Светлой памяти

                Олегу Николаевичу Михайлову,  светлой памяти (18.06.1933-9.05.2013)

         Вся поэма «Василий Теркин» плотно прошита качественными рифмами.   Насколько помню,  только в одном месте строки не связаны между собой рифмой. Вот оно, в главе «О себе»:

И в глуши родной, ветвистой,
И в тиши дневной, лесной
Молодой, густой, смолистый,
Золотой держался зной.

И в спокойной чаще хвойной
У земли мешался он
С муравьиным духом винным
И пьянил, склоняя в сон.

     Твардовский здесь ставит внутренние рифмы «спокойной - хвойной», «муравьиным – винным», но окончания строк «хвойной/винным»  оставляет несозвучными. Почему? Предполагаю здесь не технический прием, а особый знак. И об этом дальше.

       Я рассуждал так. Если указанный способ рифмовать принят Твардовским как допустимый прием, то почему этот способ используется в единственном месте? Во всех других местах «Теркина» внутренние рифмы не заменяют, а дополняют традиционную рифмовку. Присмотревшись, видим, что и взятую строфу можно было бы переписать в привычной форме. Значит, заключаю я, приведенные строчки – какое-то особое место в поэме.

   Итак, перечитаем всю главу , о ком в ней? Глава входит в тему поэму органично, необходимым куском, в соответствии с замыслом. И вместе с тем, ее текст можно сопоставить не только с героем поэмы и с самим автором, но и с посторонними судьбами. Короче, сразу сделаю эвристическое предположение: Твардовский увидел, что он здесь отчасти пишет и  о себе, и о войне,  и, если отвлечься от военной темы, о своем горячо любимом поэте, о Бунине.

Напомню некоторые любимые Твардовским стихотворения Бунина, с которыми найдутся образные, интонационные или лексические соприкосновения в главе «О себе». В первую очередь, стихотворение

   Детство.

Чем жарче день, тем сладостней в бору
Дышать сухим смолистым ароматом,
И весело мне было поутру
Бродить по этим солнечным палатам!

Повсюду блеск, повсюду яркий свет,
Песок — как шелк... Прильну к сосне корявой
И чувствую: мне только десять лет,
А ствол — гигант, тяжелый, величавый.

Кора груба, морщиниста, красна,
Но как тепла, как солнцем вся прогрета!
И кажется, что пахнет не сосна,
А зной и сухость солнечного лета.

    Дальше вспоминаются Лесная дорога, Молодость («В сухом лесу стреляет длинный кнут…»). Ощущение, что во взятой нами главе Твардовский с бунинским же чутьем пишет про тот же мир с тем же воздухом и лесом, с живым цветом и запахами.
       И вот о запахах. Догадываюсь, что несвязанные строчки «хвойной/винным» - это особый знак признания перед мастером, и он указывает на всем известный Ландыш, написанный тем же размером:

И навек сроднился с чистой
Молодой моей душой
Влажно-свежий, водянистый,
Кисловатый запах твой!

   «Теркин» выдержан с беспримерным в поэзии человеческим тактом. Вот и здесь, думаю, Твардовский намеренно очень близко подошел к бунинскому тексту и отступил, отказываясь от рифмы. Поприветствовал соотечественника и символически преклонил голову перед его  заслугами.   

    По моим ощущениям рассмотренная глава как будто целиком адресована Бунину. Вот еще один неслучайный знак в главе – имя учителя Иван Ильич. Естественно предположить, что в качестве ориентира указана «Смерть Ивана Ильича». В самом деле, Бунин очень серьезно относился к этой повести, и для Бунина слово учитель в связи с упоминанием Толстого уместно.   

     Сегодня мы знаем, Бунин прочитал и предельно высоко оценил достоинства «Теркина». Без сомнений, он как личное воспринял образ отнятой, искалеченной родины, «угол отчий, мир мой прежний», что «за той чертой» и многое другое из текста. Говорят, по прочтении он написал отзыв прямо в адрес Твардовскому – а это исключительный поступок Бунина по отношению к советским авторам. Ну, и также говорят, Твардовскому не позволили ответить. А Твардовскому и Бунину много было чего сказать друг другу. Вспомним, наконец, знаменитую публикацию «О Бунине» в «Новом мире», 1965, http://lk.vrnlib.ru/?p=post&id=108 , один из многих по-граждански мужественных поступков Твардовского.

    Написал длинно, но стало легче. Легче от догадки, что между двумя мастерами русского слова, непревзойденными в конечном счете мастерами с по-своему трагическими судьбами, все же состоялся разговор. «А нет, ну – нет.»

И не в обиде. И не все ль равно.
Какою метой вечность сверху мечена.
А тех берез кудрявых — их давно
На свете нету. Сниться больше нечему.   
              (из «Памяти матери»)