остался в памяти старик из книги "Вся жизнь впереди"
мосье Хамиль всегда сидел в кафе с томиком Виктора Гюго,
мальчик Мухаммед, которого все звали Момо, убегал от мадам Розы и слушал рассуждения старика.
Старик Навид перебирает четки
читает суры с минарета муэдзин
и взгляд его пространный и нечеткий
и уважение к белёсости седин
в Медине вечер, мята тонет в чае
на голове его и гафия, и гутра
Навид семь лет, как письма получает
чернилами с гусиного пера
в Провансе тихом с теплыми ветрами
где виноград, где Арль и Марсель
мадам Регина пишет вечерами
в конце всегда "la tienne Mademoiselle"
старик Навид читает эти письма
и улыбается который год подряд
то засмеется тихо, то присвистнет
он странный, так в народе говорят
малыш Абу колдует с медной туркой
кладет корицу в кофе "Santa-Fe"
худющий, любознательный и юркий
он младший сын хозяина кафе
садится рядом, иногда без спросу
Навид подслеп, не видит далеко
и сыплются от мальчика вопросы
рука дрожит на томике Гюго
не важно, длинный день или короткий
Абу растет, мечтает об отваге
старик Навид перебирает четки
мадам Регина пишет на бумаге
старик
© Copyright: Рустам Адиев, 2014
Свидетельство о публикации №114062504210
Свидетельство о публикации №114062504210
Рецензии
Ромашка
Лена ****ик
он был пьяным хронически, грустным и чуть худым /его звали Романом Романычем все вокруг/
кареглазым, всегда уставшим, немолодым. без чинов - никому ни муж, ни свояк, ни внук.
он запойничал по забегаловкам, чаще - в долг. и подолгу молчал, горький взгляд опустив в стакан.
его часто швыряли на улицу за порог, будто он человеку - букашечка, таракан.
а когда приходило время платить долги, он в кармане искал среди сора и табака
хоть монетку. и шёл закладывать сапоги пропитОму старьёвщику около кабака.
и он брёл босиком по брусчатке на мостовой, подметая штанинами всю городскую пыль,
но всегда с непременно поднятой головой с волосами белёсыми, как молодой ковыль.
и дорога его приводила к гробовщику, где опять возмущался он ценами на гробы.
гробовщик удивлялся несчастному чудаку. вот кому бы в покойники было не плохо бы!
и он шаркал в цветочную лавку, повесив нос /раз на гроб не хватило, то надо бы взять цветов/
и ромашки он брал прямо к цвету её волос - белоснежные, словно из самых прекрасных снов.
и, дойдя до заветного холмика, падал ниц. и шептал: "Я пришел, дорогая. К тебе пришёл.
Мне б коснуться губами ладоней твоих, ресниц, но тебе без меня там, наверное, хорошо...
Я стал старым. Лицо моё в сетке больших морщин. И глаза потускнели давно - в них одна зола.
Но ты выбрала только меня среди всех мужчин, и так нежно Ромашкой меня только ты звала..."
и он плакал отчаянно, горько, до хрипоты. и кладбищенский плющ норовил всё залезть в глаза.
он кричал: "Дорогая моя, ну за что же ТЫ?!! Почему на меня так прогневались небеса?!!"
возвращаясь домой, он стихами топил камин и хлебал, что есть мочи, горячий и терпкий грог.
он боялся, что ТАМ она больше не будет с ним, и боялся, что он не накопит себе на гроб.
Роман Семанишин 28.06.2014 01:14 • Заявить о нарушении
Лена ****ик
он был пьяным хронически, грустным и чуть худым /его звали Романом Романычем все вокруг/
кареглазым, всегда уставшим, немолодым. без чинов - никому ни муж, ни свояк, ни внук.
он запойничал по забегаловкам, чаще - в долг. и подолгу молчал, горький взгляд опустив в стакан.
его часто швыряли на улицу за порог, будто он человеку - букашечка, таракан.
а когда приходило время платить долги, он в кармане искал среди сора и табака
хоть монетку. и шёл закладывать сапоги пропитОму старьёвщику около кабака.
и он брёл босиком по брусчатке на мостовой, подметая штанинами всю городскую пыль,
но всегда с непременно поднятой головой с волосами белёсыми, как молодой ковыль.
и дорога его приводила к гробовщику, где опять возмущался он ценами на гробы.
гробовщик удивлялся несчастному чудаку. вот кому бы в покойники было не плохо бы!
и он шаркал в цветочную лавку, повесив нос /раз на гроб не хватило, то надо бы взять цветов/
и ромашки он брал прямо к цвету её волос - белоснежные, словно из самых прекрасных снов.
и, дойдя до заветного холмика, падал ниц. и шептал: "Я пришел, дорогая. К тебе пришёл.
Мне б коснуться губами ладоней твоих, ресниц, но тебе без меня там, наверное, хорошо...
Я стал старым. Лицо моё в сетке больших морщин. И глаза потускнели давно - в них одна зола.
Но ты выбрала только меня среди всех мужчин, и так нежно Ромашкой меня только ты звала..."
и он плакал отчаянно, горько, до хрипоты. и кладбищенский плющ норовил всё залезть в глаза.
он кричал: "Дорогая моя, ну за что же ТЫ?!! Почему на меня так прогневались небеса?!!"
возвращаясь домой, он стихами топил камин и хлебал, что есть мочи, горячий и терпкий грог.
он боялся, что ТАМ она больше не будет с ним, и боялся, что он не накопит себе на гроб.
Роман Семанишин 28.06.2014 01:14 • Заявить о нарушении