О воспитании писателей

          125 лет назад 23 июня 1889 родилась русская поэтесса Анна Ахматова.

            Пишут сейчас наши писатели, что кому в голову взбредёт, и никакого внимания со стороны общества и руководства страны. Никакого воспитания. Не то, что в прошлом веке было. О, тогда писатели были в таком почёте, ими занимались на самом верху государственной власти. Откладывали все дела и занимались воспитанием писателей.
            Чтобы потом, после их смерти, написать в «Большой Советской Энциклопедии»: «…русский советский писатель, акад. АН СССР(1939), Герой Социалистич. Труда(1967), Чл. КПСС с 1932, Чл. ЦК КПСС с 1961» - о Шолохове М. А. «…русский советский поэт, Герой Социалистич. Труда(1970), Чл. КПСС с 1919» - о Прокофьеве А. А.
            Или – просто, без возвышенных титулов: «…русский советский писатель-сатирик» - о Зощенко М. М. «… русская советская поэтесса» - об Анне Ахматовой. Эти двое больше ничего не заслужили, хотя их воспитанием занимались капитально. Представьте, в каком положении страна находилась в 1946 году. Послевоенная разруха, во многих местах люди умирали от голода, а руководители страны находили время следить за тем, о чём пишут в газетах и журналах и лично занимались «воспитанием» писателей.

            Вот один лишь пример. 14 августа 1946 года на Политбюро ЦК КПСС руководители страны под руководством самого Сталина скрупулёзно занимались «воспитанием»  журналистов и писателей ленинградских журналов «Звезда» и «Ленинград», в которых  «…за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений. Грубой ошибкой "Звезды" является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе».

            «Редакции "Звезды" известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание. Последний из опубликованных рассказов Зощенко "Приключение обезьяны" ("Звезда", № 5-6 за 1946г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо-карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно-хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами».

            Это из Постановления ЦК КПСС от 14 августа 1946 года.

            Вот как заботливо относились тогда к печатному слову  и к воспитанию народа руководители страны, не то, что сейчас, пиши, что на ум взбредёт, и никому нет никакого дела.
             
        И далее в Постановлении ЦК: «Журнал "Звезда" всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности».

            Досталось и Правлению Союза советских писателей: «ЦК устанавливает, что Правление Союза советских писателей, в частности, его председатель т. Тихонов не приняли никаких мер к улучшению журналов "Звезда" и "Ленинград" и не только не вели борьбы с вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей на современную литературу, но даже попустительствовали проникновению в журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов».

            Короче говоря, виновниками отвлечения руководителей страны от забот по восстановлению разрушенного войной хозяйства были, в основном, писатель-сатирик Михаил Зощенко и поэтесса Анна Ахматова. Чтобы до них дошло, что им заботливо хотят помочь перевоспитаться, выступающие не жалели «эпитетов» в их адрес.
                Из воспоминаний журналиста и писателя, участника Великой Отечественной войны, Пётра Иосифовича Капицы:

            Член Политбюро ЦК А. Жданов, главный помощник Сталина по вопросам идеологии: «Тематика Ахматовой насквозь индивидуалистическая. До убожества ограничен диапазон её поэзии, - это поэзия взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молельной. Основное у неё – любовно-эротические мотивы, переплетённые с мотивами грусти, тоски, смерти, мистики, обречённости. Чувство обречённости – чувство понятное для общественного сознания вымирающей группы. Мрачные тона предсмертной безнадёжности, мистического переживания, пополам с эротикой – таков духовный мир Ахматовой, одного из осколков безвозвратно канувшего в вечность мира старой дворянской культуры и добрых старых екатерининских времён. Не то монахиня, не то блудница, а вернее, блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой».

           « А когда Александр Прокофьев в своём выступлении заметил, что, «Анна Ахматова  не сама стихи принесла, а их у неё выпросили сотрудники редакции», Сталин неодобрительно спросил: «Зачем вытащили старуху?» Это о женщине, которая была моложе Сталина на 10 лет.  И никто её тогда не защитил, не напомнил, что Анна Ахматова бескорыстно служила отечественной литературе.
«Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам».

            В первые дни войны Ахматова написала клятву:
«И та, кто сегодня прощается с милым, -
 Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянёмся, клянёмся могилам,
Что нас  покориться никто не заставит!»

          «Летом 1954 года в Ленинград прибыла группа английских студентов. В обкоме комсомола они высказали желание побывать на могилах Михаила Зощенко и Анны Ахматовой.
         - На каких могилах? Они живы и здоровы. Если хотите, можем устроить встречу.

          И такая встреча действительно состоялась в Красной гостиной Дома писателя имени Маяковского. Тут стало ясно, что английских студентов кто-то подготовил. Один из них, обращаясь к Зощенко по-русски, спросил:
           - Как вы относитесь к постановлению ЦК по журналам "Звезда" и "Ленинград"?
И вот на этой-то ненужной встрече Михаил Михайлович сорвался, не сдержав обиды:
          - Я не признаю постановления, в котором обо мне говорится как о пошляке и хулигане. Весь мир знает меня другим. Я честный писатель.

            Такой же вопрос, но уже другим студентом, был задан и Анне Андреевне. Она несколько располнела, не походила на свои ранние портреты, но сохранила величавую осанку и голову держала гордо. С высокомерием королевы, едва взглянув на иностранных юнцов, поэтесса как бы сквозь зубы процедила:
           - Я согласна с постановлением. В своих внутренних отношениях мы разберемся без постороннего вмешательства. В сочувствии не нуждаюсь.

            В дни огорчений 1946 года Анна Андреевна написала такие строки:
«Теперь меня позабудут,
 И книги сгниют в шкафу.
Ахматовской звать не будут
Ни улицу, ни строфу».
            Однако, её не забыли. Как вспоминал Пётр Капица, Ахматову «…чтили по-прежнему и заботились.  Благодаря хлопотам Александра Фадеева она получила в сорока шести километрах от Ленинграда на Карельском перешейке в посёлке Комарово в пожизненное пользование половину литфондовского щитового домика, купленного в Финляндии».

            Не считаю за грех – поместить здесь полностью воспоминания Петра Капицы о последних годах жизни Анны Ахматовой, так как пишу это в день её рождения. Я прочитал эти воспоминания с большим интересом.            «Я жил неподалеку от этих четырех финских домиков Литфонда, стоявших в тени, среди молодых сосенок. Их сдавали на лето писателям, по полдачи каждому на один, два срока.

       Пока на даче жила Аня с собачкой - девочка приемной дочери Анны Андреевны - было кому ходить в продуктовые магазины за хлебом, картошкой, молоком и мясом. Потом девочка подросла, собаку подстрелили какие-то подлецы, и Анна Андреевна большую часть лета жила одна.

    Она потяжелела, стала еще величественнее, ходила с гордо поднятой головой, но очень медленно. Ходьба через лесок в продуктовые магазины утомляла ее, а длинные очереди унижали, приводили в отчаяние. Однажды жена поэта Александра Гитовича Сильва уступила свою очередь Ахматовой, а сама ушла в промтоварный ларек. Через некоторое время одна из зазевавшихся зимогорок, увидев впереди величественную, почти царственную фигуру, не без робости заметила:
    - Вас здесь не стояло.

    За Анну Андреевну заступились дачницы и оставили в очереди. Сама она, конечно, не удостоила ответом зимогорку, но забавную фразу "Вас здесь не стояло" запомнила и часто вспоминала.
Гитовичи жили рядом с Ахматовой в соседнем финском домике.

    Когда Анна Андреевна занималась для заработка переводами корейских поэтов, Александр Гитович переводил китайских классиков. Его поражала начитанность Ахматовой, ее знание мировой литературы. Но и он ей мог помочь, так как закончил войну в Корее и кое-что мог рассказать о поэтах, быте и традициях. Они оба не знали языков переводимых поэтов, пользовались подстрочниками университетских специалистов, которые приезжали на дачу подышать свежим воздухом и посидеть вместе за стопкой вина. И это вскоре стало традицией.

    Добрейшая Сильва Гитович освободила Анну Андреевну от походов в магазины и взяла на себя заботу о пропитании. Чтобы Анна Андреевна не теряла времени за газовой плитой, она готовила обеды на троих.
    Иногда к Ахматовой и Гитовичам набивалось столько гостей, что их некуда было усадить. Все приезжавшие на дачу, видимо, полагали, что холодильники у них ломятся от яств... А у них не было ни холодильников, ни лишних припасов, зарабатывали они очень мало. Легкомысленным гостям приходилось самим отправляться за колбасой, маслом, хлебом и вином.

    У меня с Александром Гитовичем были давние приятельские отношения, не раз приходилось бывать у него на пиршествах в Комарове.
    К концу жизни Анна Андреевна была обречена на какое-то неприкаянное, бродячее существование. В ее доме и на даче не было ни уюта, ни комфорта. Не налаживались и отношения с сыном. Она не имела своего гнезда, хотя получила отдельную трехкомнатную квартиру в писательском доме на улице Ленина. В новый дом Анна Андреевна забрала с собой семью приемной дочери, оставшейся с нею после ареста известного искусствоведа Николая Николаевича Пунина.

    Летом Анна Андреевна обитала на даче, а зимой стремилась к друзьям в Москву, где вела кочевую жизнь: ночевала то в одном доме, то в другом, имея с собой только небольшой потрепанный чемоданчик.
    Всех удивляла ее выдержка, ее непреклонность и политическая мудрость. Ее всюду встречали с глубоким уважением и почетом. После смерти Сталина она была избрана в Президиум писательского съезда и как должное, без осуждения, принимала то, в чем прежде ей отказывали. Она получила и европейское признание, выезжала в Италию получать за стихи международную премию "Этне-таормина" и в Англию за мантией почетного доктора литературы Оксфордского университета. Осаждавшие ее буржуазные писаки всегда получали холодный отпор.

    В стихотворении про Комарово Ахматова писала:
Здесь все меня переживет,
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелет.
    Так и случилось. Она умерла в Москве от инфаркта, а похоронена в Комарове. По ее завещанию сын где-то раздобыл большой старый ржавый крест и установил среди плит над могильным холмом. Могилу ее посещают толпы любителей поэзии».

    На иллюстрации с Интернета - один из портретов Анны Ахматовой.

      23.06.2014