Поэзия Татарстана Гарай Рахим

Поэт-художник Гарай Рахим

Когда читаешь стихи татарских поэтов, формирование и становление которых шло в 60-е годы прошлого столетия, нельзя не отметить, какую важную роль у них играет цвет. Стремление отразить жизнь во всей её многокрасочности и полноте, приверженность к цветовой символике, имеет, на мой взгляд, две мотивировки: «психологическую» и «культурологическую». Во-первых, молодые авторы, ещё не обремененные большим запасом «книжных» знаний, жизненного опыта и неизбежно обусловленного этим довлением в той или иной степени различных традиций и правил воспринимали мир непосредственно, «первично», «незамутнённо», «ярко» и изображали её в соответствии со своим восприятием – сочно, красочно, живописно. С другой стороны,  созревание и расцвет дарований означенного поэтического поколения происходил в период первой «оттепели», который на национальной периферии, в сравнении с «центром», проявился в полную меру на несколько лет позже и пришёлся на начало 60-х – практически начало 70-х гг. Но эстетически и культурологически процесс был схожий: с характерными для этой эпохи попытками освобождения от навязываемых с середина 30-х догм соцреализма, желанием выразить «правду» жизни, пафосом её самоценности – вне зависимости от каких-либо установок и идеологем.
Одним из ярких дарований поколения «рождённые в 40-е» является Гарай Рахим. Ярким потому, что тепло «живой жизни», которым насыщены стихи поэта, с годами не убывает, радуя сердце полнотой её восприятия. Возможным стало это в том числе и благодаря тому, сколь много места уделено в них цвету. Посмотрим, какова цветовая палитра стихов художника и каковы её художественные возможности.
Более всего, пожалуй, в стихах Гарая Рахима красного цвета, первоначально выполняющего «пейзажно-изобразительную» функцию: поэт пишет об «алом пламени рябин» («Под рябиной» ), о том, как «Качает осень ржавую листву» («Дубки моей стороны»), «Уходит славный вечер из села. // Уводит вечер солнце за собой, // седого леса тёмный гребешок // залив гуашью красно-золотой» («Уходит славный вечер из села…»).
Как правило, у него – это цвет осени:

Была осенне-красная пора.
Была рябина тонкая над нами.
И гроздья спелых ягод,
и кора –
всё отливало красным,
словно пламя.
Порывами дул ветер невпопад,
И продолжался красный листопад…»
(«Под рябиной»)

Вместе с этим, в связи с безусловно памятными для Гарай Рахима и переводчика этого стихотворения Равиля Бухараева рябинами Марины Цветаевой, красный цвет здесь наполняется и изначально не свойственным ему «поэтическим» смыслом.
А в  стихотворении «Моя Казань» красный, являясь цветом одного из символов татарской культуры, начинает тоже обладать «культурно»-символическим значением: «Веретеном, слегка склонённым вбок, // краснеет в небе башня Сююмбеки…».
Кроме этого, красный (огненный) в стихах Гарая Рахима становится цветом любви: «Письма любви горят, // В сердце горят моём, // И верится, что закат // Пылает любви огнём» («Письма любви»). И цветом творчества: «…выглядит звездой издалека // простая лампа на столе поэта. // Сияй же в темноте! // Твоим огнём // освещены перо, листы, бумаги…» («Разговор с настольной лампой»).
В примеси с красным цветом, образуя один из его оттенков (жёлто-красный, ржавый), Гараем Рахимом часто использован жёлтый цвет: «Под кроной пировали мы с тобой // на пожелтевших, порыжевших травах» («Под рябиной»). Это «классический» цвет осени и печали: «…ветер уносил печали дня, // оттенки желтизны легли на травы» («Последний день лета»). Но, как у А. С. Пушкина, печаль Гарая Рахима – светлая: «Как на озёрном берегу тогда легко нам было! // Как светло и грустно…» («Последний день лета»). «Светлая печаль» о прошлом окрашивает его в золотые тона: «Минули золотые времена, // когда возможно жизнь начать сначала» (В автобусе»).
Жёлтый цвет под кистью поэта – это и цвет Казани, символ её богатства и величия: «Ты золотой котёл, Казань моя, // моей душе – вовек бурлить с тобою!» («Моя Казань»). Для лирического героя в данном контексте «золотой» цвет, в связи с отнесённостью к образу Казани, становится категорией «идеально-ценностной».
Красный и жёлтый у Гарая Рахима – основные цвета. Его любовь к ним, к слову, сближают поэта с казанским живописцем Алексеем Аникеенком, расцвет творчества которого тоже пришёлся на 60-е годы прошлого века. Буйством «солнечных» красок отмечены его работы «Озёрный край», «Гуси-лебеди», «Цветы в Юдино» и многие другие. Видимо, что-то такое общее в ту пору «витало в воздухе», неуловимое сознанием и невыразимое обычным словом, но тонко чувствуемое творцами (не важно, пера ли, кисти ли) и воспроизводимое ими посредством различных художественных возможностей, в том числе и цвета.   
Но колорит поэтических полотен Гарая Рахима не исчерпывается, конечно же, этими двумя цветами.  Эстетически претворяя в своих стихах красочную многоликость окружающей жизни и выражая многообразие томящих душу чувств и переживаний, он не жалеет пятен и крапин других цветов и оттенков – зелёного, синего, белого: «моя Земля, зелёная планета» («Разговор с настольной лампой»), «Усталые солдаты-старики // на голубых завалинках сидят» («Уходит славный вечер из села…»). В стихотворении «Вкус слова» эти цвета также, помимо «реалистического», несут хронотопическое значение, поскольку возникают от «божественного света» духовности: «Это – весеннего леса игра, // воздуха синие выси. // Это – в зелёное днище ведра // хлещет мечта о кумысе». Это – это о «слова татарского сладостном вкусе», который «душу мою освежает».
О белом – отдельно. Это цвет цветущей черёмухи: «Весна черёмух, яростна, бела, // вернётся вновь, ей годы не помеха!» («Как мы плясали на лугу тогда…»). Цвет весны и юности – поры первооткрытий, надежд и оптимизма:  «…заново открылась для меня // природных тайн чудесная страна, // одетая в черёмуховый цвет, // неведомой мелодии весна…» («Я очарован творчеством твоим»). Цвет детства, её радостей, даже печалей – и памяти о нём и вообще о прошлом: «Вот свиток детских радостей, // они // белы…», «кувшинчики нечаянной печали» («Память», пер. Р. Бухараева).
Белы милые сердцу поэта места, виды родины: «Юна волна седой и древней Волги» («Моя Казань»). Это цвет любимой Казани, её кремля, архитектурных строений, новостроек:

В Казань въезжаю поездом, друзья,
сквозь белые кварталы – я доволен:
возносит этажи Казань моя
гораздо выше старых колоколен.

По возвышеньям – зданий белизна
как облако плывёт, как дымка сада…
Белым-белы кремлёвская стена
и слободы старинного посада.
(«Моя Казань»)

Нет-нет, белый цвет вдруг возникнет в стихах тревожных, отразит душевную смуту: «Завьюжено, завьюжено окно! // О, белое смятенье, гул мятежный!» («Буран»). Но поскольку преимущественно белый – это цвет света солнца, звезды, «лампы на столе поэта», «свет разумный» («Разговор с настольной лампой»), свет любви («как между полюсами двух сердец, // любовь сверкала молнией меж нами»; «В автобусе»), он наделяется многозначной характеристикой живой: «…я не одинок: // не сосчитать друзей живого света!». Этот эпитет хорошо передаёт суть как словесно-живописных экспериментов Гарая Рахима, проводимых им с цветом, так и в целом его лирики, излучающей свет и тепло «живой жизни».