Из записок челнока
Это мне здорово пригодилось в 90 годы, когда я начала осваивать новую профессию торгового работника, и вынуждена была ездить в столицу за товаром и уже чувствовала себя свободно и уверенно. Первая поездка меня разочаровала. Я не узнала Москву. Она бала какая-то чужая, грязная, замусоренная.Было обидно до слёз за столицу. Бросались в глаза переполненные контейнеры с отходами, где рылись бомжи. Может, я бы и не начала «челночить», но, работая в школе, по полгода не получала зарплату. А точнее, её выдавали, но не деньгам, а мебелью, посудой, продуктами…Кое-кто из учителей осмеливался подавать в суд на руководителей школ. Здесь-то и была проблема. В отдельных школах начинались преследования таких учителей, косые взгляды, упрёки. Словом, потихоньку прессовали работодатели, хотя некоторые работники падали в голодный обморок. Вот тогда-то и бросились в торговлю и педагоги, и медики, и работники других профессий. Почему-то невольно вспомнила пьесу Погодина «Кремлёвские куранты», где профессор (!!!!) торговал спичками в эпоху НЭПА. Он бросал вызов обществу. С нашей же стороны торговля—это стремление выжить. А, может быть, и выразить протест таким вот образом.
Чаще в Москву за товаром мы ездили с Максимовной. По профессии она воспитатель детсада. Всю жизнь она отдала детям. У нас с ней было много общего. Человек она лёгкий, надёжный, интересный. Почти, каждая поездка не обходилась без приключений. Казалось бы, мы не первый год ездим с столицу за товаром, а попали мы впросак неожиданно. Рынок огромный, тянется на многие десятки километров. Состоит он из огромных крытых ангаров и узких торговых рядов. Множество разношёрстного народа из разных уголков Советского Союза. С тележками и огромными баулами. Эта лавина народу движется впритык. Однажды зашли мы с Максимовной очень далеко. Непрерывный людской поток двигался в одну сторону. Моя Максимовна заполнила уже одну сумку обувью и была очень довольна. Потом начала прицениваться к джинсам. Оглянулась—а сумки-то её и нет. Срезали. Ступор её длился недолго. Она кинулась в одну, другую сторон. Но пройти было невозможно. Везде в рядах шла бойкая торговля. Турки, китайцы и русские были спокойны и невозмутимы. Кто украл, неизвестно. А ведь кто-то видел, как крали, но никто ни за что не скажет. Все боятся…Максимовна—человек сильный. Хоть очень обидно и горько, но виду не показала. Даже потом шутила над собой. Мы знали, как достаются деньги. Экономили каждую копейку первые годы на всём. Что выручали, то и снова вкладывали в товар. Вспомнился закон политэкономии: товар—деньги—товар.
Помню, как-то я приехала в Москву. Мой брат Николай решил мне помочь. Он следил за сумками и тащил тележку по рынку. Очень часто воры отточенной монеткой разрезали совсем незаметно сумку и вынимали товар. С утра и до вечера мы бродили с ним по торговым рядам Лужников. Вечером закатились домой. Сели ужинать. Он жене и говорит: «Чтоб я ещё пошёл на рынок?! Ни за какие деньги! Я бы лучше 5 гектаров земли мотоблоком вспахал». Мы рассмеялись. Да…тяжела шапка Мономаха. А летом одолевает невыносимая жара и жажда. Да пот в три ручья. Как правило, утром мы приезжали, а вечером—обратно. И надо везде успеть. Посадки на поезд в обратный путь ждали, как рая. К вечеру валились с ног от усталости. Ездили, в основном, в плацкартном вагоне. Он до отказа набит огромными клетчатыми сумками. Они везде: на вторых, третьих полках, под столом, в проходе. Такое ощущение было, что торговала вся Россия. Однажды нам повезло: билеты дали в первом купе. Мы обрадовались: не надо тащиться с таким грузом далеко. Но радовались рано. На улице и в вагоне, как в бане, окно не открывалось, вентиляция не работала. Мы рано улеглись спать. А утром проснулись все больные: у меня болело горло, у кого-то слезились глаза, а сосед вверху беспрерывно чихал, словно чахоточный. С чего бы? Оказалось, в конце вагона два «рыцаря», подвыпив, не могли поделить молодую даму. Та не знала, чем обороняться, брызнула из газового баллончика. Газ мигом разошёлся по всему вагону. Дошёл и до нас. Женщину эту потом сняли с поезда, а мужичками занималась наша доблестная милиция.
Очень редко я ездила в Москву одна. На два дня. С ночёвкой у Николая. Одевались все торгаши скромно, лишь бы было тепло. Была зима. Я возвращалась с Черкизовского рынка, Тащила тяжеленную сумку с обувью. Колёса моей тележки выписывали не только «восьмёрку». Вдруг слышу, что сзади меня кто-то окликает: «Эй, ты, синяя куртка, притормози маленько.» Я не оглядываюсь и иду дальше. Знаю, что общаться ни с кем нельзя.В челночестве были свои законы. Опять ко мне обращаются. Я повернула голову. Сзади меня плёлся бомж в какой-то замызганной куртке, в спортивной грязной шапке и стоптанных башмаках, заросший щетиной до самых глаз. Догнал меня всё-таки. «Слышь ты, а пойдём ко мне. Я тебя накормлю, чайку согрею. Да я живу здесь недалеко», -пробормотал он. Я прибавила шаг. Бомж не отстаёт. Я растерялась. Народ шёл мимо, не обращая на нас внимания. Наконец, я не выдержала: «Отстань от меня, никуда я с тобой не пойду». Он безнадёжно махнул рукой. Краем глаз вижу, что отстал. Когда всё это я рассказала своим родственникам, мы весь вечер умирали со смеху. Бомж, очевидно, увидел во мне родственную душу. Видно, одета была так же.
Девяностые годы - это целая история российской перестройки.Много было разных ситуаций. Перестроечные времена были тяжёлыми и непредсказуемыми. Со временем я приобрела опыт в работе. И зря некоторые люди считают, что деньги коммерсантам сами с неба сыплются. Это бремя не каждому по плечу.
Июнь 2005г.
Свидетельство о публикации №114062106692
*
С уважением и теплом души,
Татьяна Боталова Шмырина 23.08.2019 17:53 Заявить о нарушении