Никто

Гомер был слеп, Бетховен глух,
синематограф нем.
А как зовётся мой недуг?
Никтоизватьникем.

С утра приходит мой Никто,
и он со мной весь день.
На нём ни шляпы, ни пальто,
и он ни свет, ни тень.

Никто мне в зеркало глядит,
Никто ночей не спит.
"Скажите, доктор, где болит?
И чем грозит, и что сулит
хронический никтит?"

И доктор чешет в бороде
томографом своим
и говорит: "В Караганде
ни в мёртвой, ни в живой воде,
ни при сияющей звезде
никтит неизлечим.

Такой ты, батенька, больной,
такой ты, божежмой!
Иди ты, батенька, домой,
и тщетно руки мой".

Уйду и под Карагандой,
под солнцем и луной
полью себя живой водой
и мёртвою водой,

и там, под солнцем и луной,
как нижнее бельё,
на мне останется со мной
никтожество моё.

У зайцев капитан - Мазай,
у прочих тварей - Ной,
а ты себя творить дерзай
под солнцем и луной,

и как Венера из воды,
Иона из кита,
ты выйдешь из Караганды -
никтожнее никта.

Когда к тебе приходит волк,
стреляющий с двух рук,
глазами - зырк, зубами - щёлк,
никто тебе не друг.

"Ты сер, а я, приятель, сед.
И мне никто не враг.
Ты видишь цель, я вижу свет,
а звать его - никак".

Гомер был слеп, Бетховен глух,
Адам был бос и наг.
Я свет, стреляющий с двух рук.
А звать меня никак.

"Как будто упекли в тюрьму,
но что тюрьма мне та -
никто никтою никому
в никту из-под никта!"