолго, с месяц где-то,
Как пожалеешь ты об этом».
Испуганный Пиноккио,
Глядит по сторонам.
Но, никого не видит он
Ни здесь вблизи, ни там.
Он видит, все мальчишки спят.
Он слышит, все они сопят.
Фитиль на дышле, как сурок.
Кто ж говорил там? Невдомек.
А господинчик на облучке
Тихонько про себя поет,
И машет в такт своей он ручкой.
Слова такие, слушай, вот:
«В ночное время дрыхнут все,
Лишь я один не сплю,
Глаза слипаются во сне,
Но бодрствую, терплю…».
Сидит Пиноккио, глядит.
Опять тот голос говорит:
«Имей же ты в виду, болван:
Мальчишка, бросивший ученье,
Переступил такую грань,
Обрек себя он на мученье.
Мой личный опыт будешь знать,
Тебе хочу я передать:
Придёт тот день, ты мне поверь,
Реветь ты будешь, словно зверь.
Ты будешь плакать и стонать,
И папу с мамой вспоминать.
Ты будешь плакать, как и я,
Послушай, мальчик, ты меня».
Услышав чью-то речь опять,
Малец наш наземь соскочил,
Погладил ослика и, глядь,
Слезой тот морду замочил.
«Эй, Господинчик, поглядите,
Здесь ослик плачет, посмотрите» -
Малец наш к кучеру взывает.
«Пусть плачет, вскоре зарыдает!»
«Он что, умеет говорить?»
«Нет-нет, но может повторить,
Услышанные  пару слов,
Такое свойство есть, но не у всех ослов.
Садись быстрей, должны мы ехать,
Сейчас не время для потехи,
Ведь путь далек и ночь прохладна.
Договорились, едем, ладно?»
Они поехали и вскоре, на рассвете,
Все оказались в замечательной стране,
В стране, которой лучше нету,
Такую не увидишь и во сне!
В стране неповторимых развлечений,
В стране где нет ни школ, и нет ученья.
Везде бездельники бродили,
И веселились, и бузили,
Играли в камушки и в мяч,
Бросали друг на друга квач.
Гоняли на велосипедах,
Участвовали в коллективных бегах,
Гоняли обручи, шары,
Все представлялось для игры!
И здесь царила трескотня,
Был смех, прыжки и беготня.
На стенах видеть всюду можно
Слова, читать их невозможно.
Вот лозунг виден там такой:
«ДАЕТЕ АРИХМЕТИКУ ДАЛОЙ!»
Там много есть подобных фраз,
Там снят с грамматики указ.
Все, кто с Пиноккио приехал,
Обрадовались всем потехам,
И, через несколько минут
Они сновали там и тут!
Так, в развлеченьях и забавах
Недели, дни, часы бежали.
«Житуха здесь – прекрасней нету!
Любые можно взять конфеты,
Пирожное, мороженое,
Короче - все положено!
А игр всех не перечесть!
Устал играть – садись поесть»-
Пиноккио так Фитилю сказал,
Когда случайно повстречал.
«Теперь ты видишь - я был прав,
Когда тебя с собой позвал».
«Спасибо, милый мой дружок.
Теперь мне даже невдомек,
Зачем учитель говорил,
Чтоб я с тобою не дружил,
Что ты плохой и ты бродяга,
С такими мол дружить не надо!»
«Учитель не терпел меня,
И вся его там болтовня
Была ведь не от радости,
Поэтому твердил он гадости.
Но я великодушен,
Простить его мне лучше!»
«Фитиль, ты славный человек,
И я влюблен в тебя навек!»
Когда пять месяцев прошло,
Он понял, что произошло,
И был ужасно поражен
Увиденным, он был сражен!
Что ж с Пиноккио случилось?
Что же с ним произошло?
Может тело изменилось,
Может что-то наросло?
Как случилось это вдруг,
Расскажу - садитесь в круг.
Однажды утром он проснулся -
Что-то стало с головой!
Пощупал он ее – запнулся,
Там уши выросли метлой!
Решил он к зеркалу пойти,
Но не сумел его найти.
Малец наш был с соображеньем,
Налил в тарелку он воды
И появилось отраженье -
К нему господь не приведи:
Вроде его там голова,
Но уши были от осла!
Пиноккио в отчаянье впал,
Стал биться головой о стену,
Навзрыд он плакал и дрожал,
И чуточку напоминал гиену.
Чем больше он впадал в отчаянье,
Тем больше уши вырастали.
Он понял – это не случайно,
Должны ослами стать и стали!
Пиноккио в таком вот виде
Сурок, живущий там, увидел:
«Что приключилось, мой сосед?»
«Сурок, я болен или нет?
Ты, если можешь, пульс измерь.
Вообще, болезнь мою проверь!
Пиноккио за руку взяв,
Сурок, пощупав, так сказал:
«Да, лихорадка у тебя,
Притом ослиная  она.
Ослом ты очень скоро станешь,
Быть мальчиком ты перестанешь.
Опять Пиноккио ревет,
Руками уши свои рвет.
«Ну, что поделаешь теперь,
В ослиный мир открыл сам дверь.
Есть в книгах мудрости писанье -
Если живешь ты без старанья,
Если лентяй ты и бродяга,
Не учишься совсем, бедняга,
Все дни живешь ты в развлеченьях,
А из еды - одно варенье,
Ходить же в школу ты не хочешь,
А над учением хохочешь,
Но измениться не желаешь,
Со временем ослом ты станешь!
Тебе осталось два часа
И превратишься ты в осла» -
Так оценил болезнь Сурок,
Но запоздалый был урок.
«Но я ж не виноват, Сурок,
Это Фитиль стал злой мне рок.
Вернуться я хотел домой,
Жить с моей мамочкой родной.
Хотел я продолжать ученье,
Теперь я получил мученье.
А мне Фитиль тогда твердил,
Что лучше, если б я забыл
Про школу, про учителей,
Про книги чтоб забыл скорей,
И чтобы ехал без сомненья
В страну,  где море развлечений,
Что здесь мы будем прохлаждаться,
Бездельничать и забавляться».
«Зачем же ты его послушал
Неверного, плохого друга?
Теперь, Пиноккио, послушай,
Тебе придётся очень туго».
«Но я ведь мальчик деревянный
Без разума совсем, без сердца,
Теперь ослом я стану дранным,
Но Фитилю задам я перцу».
Пиноккио рванул на выход,
Чтоб задать перцу Фитилю:
«Наверно где-нибудь он дрыхнет
И скоро я его найду».
Но тут он вспомнил об ушах:
«Коль кто увидит этот страх,
Так в обморок и упадет,
Или от смеха он умрет.
Поэтому, возьму колпак,
Который из фланели,
И на уши одену так,
Чтоб видеть не сумели».
Он Фитиля искать пошел,
Но, к сожаленью, не нашел.
Тогда пошел к нему домой
И постучался в дверь рукой.
«Кто там» - услышал ответ он
«Да я это – Пиноккио».
«Подожди одну минуту,
Я сейчас открою.
Заходи быстрее внутрь,
А я дверь закрою».
Фитиль был в колпаке таком же,
Напяленным на самый нос.
«Фитиль, наверное не очень сложный
Хочу задать тебе вопрос:
Ты болен, друг мой или нет?
Только правдивый дай ответ».
«Конечно нет. Как мышь я в сыре,
Счастливейший из всех я в мире»!
«Ну, а колпак зачем одел,
Ты прикрыть уши захотел?»
«Нет, я коленку стукнул так,
Что врач сказал носить колпак.
А ты зачем колпак напялил?»
«Это, чтоб пятку я исправил.
Ударился, когда скакал,
Так врач колпак мне прописал».
Затем была сцена немая,
Друзья смотрели, не моргая,
Друг против друга находясь,
При этом чуточку смеясь.
Наконец Пиноккио ласково спросил:
«Твои уши удлинились или нет, Фитиль?»
«Вроде нет, а у тебя?
Расскажи мне про себя».
«У меня болят они,
Оба уха в эти дни».
«Ой, ты знаешь, и мои
Тоже ноют в эти дни.
Покажи мне твои уши».
«Покажи ты первый лучше,
Или мы на раз, два, три
Оба стащим колпаки».
«Я согласен, хорошо,
Ну, считай давай, пошел».
И Пиноккио считает:
«Раз, два, три» – колпак взлетает,
Рядом с ним летит другой
Высоко над головой.
Как увидели они,
Что болезнь одна у них,
Оба стали хохотать,
Прыгать, бегать и скакать!
Вдруг Фитиль остановился,
Очень низко наклонился.
«Ноги прямо не стоят,
На четыре хочу стать,
То-есть, стать на руки, ноги,
Так мне легче бегать вроде».
Тут Пиноккио сказал:
«Ну, и я таким же стал,
Мне на четвереньках лучше,
Чем стоять и себя мучить».
После этого они
Встали тут на четвереньки,
И устроили турнир,
Что от стенки и до стенки.
И пока они бежали,
Тело шерстью обрастало. 
Лица в морды превращались
И хвосты повырастали.
Им стало стыдно, горько, страшно,
И это было так ужасно!
Ведь вместо плача рев ослиный
И звук  и-а-а-а… был очень длинный!
В входную дверь раздался стук:
«Откройте, Господинчик тут,
И очень быстро открывайте,
Меня, ослы вы, принимайте».