Поэзия Татарстана Радиф Гаташ

Радиф Гаташ

Для лирических систем татарских авторов, рождённых в 40-е и пришедших в литературу в 60-70-е годы прошлого столетия, отличительной чертой является ставка на ещё не овеянный поэтической традицией, не «устоявшийся» в поэзии образ. С учётом того, что практически все эти авторы являются выходцами из деревни, очень часто в их стихах получают «второе рождение» образы и реалии сельской действительности, как, например, колодец в стихотворении Радифа Гаташа «У колодца»:

Скрипит неторопливый ворот нежно –
колодец чистый за моей оградой…
Ты ходишь за водой сюда, а мне же –
лишь любоваться на тебя украдкой.

Колодец этот полн воды хрустальной.
Душа моя – полна любви и силы.
Пустые вёдра – полными бы стали,
когда б ты их мне в душу опустила.

Вода течёт, и расставанье близит –
ведро твоё наполнилось почти.
Ах, расплескать бы эту воду, вылить –
не уходи, услышь. Не уходи…

…Но вот уже ты от меня далёко –
колодец позади уже, который
вздохнёт и замолчит. Лишь одиноко,
с тобой прощаясь, тонко скрипнет ворот.
(Пер. А. Каримовой)

Я написал, мол, образы получают в стихах «второе рождение». Для художественного произведения это значит, что они преображаются автором, обретают изначально им не свойственные контуры, свойства, значение. Ну, что такое колодец, как не сооружение, необходимое для добывания воды для питья и бытовых нужд. В стихотворении же Гаташа он оказывается тем местом, которое связано с любовным томлением лирического героя,  с избранницей его сердца, ходящей сюда по воду. Потому даже скрип ворота (для непосвящённых: это одна из главных частей колодца, состоящая из барабана, насаженного на ось, с намотанной на него бечёвкой, тросом), который кому-то покажется далеко неблагозвучным, звучит нежно. Колодец становится неотъемлемой приметой не только внешнего мира, но и души поэта, чем художественно мотивирован, а потому очень органичен в ткани произведения, приём психологического параллелизма во второй строфе, где сопоставляются колодец и полнящаяся любовью душа человека. К слову, эта характерная для народно-песенной поэзии фигура речи уместна и в том смысле, что помогает выразить переживания человека в том момент, когда, как мы выражаемся, душа поёт. Происходит полное «сродство» колодца и лирического героя, и вот в финале стихотворения мы уже видим, как образ колодца практически полностью «замещает» лирического героя, практически сам становясь таковым: вот он «вздохнул и замолчал», вот «одиноко, с тобой прощаясь, тонко скрипнул ворот». Страдает, таким образом, не только человек, но и вместе с ним окружающая его реальность. Мы наблюдаем их полную слитность и единство – характерное для деревенского, «природного» человека мироощущение, лежащее в основе его мировоззрения, что позволяет нам сделать вывод о том, что стихотворение Радифа Гаташа «У колодца» – образец не только любовной, но и философской лирики.
Говоря о творчестве этого поэта, нельзя не сказать о его стихотворении «Зов», являющимся, на мой взгляд, одним из образцов татарской лирической поэзии. Оно может служить в качестве хорошего примера при разговоре и о такой характерной черте поэзии «поколения 40-х», как лиризм, связанный с выражением самых сокровенных, интимных чувств, переживаний, мыслей человека – о самом для него главном, родном, наболевшем:

Вернитесь, прошлогодние бураны
Моей любви неистовой и веры.
Сегодня опустели, как ни странно,
Души моей и улицы, и скверы.

Вернитесь, дни, которые нежданно
Покою предпочли метелей долю
И двери распахнули утром ранним,
Чтоб из уюта вырваться на волю.

Вернитесь, звёзды, чьё мерцанье с неба
Как юности наивные надежды.
Вернитесь, и цветы, белее снега,
Без сна минуты те, что были прежде.

Вернитесь, прошлогодние сугробы,
Вернитесь (правда, стал уже иным я),
На чистом полотне времён тех, чтобы
Мне грешное своё оставить имя.

Вернитесь, прошлогодние бураны
Моей любви неистовой и веры.
Да, слишком опустели, как ни странно,
Моей души и улицы, и скверы!..
(Пер. Р. Кожевниковой)

Всё здесь есть, что может характеризовать татарскую «деревенскую» поэзию 60-х: и память по прошлому; и «сквозные» образы традиционно-поэтического, а потому и в той или иной мере символического, плана (метель, звёзды, цветы); и – главное! – тоска по навек утраченному, невозвратному – оттого неизбывная, безысходная, чему, в случае со стихотворением Радифа Гаташа, лучшего выражения, чем композиционное «кольцо», пожалуй, и не найти.