В ЗАЛЕ

Любитель искусства (Л.И,) смотрит на тёмную пыльную сцену.

Л.И.: Да, «быть или не быть» - вот в чём вопрос.
Причём  он не единственный на свете.
И в мире много есть ещё вопросов.
Вот например: Материя иль дух?
Иметь иль быть? Уйти или остаться?
Мир соткан из таких вот антитез,
и человек навеки обречён
пред каждым шагом принимать решенья;
и судьбоносен каждый шаг.
В конце концов, невиннейший вопрос
«Вино иль пиво?» - это тоже выбор.

Метла уборщицы: ших-ших
                шух-шух
                фуру-фуру
                ших-шух

Л.И.: И каждый, каждый выбор судьбоносен!
И  в каждом «быть» - вселенский звон литавр,
в любом «не быть» - тягучий тёмный сон.

Уборщица: Ну вот ещё, заладил: «Быть – не быть!»
Ему покоя лавры не дают
писателя… ну как его… Шекспира!
А вот меня другой вопрос волнует:
поднимут мне зарплату или нет?

Л.И.: О, Вы, я вижу, тоже из театра!
И Вы мне предлагаете сыграть
дебат с подмостков, прения на сцене!
Вы, как я понял, будете мещанка,
филистерша в халате и платке,
живущая, зарывшись носом в землю,
а я – романтик, тянущийся к звёздам…

Уборщица: Простите, у меня другой театр.
У нас он больше экспериментальный.
И в нём другие принципы царят.
Ет чётких амплуа в театре жизни.
Готовых текстов, кстати, тоже нет.
Мещанка может оказаться феей,
романтик может посадить картошку…
А чтобы в нём играть,
необязательно стоять на сцене:
играть там можно в оркестровой яме,
в партере, в коридоре – где угодно.
Иные гениальные актеры,
по слухам, умудряются играть
в дороге, за обедом и во сне.

Л.И.:  Как интересно! А репертуар
           у вас какой?

Уборщица: Да что репертуар!
Импровизация – наш главный козырь!

Раздаётся пение за сценой: Тыт ыпыдыйыт лыстьы.
Птыцы лытыт ны йыг.
Сырцы пылныцы грыстьы.
В дымы ы ныс бырдык.

Л.И.: Ой, кто это?

Уборщица: А это домовой.
Не обращайте на него вниманья.
Он тут частенько так у нас поёт.
(Он думает, его никто не слышит!)
Обычно он всё произносит чисто,
ну а сегодня рот набил печеньем.

Пение домового: Скыры зымныы вьыгы,
скыры хылыд ы сныг.
Вытыр пылыщыт флыгы.
В дымы ы ныс бырдык.

Уборщица: Я ж говорю: он думает, его
никто не слышит…
                Что ты, дурень, спел?
Какой у нас «бардак»? У нас порядок!
Всё на местах и всё всегда по плану!

Л.И.: Да, кстати, а когда у нас премьера?

Уборщица: Не поняли? Спектакль уже идёт!

Л.И.: Когда антракт? Сходить бы покурить…

Уборщица: Его не будет. Но в курилку можно.

Л.И.: А как же зрители?

Уборщица: Они везде.
За креслами… На улице… На небе…
И даже тот, который громко пел,
набив печеньем рот – он тоже зритель.
Не важно, что сегодня он за сценой:
мы чувствуем, что рядом кто-то есть,
а стало быть, играем.


Л.И.: А когда
         мы не играем?
Уборщица: Непростой вопрос.
Пожалуй, он сложней, чем это ваше
прославленное «Быть или не быть?»
Когда наедине с самим собой
актёр оставлен – он тогда играет?
И точно ли бывает он один?
Или в его сознанье и душе
живёт взыскательный и бойкий зритель?

Л.И.: А в каждом зрителе живёт актёр?

Уборщица: Конечно! Бесконечный коридор
здесь получается из отражений,
повторов и взаимных наложений.
И каждый, взяв, своё даёт взамен,
и проплывает вереница сцен.

Домовой: Лыды ныдыды мыскы.
Зрытыль пыдныл быныкль.
Высь ытыт мыр – пыдмысткы.
Скыры ы ныс спыктыкль.

                Занавес
                Ночь на 25 апреля 2014, Коупавог


Рецензии
Жизни сцена для нас неизменна,
Но играем на ней не себя...

Любовь Черкашина   10.01.2016 09:15     Заявить о нарушении