Советы Лаоцзы
(согласно размышлениям Чжуанцзы)
У Лаоцзы был ученик, Гэнсан (1) его все звали,
Ученьем овладев, он поселился в отдаленье
На Северной Горе "Опасное Нагроможденье",
Прогнал с полей всех тех рабов, кто знаньями блистали,
И отослал наложниц, кто кичился милосердьем.
Он с грубыми и некрасивыми людьми остался,
Лишь на старательных и некрасивых опирался,
Ценил лишь тех работников, кто обладал усердьем.
Прожил три года, и богатый урожай собрали,
Работники его в поте лица в полях трудились.
Тут жители горы друг другу говорить все стали:
"Когда Гэнсан приехал к нам, его все сторонились,
И многие средь нас его прибытия боялись,
Но он народу показал, как надобно трудиться,
Огромный урожай собрали, все с зерном остались.
Возможно, он - мудрец, давайте на него молиться.
Воздвигнем, как Покойнику, алтарь Земли и Проса
И будем жертвы приносить ему зимой и летом".
Однако, слова эти покоробили даоса,
Ученикам сказал он, что он думает об этом:
- "Ведь действовать когда эфир весенний начинает,
И солнце согревает всё лучами золотыми,
Растут все травы, осенью плоды все созревают,
Разве весна и осень не должны все быть такими?
Всё это - естественное природы проявленье.
Они мне жертвы приносить хотят среди достойных,
Безумствуя, упрямятся в своём благом стремленье,
Пытаясь записать имя моё среди покойных.
Я слышал, что живёт мудрец, стеною ограждаясь
От всех, и как покойник всего мира сторонится,
Народ простой не ведает, к нему как обратиться,
И молится, всё жертвы принести ему пытаясь.
Но разве стать могу я образцом для подражанья,
Я помню Лаоцзы слова и их буду держаться".
Ученики же, слушая его переживанья,
Сказали: "От награды не должны вы отказаться.
Огромной рыбе ведь в канаве трудно повернуться
И зверю крупному за кочкой не найти спасенья,
Канава хитрой лишь лисице может приглянуться,
А оборотень за кочкой найдёт уединенье.
Дела способным почитаемые поручали,
Достойные же добрых от несчастий ограждали,
Так Ограждающий и Высочайший (2) поступали,
Так почему же вы народу в малом отказали"?
Гэнсан учеников своих со снисхожденьем слушал,
Сказав: "Величиной с повозку зверь покинет горы,
И, в одиночестве живя, не избежит ловушек,
Ему на ровном месте стать врагом могут просторы.
Большая рыба, что суда в море глотать способна,
Попав на мель, для муравьём и крабов станет пищей,
Любое существо живёт там, где ему удобно,
Поэтому-то высоту все птицы, звери ищут,
А черепахи неустанно к глубине стремятся,
И человек, чтоб жизнь свою спасти, и чтоб продлиться,
Скрывается в местах тех, можно где уединяться,
Желая от опасных всех событий сохраниться.
И разве те цари (2) заслуживают восхваленья?
При них сеять бурьян и ломать стены люди стали,
Это от них пошли различья и разграниченья,
Причесываясь же, по волоску перебирали.
Когда варили рис, то каждое зерно ценили,
По зёрнышку всегда считали, чтоб на всех хватило,
Всегда на чёрный день запасы в закромах хранили,
Но это не достаточно, чтобы помочь всем, было.
В начальство добродетельных начали везде ставить,
И люди притеснять друг друга стали повсеместно,
Возвысили всех знающих, друг друга стали грабить,
Борьба тут началась, чтоб обрести во власти место.
Кто вещи пересчитывал, сумел быстро подняться,
Народ стал жаждать выгоды, к богатству устремился,
Сын поднял руку на отца, раб перестал бояться,
Хозяев убивали слуги, так нрав изменился.
С тех пор народ погряз весь в преступлении тягчайшем,
Жена с времён тех стала вдруг обманывать супруга,
Корень великой смуты был взращён при Высочайшим,
При Ограждающем все стали пожирать друг друга".
- "Какое, - спросил Карлик (3), - вы проводите ученье"?
- "Живите в целостности, форму тела сохраняя,
Ни в думах и не в мыслях суеты не допуская,
Через пять лет и к вам придёт моих слов постиженье".
Тот молвил: "Вот, глаза форму подобную имеют,
Но кто-то видит, а слепому это не даётся.
Глухой не слышит даже, как гром в небе раздаётся,
Сердца подобны, но собой безумец не владеет.
Тела друг другу могут всех людей уподобляться,
Но их, возможно, в жизни всё же вещи разделяют,
Сказали вы, что нужно в целостности оставаться,
Но вот ваши слова моих ушей не достигают".
- "Слова мои иссякли все, - Гэнсан решил признаться, -
Как курице не высидеть яиц гусиных сразу,
Способностей не хватит мне, чтобы развить вам разум,
Вам бы пойти на юг, и с Лаоцзы бы повидаться".
И Карлик на спину взвалив мешок, набитый пищей,
Отправился на юг, чтоб разъяснить свои сомненья.
Семь дней он был пути, дошёл до Лаоцзы жилища.
Спросил тот: "Не от Чу пришёл ли ты за разъясненьем"?
- "Да, - молвил Карлик, - тяжела на юг была дорога,
Но я шёл прямо, ни разу назад не оглянулся".
- "Однако, почему привёл с собой людей так много"?
Не понял Карлик мудреца, в испуге оглянулся.
Спросил мудрец: "Ты что, не понял моего вопроса"?
Потупился тот от стыда: "Забыл, что мне ответить,
Сейчас забыл вопрос, - сказал он, глядя на даоса, -
Боялся путь весь, что меня не захотите встретить".
- "О чём хотел поговорить? - спросил тот в ожиданье, -
Зачем тебе понадобилось знать моё ученье"?
- "Меня все глупым назовут, если не будет знанья,
А если будет, принесёт беду и огорченье.
Став милосердным, непременно я несчастным стану,
Напротив же - другим вред с неприятностью доставлю,
Став справедливым, о себе я думать перестану,
А не справедливым - губителем себя прославлю.
Вот по совету Чу хотел спросить я ваше мненье,
Как избежать мне три беды, что многих погубили"?
Мудрец сказал: "Увидев взгляд твой, понял все сомненья,
Твои слова сейчас мне это только подтвердили.
Как сирота, ты правила приличья соблюдаешь,
За шест берёшься, чтобы моря глубину измерить,
Как жалок ты, в природе всё пытаешься проверить,
Стремясь вернуться в лоно к ней, а как начать, не знаешь".
Карлик спросил, возможно ли у мудреца остаться,
Живя, что по ученью ненавидел - отказался,
Дней десять об отвергнутом всём скорби придавался,
Затем опять стал с мудрецом на диспутах встречаться.
- "Я вижу, ты, - мудрец сказал, - с учением омылся,
Пар от тебя валит, но ненависть сидит глубоко,
От многих уз ещё твой разум не освободился,
И от природы ты сейчас ещё стоишь далёко.
Извне узам запутанным внутри преграды ставят,
Внутри ж запутанные узы во вне обрывают,
Но уз и внутренних и внешних много так бывает,
Что груз их и на тех, кто Путь поддерживает, давит".
Сказал Карлик: "Один земляк мой заболел в селенье,
Спросил врача, чем излечить тот может от болезни,
Определив симптомы все, тот прописал леченье,
И средства, данные врачом, были тому полезны.
Слова, что я услышал, тоже принял за снадобья,
Болезнь усилилась, как от лекарства примененья,
Хотел, как от врача, сидящего у изголовья,
Услышать о Пути от вас и жизни сохраненья".
- "О главном, - Лаоцзы сказал, - чтоб в жизни нам продлиться,
Необходимо знать, что впереди нас ожидает,
Способность иметь нужно, чтоб с единым сохраниться,
Спасётся только тот, кто себе счастья пожелает.
Гадать не нужно, нужно знать, что в будущем свершится,
Свободен ли со всем покончить, чтобы стать счастливым,
Способен ли от вечной суеты освободиться,
Способен ли людей оставить, и стать молчаливым?
Искать только себя, стать безыскусным, одиноким,
Способен ли парить в своей душе, подобно птице,
Способен стать младенцем ли, забыться сном глубоким,
И в тишине свободой своей полной насладиться?
Младенец целый день может кричать и не охрипнуть,
Он - высшая гармония, и кулачки сжимает.
К нему ни счастье, ни беда не в состоянье липнуть,
Он смотрит днями на весь мир и даже не мигает.
Он не способен к внешнему склоняться, отдаваться,
Идёт, неведомо куда, и мир весь отвергает,
Лишь кулачки свои сжимает или разжимает,
Не ведая, зачем сжиматься или разжиматься.
Вместе с вещами он плывёт, в струе в одном теченье,
И на одной волне со всем пространством мирозданья,
Вот таково есть главное для жизни сохраненье,
И счастлив тот, кто одарён младенческим сознаньем".
- "Считают это свойствами людей всех настоящих?
- "Нет, - Лаоцзы ответил, - лишь способностью великих,
Всех сильных тех, сокровища ума в себе таящих,
Кто растопить способен лёд и снег просторов диких.
Муж настоящий землёй кормится с другими вместе,
И наслаждается природой, от плодов вкушая,
Когда все суетятся, остаётся он на месте,
Живёт только умом своим, поступки совершая.
От прибыли, убытка он не станет волноваться,
Иль планы замышлять, и очаровывать словами,
С другими вместе не будет чему-то удивляться
Не станет вместе заниматься с кем-либо делами.
Уходит он от всех, как птица в вечное паренье,
И видит то лишь, что наличествует в жизни вечно,
И это есть то главное для жизни сохраненье,
Которое способно продлять жизнь нам бесконечно".
- "Так это и есть высшее, к чему так все стремятся? -
Спросил в раздумье Карлик, Лаоцзы опять пытая.
- "Ещё нет. Если нам младенцу не уподобляться,
То жизнь мы проживём короткую, себя теряя.
Младенец движется туда, куда ещё не знает,
Беда к такому не придёт, не явится несчастье,
Его душа и ум природное лишь понимает,
Что тому беды, для кого нет горя или счастья"!
Пояснения
1. Гэнсан Чу (Гэнсанцзы или Кан Цанцзы) - ученик Лаоцзы. У Сыма Цяня в "Исторических записках" - Кан Санцзы. Но обычно его именуют Гэнсан Чу.
2. Ограждающий и Высочайший - цари древнего Китая.
3. Карлик Прославленный на Юге (Наньон Чу) - даос и ученик наставника Гэнсан Чу.
Власов Владимир Фёдорович
Свидетельство о публикации №114061806907