Возмездие. Поэма

Это есть по-настоящему «ингушское» возмездие – суровое, строгое, справедливое и в то же время благородное. (*1)

(Светлой памяти выдающегося
сына ингушского народа, первого руководителя
ингушской государственности
Идриса Зязикова посвящается) (*2).

«Да живёт Идрис Зязиков долго и в здравии
и да не родится у ингушей второй такой сын!»
(часто возносимый тост завистливыми
недругами ингушей в 20-х годах ХХ века)

«Власть – лишь тлен, а имя – вечно!»


Пролог

В серой дымке город тонет,
Притаившись под горой (*3),
И привычно Терек стонет,
Будто ищет тут покой.

День с утра лишь к грусти клонит,
Небо тучами застлав,
На людей печаль наводит
Или мстить спешит стремглав.
 
***

Хорошо в Владикавказе.
Красотой он знаменит.
Я ж спешу в своём рассказе
О другом вам сообщить.

Здесь на площади, что в центре,
Власть ингушская рулит –
В сером доме, на проспекте,
Все дела свои вершит.

В этом доме, в кабинете,
У окна Идрис (*4) стоит.
А поодаль, на портрете
Пролетарьев вождь (*5) сидит.

Неприятен для Идриса
Получился разговор,
Где чиновники Тифлиса (*6)
Не признали свой позор.

А просил Идрис всего лишь,
Урезонить подлецов,
Говорил он, как товарищ,
Избегая лишних слов.

Но в ответ – лишь оправданье
Он услышал от людей,
Что должны казать и рвенье
Властью сильною своей.

«Над хевсурами нет власти,
Ибо дикий там народ.
Нам от них одни напасти.
Не народец он, а сброд», –

Было сказано Идрису,
Когда он из всяких сил,
По добру и по здорову,
Меры принять попросил.

Ну а повод для Идриса,
Чтоб грузинам позвонить,
Сам нежданно объявился,
Смев безумно поразить.

I. Гонец

Сильной скорбью удручённый,
Зги не видя впереди,
Злобной вестью омрачённый,
Всадник мчится по пути.

Ночь темна. Как искупые,
Опасаясь новых бед,
Все в моленьях, и немые,
Горы смотрят ему вслед.

Звёзды в дальнем поднебесье
Лишь молчание хранят,
Будто скорбное известье
Тихо пережить хотят.

Конь стрелой несёт по кручам
Тело всадника сейчас.
Он спешит по горным тропам,
Чтоб попасть в Владикавказ.

Там начальники большие
Все решимости полны,
Чтобы горцы им родные
Жили в мире, без нужды.

К ним он явится по утру
На работу, в самый раз,
И расскажет всё с испугу –
Про беду в недобрый час:

Как хевсуры удалые,
Вдруг напали на село,
И, пограбив, черти злые,
Вновь ушли, пока светло.

Увели они и стадо,
Что гуляло на лугу –
Чтоб, насытившись, пристало
Только на ночь ко двору.

Так и ранее бывало,
Что бандиты нападут.
Но тогда село вставало
И беда ждала их тут.

А сейчас – иное дело,
Им удача помогла,
Потому себя так смело
Повели из-за угла.

«Ведь никто не ждал такого.
И к тому же – кто, куда
Отлучились ненадолго
Все мужчины из села.

Знать, теперь ликуют, черти,
Оттого что повезло;
Всё равно настигнут мести
И зачтётся им во зло.

Это Бицико (*7) коварный,
Змием к нам заполз в село.
Ничего, гяур бесславный,
Примешь пулю ты в чело.

Кара скорая настигнет,
Бицико, тебя сполна,
Шайка вся твоя погибнет –
Клятва наша в том сильна.

И за всё ты нам ответишь,
И дружки твои поймут,
Что не волк ты, хоть и воешь,
А смердящий пёс и плут.
 
Вот, прибуду спозаранку
Я в Буро (*8), и в добрый час
Там придумаем приманку
Для тебя мы, в самый раз.

Не тому ещё вскрутили
Мы в горах своих не раз
Дурью голову, отбили
Их желанье грабить нас», –

Так бедою увлечённый,
Полон мести неземной,
Скачет горец возбуждённый,
За подмогой боевой.

Только город всё ленится
Снять с лица ночи вуаль,
Чтобы спешно пробудиться
И понять гонца печаль.

А гонцу лишь вторит птица
В утра сумрачную рань.
Лишь она, как озорница,
Рвёт безудержно гортань.

II. В городе

Город в дымке суетится,
Все куда-то норовят…
Кто в трамвае волочится…
Странно, сонно говорят.

Кто, желая торопиться,
К центру держит скорый шаг;
Кто, едва успев умыться,
Вихрем мчится через парк.

Кто-то на базар плетётся,
Чтобы место там занять;
Кто-то на подводе мнётся
Чтоб успеть товар продать…

Фаэтон стремглав несётся,
Будто хочет затоптать
Всех, в пути кто подвернётся, –
Только бы не опоздать.

Тарахтит, как зверь, и авто,
По проспекту проносясь.
Восседает в авто некто,
Чинно, важно развалясь.

Трубы разные дымятся,
Небо чистое коптят,
Люди в ногу к ним стремятся,
Это – пролетариат.

Кто-то счастлив – он смеётся,
Видно, в ночь царила страсть…
Кто-то плачет – слёзы льются,
Значит, жизнь того не всласть…

Только, вот, гонец понуро
Потупив устало взор,
Всё надеется, что скоро
Вновь падёт в объятья гор.

III. В «логове» власти.

Переждав покуда утро
Вскоре вступит в будний день,
Постучал гонец несильно
Тут, в начальственную дверь.

Та лениво отворилась,
Будто нехотя, скрипя,
И глазам гонца открылась
Вся чиновничья стезя.

Люди важные повсюду –
Кто-то хмурен, кто-то зол…
Кто-то дарит и улыбку,
Будто в гости он пришёл…

Кто-то в кожаной одежде,
Кто в черкеске с газырём,
Кто в поношенном бушлате –
Тут начальники при всём.

Но гонцу неинтересно,
Кто во что одет из них.
Это всё ему не лестно,
Главное – подмога их.

В дверь дубовую стучится,
Отворяет он её,
И, успев лишь извиниться,
Говорит тут за своё.

Видно, что устал и злится,
И в запале горец весь,
Будто здесь готов он биться,
Изгоняя вражью спесь.

Но чиновник безмятежен,
Как бесчувственный Башлоам (*9)…
Даже, кажется небрежен:
Прячет мысли за челом.

«То и ладно, не чужой он –
Ведь ингушская тут власть (*10).
Потому помочь и должен
Мне к Идрису чтоб попасть», – 

Так в прикидку поразмыслив,
Про себя гонец решил
Упросить того, не медлив,
Чтоб Идрису доложил.

И чиновник скорым шагом
За собою дверь закрыл
В кабинет, чтоб шеф с докладом
Всё как нужно порешил. 

Пригласил затем чиновник
И гонца за эту дверь,
Чтобы сам о том сановник
Вник в детали этих дел.

Встретил вежливо пришельца
Тут Идрис, Байсолта сын (*11),
Будто рад был видеть горца,
И желанен он один.

Обо всём поговорили
И к решению пришли,
Чтоб отару возвратили
И виновников нашли.

А затем, утешив «гостя»
И спровадив до двери,
Поручил Идрис на месте,
Накормить чтоб повели.

Передал приветы горцам,
Пожелания свои –
Чтоб не мстили инородцам (*12),
Но хозяйства берегли:

Власть в беде их не оставит
И вернёт отару всю,
А бандитов тех накажет,
Дабы зло изжить в корню.

IV. Договор

В кабинете всем уютно.
Тут ингушский «падишах» (*13).
И хотя обставлен скромно,
В нём достаточен размах.

За столом сидят мужчины.
Лица важные у них:
Обсуждают те причины,
Что в горах случились их.

Трое тут, в народе славных,
Хоть и разных всем, мужей, –
Власти силою неравных,
Но достойных ингушей:

Элмарз (*14) всей достоин славы –
Он в Гражданской побывал,
В революции все лавры,
Не пасуя, добывал.

И Усман Шадыжа-някъан (*15)
Ровня другу своему,
Слыл отважным тоже воин,
Не уступчив никому.

« - Мы, Элмарз, с тобой знакомы
С тех горячих ратных пор,
Как бедой большой гонимы,
Бились тут с врагом в упор», –

Уважительно, но жёстко –
Так начав свой разговор,
Говорит Идрис негромко,
Добавляя лишь напор.

Молча слушают мужчины,
Что хаким (*16) им говорит;
Знают, тут не на смотрины
Он позвал их, чтоб дерзить.

Ждут, молчат, покуда скажет,
Для чего же они тут;
Но, Идрис всё продолжает,
Тех – сомнения гнетут:
 
« - Вы сильны и благородны…
Вы отважны, спору нет.
Славы ратной вы достойны.
Мало знает таких свет.

Всё же вас беда сразила
И свела на ложный путь.
Хорошо, что не сгубила, –
Можно б сгинуть где-нибудь…

Ты, Элмарз, абрек известный,
Хоть для власти и бандит.
Может быть, судья небесный
Всё по правде разрешит.

А покуда я во власти
И покуда честен ты,
Знай, избегнешь все напасти,
Что возникнут на пути».

Смотрит прямо на Идриса
И доволен тем абрек,
Что желает компромисса
С ним – вот этот человек.

Ловит сам момент для слова
И спешит, чтобы сказать
То, на что имеет права
И за что готов стоять:

«Я, Идрис, сейчас в смятенье:
Так ли все мои дела?
Даже некое сомненье
Охватило, вдруг, меня.

Мы в Гражданскую (*17) ведь бились,
Зная, что судьба одна.
Но потом дороги сбились –
Жизнь нам разная дана.

Ты, вон, как на «трон» вознёсся!
И по праву это так:
Трон достойному даётся,
А иначе-то – никак.

У меня же получилось,
Как Всевышним мне дано.
По-другому всё сложилось –
В этом божье ремесло.

А в абреки я подался
Лишь от доли роковой:
Жребий мне такой достался –
Мстить, покуда я живой.

Знать, судьба моя такая –
Жить, скрываясь, как изгой,
Зверем век свой доживая
И не зная, в чём покой.

Но одно скажу тебе я,
В этом правда вся моя:
Если мщу, то мщу лишь зная,
Что злодея бью не зря.

Оттого ведь и спокоен
Я пред Богом, не людьми,
Что в стезе своей достоин
Слыть мужчиной, светом тьмы…»

Встал Идрис, и, тихим шагом
Вдоль стола едва пройдясь,
Обернулся резким взглядом,
Вновь на место возвратясь:

«- Оттого я не караю,
А как с равным говорю,
Что таким тебя считаю
И за мщенье не корю.

Этим хоть и преступаю
Я обязанность свою,
Всё ж неправильным считаю
Загубить так жизнь твою.

Ведь, я знаю, ты – мужчина!
И готов в огне сгореть,
Если будет в том причина,
Чтобы честь свою сберечь.

Вот, тебе и предлагаю
Дело важное одно,
И при этом полагаю,
Будет сделано оно.

Лишь вчера мы с гор вернулись –
Было мирно, хорошо.
И вчера же так случилось –
Там ограбили село.

Уличив момент удобный,
Чтоб нагрянуть – улизнуть,
Порешили в час полудни
Нас хевсуры грабануть.

Увели они всю живность,
Прихватили и добро,
Но оставили на милость
Лишь, что было тяжело…»

Тут абреки так зарделись,
А Усман вмешался сам:
«- И куда же люди делись?
Ведь полно аулов там…».

«- Да уж в том-то и беда вся,
Что аул почти был пуст.
Кто куда на день подался…
И не думали мы тут,

Что не станет опасаться
К нам нагрянуть и дерзнуть
Наш сосед, любой, и статься
Без последствий улизнуть.

Так расслабились мы ныне…
В мир поверили, а зря.
И теперь в такой измене
Лишь самим винить себя.

То – не просто ограбленье.
С ним не можем мы тянуть.
Это больше оскорбленье…
Всё нам следует вернуть…», –

Вмиг уставившись на гостя
И немного переждав,
Встал Идрис легко и медля,
Но сомнения поправ.

А мужчины уж в запарке,
В бой готовы поскорей –
Только было бы в достатке
Нужных в деле им людей.

«- Ты, Элмарз, возглавишь дело, –
Продолжает вновь Идрис, –
Провернёшь ты это смело,
Как проворный, умный лис.

Нам не мстить хевсурам надо,
А примерно наказать.
Заберём у них мы стадо –
Пусть посмеют возражать…

Собери друзей немедля,
Объясни, как до;лжно быть.
И скажи, что ваше время –
Чтоб сейчас за правду бить.

Пусть теперь они докажут,
Кто герой из них, кто трус.
В деле пусть себя покажут,
И тогда я возгоржусь.

А пока лишь только горе
Средь народа сеют, жнут:
Мстят кому-то в жалком споре,
Даже сами не живут.

Чем зазря лишаться жизни
И лишать её других,
Пусть покажут, что мужчины
В деле ратном – за своих.

Всем, что нужно – обеспечу,
И от власти защищу,
Сам за всё сполна отвечу
И за промах не взыщу.

Будет в помощь вам дружина,
Но без знаков, из спецов.
Соберёт в горах община
И готовых молодцов.

Вот такое наше бремя…
Выдвигайтесь на Архот (*18).
Поскорее ногу в стремя.
Время вас уже не ждёт».

V. «Абреки»

Всё ущелье стонет гулом,
Воет конницей лихой:
Горцы скачут за аулом,
Что охвачен был бедой.

Всех созвала весть скупая –
Чтоб жестоко отомстить,
Наказать врага, желая
Ту беду искоренить.

Не утешить только словом
Тех, кто здесь спешит на бой:
Все подавлены позором,
Каждый – будто сам не свой.

Рядом Асса голосится,
Пуще плещется волной,
Будто хочет удавиться,
Чем стерпеть позор такой.

Поначалу на опушке
Возле храма (*19), у реки,
Всех собрали, чтобы в спешке
Не отстал никто в пути.

Здесь джигиты всей округи,
И абреки, и спецы…
Разрываются подпруги –
На конях сплошь молодцы.

« - День настал сегодня, братцы,
Дабы каждый доказал,
Что мужчины мы, не зайцы,
И достойны лишь похвал…

Тот, кто женщиной рождённый,
Так мужчиной и не стал,
Пусть судьбой приговорённый
Превратится в пыль из скал.

Кто сегодня безучастный,
Не товарищ нам сейчас,
Пусть наденет он, несчастный,
Шаль, и сгинет с наших глаз». –

Так, бойцами окрылённый,
Жёстко молвил всем Товси (*20)
И на массу, возбуждённый,
Крикнул: «Дяла (*21), нас спаси!» 

За муллой раздалось громом:
«Дяла, Дяла, нас спаси!», –
Разлетелось звонко эхом
По ущелью, – «И прости!».

Прочитал Товси молитву,
К небу руки лишь воздев,
И, потрогав нежно гриву,
На коня воссел, как лев.

Тут Элмарза глас гремучий
Над джигитами вознёс –
Клич его в поход зовущий
Стал предвестником угроз.

Потянулась вереница
Будто войско, вдоль реки,
А хевсурская граница
Смотрит призрачно вдали.

Впереди Элмарз несётся,
Позади – Усман (*22), Товси,
Рядом, будто к бою рвётся,
Скачет Буружев Искхи…

Вот, Сулейм за ними скачет.
Всё стремится он вперёд.
Конь под ним как будто плачет...
То - не плач, то - ярость жмёт.

Позади Маас и Ижи,
Осман - Айдмар-хаджи сын,
Дзарахмат к Маасу ближе,
Джабраил - как исполин.

Осман - Гатагажа-някан...
Джаби Кхорахой - за ним,
С ними Саид Кате-някан
С краю - значит, уязвим.

Тут достаточно известных
В Ингушетии сынов,
Но немало и безвестных,
Юных, дерзких храбрецов.

Крик гортанный раздаётся
По ущёлью, в гряде гор,
И земля в ответ трясётся –
Всех пугает сильный ор.

Мчится конница стрелою,
Дикой злобою полна,
За скалистою дугою
Ждёт хевсурская страна.

VI. Проверка.

Пред расщелиной, в теснине,
До хевсурской стороны,
«Войско» встало у стремнины,
Где решиться все должны:

Кто в сомнении плетётся,
Кто и страхом удручён,
Кто-то, может, просто рвётся
Местью злобной омрачён?

«- В миг священный обращаюсь
К вам, джигиты, я сейчас:
Заручиться не решаюсь
За себя или за вас.

Божью волю призываю
Быть подмогой в этот час,
Лишь на вас я уповаю –
Не ославите вы нас.
 
Кто желает отступиться,
Иль сомненье у кого,
Пусть сейчас же он решится –
Не удержим никого.

Вон, за выпуклой горою
В страхе нас Архоти ждёт,
Кто мужчина – тот со мною,
А кто трус – пусть сам уйдёт», –

Так неистово взорвался
Горячённый тамада,
«Гром» в ответ ему раздался:
«Не отступим никуда!».

Элмарз глянул тем довольный
На муллу исподтишка,
Ну а Товси, возбуждённый,
Лишь моргнул ему слегка.

Завершив обряд молитвой
В путь направился отряд,
Закрепив священной клятвой,
Насмерть чтобы всем стоять.
 
VII. В Архоте.

Вся в тревоге и в моленье
Ждёт хевсурская земля –
Весть о том, что будет мщенье
Бродит с ночи здесь не зря.

Все мужчины затаились,
Их невидно тут с утра:
Где-то в дебрях схоронились
Иль ушли невесть куда.

Только робкие хевсурки,
В ожидание беды,
Старики и да старушки
Здесь, в селении, видны.

Но абреков не смутило,
Что воров окутал страх,
Только более взбодрило,
Чтоб предать Архоти в прах.

Над холмами, вдоль аула,
По веленью тамады,
Искра пламенем взметнула
Все хевсурские мечты (*23).

Это знак хевсурам ныне,
Что не в гости к ним сюда
Так гIилгIо (*24) явились в гневе,
Злобно, беды им суля.

Тамада (*25) на то иное
Всем своим повелевал,
Чтоб никто не взял чужое,
Без вины не приставал.

Повелел он, чтоб скорее
Бицико пред ним предстал
И дружков своих точнее
Он по имени назвал.

А касательно скотины,
Что с дружками увели,
Пусть пригонят, как мужчины,
Раз угнать они смогли.

И, при этом, пусть узнают,
Какова расплата ждёт.
Ингуши не всё прощают,
Но всему имеют счёт.

Сам же он во всеоружьи,
В окружении бойцов,
Перед саклей хевисбери (*26)   
Резво спешился без слов.

С ним Усман Шадыжа-някъан
И Буружев с ним Искхи,
Товси-мулла Шади-някъан –
Вместе тут с коней сошли.

Мрачен вид теперь Джуолы,
Гости – не к добру сейчас,
Тяжелы их разговоры,
Неприятен вражий глас.

Но старик предельно сдержан:
Зря не гневить бы врага.
Он к вражде и не привержен –
Жизнь с врагами нелегка.

Только думает он ныне,
Как бы выправить дела,
Чтоб в горячем данном споре
Кровь не пролита была.

А гIалгIаи (*27), то и дело,
Будто жить сюда пришли,
По аулу бродят смело –
Как хозяева, они.

« - Мы, старик, твои седины
Не посмеем осквернять,
Но скажи нам, где мужчины,
Чтоб могли пред нами встать?

Ты – старейшина, Джуола,
И общиной правишь всей.
Рассуди ты, ради Бога,
Здравой мудростью своей.

Почему твои хевсуры
Нам покоя не дают,
Набегают как шакалы,
Грабежами достают?

Неужели позабыли,
Как не раз мы мстили тут?
Чтобы кровь вновь не пролили,
По добру пусть всё вернут.

Бицико же мы достанем,
Он от кары не уйдёт,
И примерно всех накажем –
Пусть никто добра не ждёт.

Не позор ли для мужчины,
Будто заяц без души,
Чтоб спасти свои штанины,
Где-то прятаться в тиши?

Но штаны с него мы снимем,
Он не должен их носить…
Живность вашу всю изымем,
И попробуйте нам мстить…», –

Скорбно слушает Джуола
Гневом полненную речь,
Лишь во рту слюна присохла –
Проще бы в могилу лечь:

«- Мы, Элмарз, с тобой знакомы.
Тяжелы твои слова.
Не для сладостной истомы
Вы явились так сюда.

Понимаю, оправданий
Вы не ждёте от меня,
Но и ваших нареканий
Не признать никак нельзя.

Я не молод, годы грузом
На плечах моих лежат.
Ты, назвав хевсура трусом,
Груз умножил мой стократ.

Крест Святой тому свидетель
И что Бог на небесах…
Пусть пред вами сгину, еже ль
Мной обуял дикий страх.

Не желал народ хевсуров
Стать посмешищем в горах
И позором для потомков –
Потому я весь в слезах.
 
Бицико же осуждаю,
И товарищей его.
Но и вас я призываю
Не позорить никого.

Пусть расстанемся мы ныне
Не врагами, хотя вас
Мы разгневали в гордыне,
И за то – простите нас.

Ты сказал, что нашу живность
Вы изымите, тогда
Лишь проявите немилость
И насытитесь сполна.

Ведь, при этом, наши семьи
Не прокормят тут себя.
Раз пришли вы ради мести,
Пусть же первым лягу я.

Но, прошу, вы мне поверьте:
Не от чванства вас сюда
Бицико и его черти
Заманили для суда.

Много тут семей голодных,
Много сирых и больных,
Много просто обделённых  –
Вы погубите лишь их.

Потому, Элмарз, решите,
Будет ли такая месть
Справедливой, и скажите –
Что ещё от вас нам снесть?

Не достойно ли гIилгIоя
Просьбу в том мою учесть,
И не сеять больше горя,
Сохранив мужскую честь?

Ведь, на всё есть божья воля,
И мулла твердит о том,
Что возвышен будет в доле
Каждый, кто добром силён».

VIII. Бицико.

В это время к старой сакле,
Где сидели старики,
Привели избитых в драке
Молодцов. Те у реки,

За обросшими холмами
Что виднеются вдали,
Всю гIалгIайскую скотину
Зорким глазом стерегли.

А в заброшенной лачуге,
Где хозяйка держит кур,
Бицико нашли в испуге –
Весь он бледен, груб и хмур.

Выйти на люди боится,
Чтоб позора избежать,
Злобной участи страшится,
Местью страшной чтоб не пасть.

Говорит: «Живым не сдамся,
Проще так мне трупом стать.
В этом я себе поклялся
И на том готов стоять.

Я гIилгIо подавно знаю –
Их обида велика,
Стать их жертвой не желаю –
Ведь убьют наверняка.

Пусть Элмарз вовсю ликует,
Раз его сейчас взяла,
В жизни то ли ещё будет,
Нас опять сведут дела».

Но в ответ своё презренье
Ему Элмарз передал:
«Ты – ничтожное созданье,
Так себя и показал,

Не мужчина ты и явно
Не хевсур, чтоб честно пал.
С петухом побудешь славно,
Ведь ты курицею стал.

Нам, мужчинам, непристойно
Мстя тебе, так низко пасть.
Поведём себя достойно,
Ты же – худшая напасть».


IX. Наказание.

По совету Товси-муллы
Элмарз всем повелевал,
Чтоб никто здесь срамной хулы
На себя не накликал.

Объявил он им решенье:
«Тут для сирых и больных,
И для женщин одиноких,
И для нищих, и слепых

По одной живой скотине
Будет выдано на двор,
Чтобы в тягостной кручине
Не застал их смертный мор.

Остального поголовья,
Все лишатся. Этим спор
Завершится, без сомненья,
И свершится приговор».

Слово властное абрека
Сокрушило крепость гор,
Не оставив ни упрёка,
Но с лица стерев позор.

Тем хвалою обернулись
Ингушетии сыны,
Что с бедой не возвернулись
Из чужой для них страны.

Им довольны все остались –
И родные, и чины –
Оттого что постарались
Всё уладить без войны.


Эпилог

День к полудню только клонит,
А Идрис доволен всем.
На «вождя» он долго смотрит,
Тот с портрета – будто нем.

Вдруг, помощник прерывает
Мысли шефа, между тем.
Стуком дверь он отворяет,
Доложить спешит затем,

Что звонят теперь грузины
Из Тбилиси: «Уж совсем
Они нами недовольны,
Провинились будто чем».

Но Идрис зачем-то медлит,
Не спеша ответить им;
Про себя как будто молвит
Что-то важное, меж тем.

Будто н;хотя, подходит
К телефону, и потом
Странно как-то на пол смотрит,
Ссору чувствуя нутром.

Поднимает трубку важно,
Но спокоен, как гранит.
Говорит степенно, дружно –
Благочестие хранит.

Обменявшись добрым словом,
Молча слушает о том,
Как грузины, между делом,
Ингушей винят во всём,

Что в Архоти приключилось,
Позабыв, как в прошлый раз
Сам Идрис, чтоб всё забылось,
Их просил вмешаться в час,

Когда ловкие хевсуры,
Принеся немало бед,
Вмиг напали, как химеры (*28),
Не ценя друзей обет,

На ингушские аулы,
Мирно жившие в горах,
Умалив остаток веры
И стерев всю дружбу в прах.

« - Это были все абреки, –
Говорит Идрис в ответ, –
Ясно ведь, они – бандиты,
И на них управы нет!».

***

Так возмездие свершилось,
Дав грабителям урок,
А в горах искоренилось
То, что сеет злобный рок.

Но история с набегом,
Где Идрис при власти всей,
Не замедлившись с ответом,
Защитил своих людей,

Да послужит всем уроком:
И для властных ингушей,
В положении высоком
Вмиг вознёсшихся мужей.   

Власть – лишь тлен, а имя – вечно!
И в истории своей
Пусть проходит каждый честно,
Добрый след оставив в ней.

08.04.2014 – 18.06.2014.

 _____________________________

(*1) В основу поэмы лёг реальный факт, имевший место быть в 1920-х годах между ингушами и хевсурами, в период правления Ингушской Автономной Областью Идриса Байсултановича Зязикова. По имеющимся косвенным сведениям, этот факт и сыграл роковую роль в судьбе ингушского правителя И.Б.Зязикова, пламенного и авторитетного революционера, большевика и народного героя.

(*2) Имеется в виду Идрис Байсултанович Зязиков, первый руководитель Ингушской Автономной области, репрессирован в 1930-х годах и замучен в подвалах НКВД в Грозном. В 1929 г. отстоял Владикавказ в качестве столицы Ингушетии, добившись отмены первого решения руководства страны о передаче этого города Северной Осетии в статусе её безраздельной столицы. Но данные замыслы И.Сталина реализовались в 1933 году, к тому времени зачистив руководство Ингушетии от «принципиальных» и «несговорчивых» кадров, заменив их присланными чужаками.

(*3) Имеется в виду город Владикавказ. Он расположен под Столовой горой, по-ингушски именуемой Маьт-лоам, т.е. Священная гора.

(*4) Идрис Байсултанович Зязиков – первый руководитель Ингушской Автономной области.

(*5) Имеется в виду Владимир Ильич Ленин – основатель Коммунистической партии большевиков и Советского государства, его называли «вождём мирового пролетариата».

(*6) Тифлис – прежнее название города Тбилиси, столицы Грузии.

(*7) Бицико (БицIикIо) – имя главаря банды хевсуров, напавшей на аул горных гIалгIаев (ингушей).

(*8) Буро – ингушское название крепости и города Владикавказ.

(*9) Башлоам – ингушское название ледника Казбек, буквальный перевод – Тающая гора.

(*10) С 1924 по 1933 годы город Владикавказ являлся столицей в том числе и Ингушской Автономной области. Органы власти ИАО размещались в центре города, в районе нынешней площади Ленина.

(*11) По ингушской традиции перед именем любого авторитетного, уважаемого, статусного или просто известного в обществе и народе человека употребляется имя его отца. Например, в данном случае следует понимать как Байсултана сын Идрис. А по русской норме это будет Идрис Байсултанович.

(*12) Имеется в виду, что хевсуры этнически не ингуши и не жители Ингушетии.

(*13) Падишах (инг. – падчахь, паччахь) – иранизм, заимствованный и используемый в речи вайнахами с тем же смыслом – правитель, государь. Ингуши и чеченцы по настоящее время называют руководителей своих республик «падчахь» – гIалгIай падчахь (правитель ингушей), нохчий падчахь (правитель чеченцев).

(*14) Парагульгов Элмарз Андаркиевич - активный участник Гражданской войны и революционных событий по установлению Советской власти в Ингушетии в начале ХХ века, «красный партизан», соратник Идриса Зязикова в этих событиях. Впоследствии по причине кровной мести подался в абреки и пользовался среди них и в народе известностью и достаточно высоким авторитетом.

(*15) Шадыжев Усман Айдемир-хаджиевич  - активный участник Гражданской войны и революционных событий по установлению Советской власти в Ингушетии в начале ХХ века, также соратник Идриса Зязикова в этих событиях. Друг (побратим) Парагульгова Элмарзы Андаркиевича, в том числе и по абречеству. «Усман Шадыжа-някъан (наькъан)» следует читать в русской транскрипции как Усман Шадыжев, «наькъан» (някъан) у ингушей обозначает ответвление от одного тейпа-патрона, но тоже понимается как род, тейп.

(*16) Хаким (инг. – хьаким) – тюркизм, означающий «чиновник», «руководитель», «начальник». Широко распространён и в языках нетюркских народов Кавказа.

(*17) Имеется в виду Гражданская война после революции в России в начале ХХ века.

(*18) Архот (Архоти) – район в Хевсуретии (Грузия), примыкает к горной Ингушетии.

(*19) По старинной традиции, по всем важным вопросам ингуши с разных окружных ущелий собирались у древнего и главного храма ТкъобIаь-ерда, стоящего на широкой «солнечной» поляне у реки Асса, там же принимались обязательные для исполнения решения. Кроме того, храм расположен почти у перекрёстка четырёх ущелий и дорог, одна из которых напрямую ведёт в Хевсуретию.

(*20) Товси-мулла Шадиев – авторитетный и влиятельный ингушский учёный-богослов, мулла, активный участник революционных событий начала ХХ века в Ингушетии, в период установления Советской власти.

(*21) Дяла (Даьла) – инг. – Бог.

(*22) Усман Шадыжев.

(*23) По указанию тамады Элмарзы Парагульгова абреками на возвышенностях вокруг аула были зажжены костры для нагнания страха на жителей эффектом массовости.

(*24) ГIилгIо – так хевсуры называют гIалгIаев (ингушей).

(*25) Тамада - в данном случае следует понимать как старший, главный, командир.

(*26) Хевисбери (груз.) – старший (управитель) ущелья, старейшина ущелья.

(*27) ГIалгIаи (инг.) – ингуши.

(*28) Химера – первоначально в древнегреческой мифологии: опустошившее страну огнедышащее трёхголовое чудовище, полулев-полукоза с хвостом-змеёй.