Почти забытые поэты. Анатолий Поперечный

Ремарка - А.Поперечный хорошо известен как поэт-песенник, но мало кто знает
его стихи, не положенные на музыку...

поэт Анатолий Поперечный

Анатолий Поперечный
Советский и российский поэт-песенник Анатолий Поперечный в возрасте 79 лет скончался в ночь на воскресенье, 18 мая, в Москве. Об этом «Ленте.ру» сообщил его родственник. Анатолий Поперечный родился 22 ноября 1934 года на Украине. В годы Великой Отечественной войны он жил вместе с матерью на Урале, однако в 1944 году они вернулись в Николаев, где будущий поэт закончил десять классов. По окончании школы работал на Черноморском судостроительном заводе, был участником заводского литобъединения «Стапель» и заочно учился на филологическом факультете Николаевского педагогического института. В 1954 году окончил Ленинградский пединститут. В 1960 году Поперечного приняли в Союз писателей СССР. Поперечный — автор 22 сборников поэм и стихов. Он, в частности, написал стихи к таким популярным эстрадным песням, как «Соловьиная роща», «Малиновый звон», «Олеся», «Свадебные кони», «Малиновка», «Аист на крыше», «Почему, не ведаю», «Трава у дома», «Завалинка». Стал лауреатом всесоюзных конкурсов, а также академиком Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка.

"Кони мои..."

А у наших коней да заместо подков
Полумесяцы на ходу.
У Зелёного Яра, у жёлтых песков
За звездой высекают звезду.
Кони, кони мои! Ну, не кони, а гром!
Объезжали вас наши отцы.
И, бывало, в страду били вас батогом,
А потом целовали рубцы

Соловьиная роща
Там, где месяц сказку сторожит,
Где в зелёных дебрях ветер ропщет,
Роща соловьиная стоит,
Белая, берёзовая роща.
Там на тонких розовых ветвях,
В зарослях черёмухи душистой,
Соловей российский - славный птах
Открывает песнь свою со свистом.
  *   *   *   *
На березах солнечные родинки,
А на травах знобкая роса.
И глазами карими смородины
Родина посмотрит мне в глаза.
И уже звучит в пространстве нынешнем,
Так звучит, что можно зарыдать,
От веретена и от лучинушки
Песня, что певала в детстве мать,
С птичьего полета даль окину я —
Там петляет в прошлое стезя,
И горит, святая, материнская
На щеке у
Памяти слеза.
Та слеза такая безутешная,
Вечная и вещая,
Она —
Совесть наша, боль, тоска нездешняя,
Здешняя и горькая до дна…
На березах солнечные родинки,
Я лежу, как в детстве, на земле.
И глазами той родной смородины
Родина глядится в душу мне.

*   *   *   *
С желтыми глазами черный кот
На карнизе ушками прядет,
Нежится на солнце старичком,
Лапкою играя с паучком…
И горят янтарные зрачки,
Как светозащитные очки…
В свой непостижимый мир маня,
Кот гипнотизирует меня.
Не мигая, долго так глядит
Этот вот домашний индивид,
Как сама загадка…
Черный кот,
Я расшифровал твой тайный код:
В медленном мурлыканье твоем —
Кто-то за теплом скребется в дом,
Просит, словно хлебушка кусок,
Доброты иль нежности чуток,
Боль вложив в нехитрую мольбу,
Жалуется тихо на судьбу,
На судьбу пропащую свою,
Может быть, у бездны на краю…
Вдруг ему подскажет верный ход
С желтыми глазами черный кот?!.

*   *   *   *

Опять открываются дали,
Дожди спать уходят в загон.
Как князь ждет оброка и дани,
Ждет солнца пустой небосклон.
И я жду тепла золотого,
Парного дымка из стогов,
Как ждут заповедного слова,
Того — среди множества слов.
Оно громом с ясного неба
Пронзительно грянет в тиши.
И словно от теплого хлеба
Очнутся амбары в глуши.
Приветливей глянется роща,
Уже приготовясь к зиме.
И вновь безмятежней и проще
Захочется жить на земле,
Есть в той простоте — суть святая
И вера, что вечно живешь,
Душой где-то в небе витая,
И все ж на земле ты умрешь…
И я, эту правду приемля,
В себе все сомненья глушу,
Держу на руках своих землю
И в белое небо гляжу.

*   *   *   *
Синий, белый, оранжевый дым —
От лесов, от болот и от пашни,
От лугов, от урочищ опасных
От земли, той, за плесом речным.
И еще — от родного жилья,
Старой хаты моей однотрубной,
Словно детство, уже недоступной,
Где моя начиналась земля.
Там подсолнух качал головой,
Целоваться лез глупый теленок,
В дом заманивал лапкой котенок
И шаманил в трубе домовой.
И петух, от зари алой рьян,
Семицветный красавец повеса,
Женихался под ветхим навесом,
Над подворьем и курами пан…
Я петушье кривое перо
Окунал в голубые чернила,
И рука моя что-то чертила
В час, когда все в округе спало.
Спал окованный став —
Лунный выплеск,
Стыл за кузницей старенький плуг.
Ну, а я, словно сельский пастух,
Гнал слова золотые на выпас.
И рогами священных коров
Упиралась мне в ребра поэма.
Караванного хлеба эмблема
Проступала сквозь песенность слов.
Пели птахи в чащобах глухих,
И вздыхали коровы в сараях,
И земля, на рассвете сырая,
Заворочалась в песнях моих.
Дым Отечества…

*   *   *   *
Февральская метель

Деревья и снег.
Тишина.
И ждет, засыпая, округа,
Что ночью проснется она,
Как будто дитя, от испуга.
Заплачет, качнув колыбель,
Ударит поземкою в очи,
Февральская эта метель
Разбудит меня среди ночи.
И я ей окно распахну,
Впущу, словно белую стаю.
Забывшись на миг, обниму
И словно душою оттаю.
И будет нам с ней не до сна,
И станет не так одиноко…
А в небе прищурит луна
Свое омутовое око.
И я, может быть, на беду,
Со свистом, чтоб знала округа,
В обнимку с метелью пойду,
Чтоб ты увидала, подруга.
Чтоб ты, припадая к окну,
Меня и ее опознала,
И вновь, как в былую весну,
Любила, ждала, ревновала.
Стелила бы долго постель,
Но что, что такое вдруг сталось?