Вечер под Суздалем. Домонгольский свет

Издали похожий на клинок,
Снизу заостренный, как клинок,
Месяц всплыл над старой колокольней.
Дальше продвигаясь на восток,
В этом месте Русь пустила корни.

Выросли хлеба – для колобка.
Он поставлен стыть в тени под крышей.
Бабкой стыть в тени под крышей...
Тень растет от каждого пенька.
В сумерках воскреснув, древность дышит...

Вижу у подножия холма
Место, где была когда-то пристань.
Кладка из булыжника видна
В травах, как потертое монисто.
Словно обронил купец монисто.

В тот же, домонгольский бурный век,
Званые отцом на вече в Киев,
Здесь остановились на ночлег
Глеб с Борисом – первые святые.

Я брожу по берегу, храня
В сердце драгоценный зов долины.
Кто-то мне в часовне дал огня –
Сумерки тревожить дней былинных.

Водный путь князей – за годом год –
Таял на мелевших перекатах.
Но в мои ладони Нерль несет
Трепет домонгольского заката.

Блещет и змеится сквозь осот
Нерль, звеня на тонких перекатах.
Мне в ладони к пристани несет
Трепет домонгольского заката.















Месяц наподобие клинка
Выкован над старой колокольней.
Я пришла сюда издалека:
Здесь мои несрезанные корни.

Русла обмелели синих рек.
Холм с густой травой был раньше мысом.
Здесь в дороге выбрали ночлег
Ехавшие в Киев Глеб с Борисом.

Ужин приготовлен на костре.
Наскоро сколочен стол дощатый.
Солнце догорало, и смотрел,
Детство вспоминая, брат на брата.      

Утром вел пастух к реке овец:
В пойме травы выше и сочнее.
Братьям – собираться: ждет отец.
Плыть и плыть – покуда не стемнеет.

Позже у подножия холма
Берег укрепив, возникла пристань.
Кладка из булыжника видна
В поросли травинок бархатистых.

Я брожу вдоль берега, храня
Трепет перед древнею долиной.
Кто-то мне в часовне дал огня –
Сумерки тревожить дней былинных.

Ныне еле виден сквозь осот
Водный путь князей по узкой Нерли.
Только с тех времен река несет
Долгий, домонгольский свет вечерний.