Прямою наводкой

Шёл сорок первый... Горький и чёрный.
Пятился фронт на восток обречённо.
Не рыли окопов, не шли в контратаки.
В хатах покинутых выли собаки.

Время обуглилось гарью пожаров,
а безысходность валилась кошмаром.
Часом казалось, что натиск не сдюжим,
и мразь бронетехникой нас отутюжит.

Но дальше нет ходу! Страшней не бывает.
Село под расстрелом. Там  - передовая.
В нём высилась церковь с пятью куполами
на фоне садов, окунавшихся в пламя.

Прямою наводкой по луковкам храма
палили немецкие танки упрямо,
как будто в крестах им мерещились звёзды.
Кричали вороны – там были их гнёзда.

Долбили настойчиво, остервенело.
На звоннице медь от осколков звенела,
но стойко яичная кладка держалась,
как символ святой православной державы.

И рвало сердца подкалиберным свистом
безбожникам, циникам и атеистам.
Не верил никто там ни в Бога, ни в чёрта,
но стала церквушка нам точкой отсчёта.

Встряхнулись, собрали последние силы.
А в небе вдруг ангел возник белокрылый.
Рванули в атаку без тени сомнений,
без страха за жизни под Божьим знаменьем.

Мы нечисть терзали тогда в рукопашной!
За церковь и землю, сожжённые пашни,
за слёзы и совесть гремела атака.
Вот только лишь трое дошли до Рейхстага...