Сон

 
Сторона моя – облако в небе, в реке, в запотевшем стекле.
На ночь глядя, пора отдохнуть, отстраниться, забыть на мгновенье…
Выбирать не могу. Слишком жадно стремленье земле
поверять новой жизни какие найду проявленья.
Выражать тишину, непричастность свою, безучастность свою,
всю нейтральность – какая возможна лишь только – всецело,
норовит – погружая сознание в сон – беззащитное тело.
Не владея собой, каждый раз ты на самом краю.
Но хранит от погибели верной родная земля,
ей неважно каков ты, и с кем засыпаешь далеким.
Дорогая узнай, вопреки всем прогнозам и бурям жестоким –
я с того корабля… Я – обломок того корабля.
Чтобы жить вопреки тем, кто выбрал своё и снискал,
чтобы выжить вдали от всего, что обязано сгнить поскорее,
флибустьером заделаюсь и сколотив капитал,
прежде чем я проснусь, дни лихие окончу на рее.
Но тебя я успею похитить в разгульную ночь,
как собратьев умолкнут застольные веянья гульбищ,
и за всё, что простить не сумеешь, как вольная дочь
самых бурных стихий, одинокого мавра полюбишь.
Там неважно какая чужбина, какое число,
чей шансон из окна, что за феня подвальной когорты,
но на лодке непрочной волну рассекает весло,
и бежим мы всего, и со мной заодно до сих пор ты.
Вновь зеваки клюют из газет, из не молкнущих уст,
что горбатого только могила исправит когда-то,
где всё чаще роднят нас безумием Бони и Клайда,
ибо тщатся окликнуть, как глухонемого Прокруст.
И спасибо на том… Лучше точки, не скажет никто.
Мы проснемся в раю. А в раю огребать не придётся.
Не мечта… Не каприз… На за стежках оставим пальто.
В нём спокойно усну на земле. Ты согреешь, как солнце.
Я усну. Я усну. Вдалеке проплывут облака.
И качнутся реки зеркала, расплескав отраженья.
Ты посмотришь в окно. Не настолько же ты далека,
чтоб, какие нашел я, себе возбранять проявленья.