Глава 80. Тёмная Византия

              

                         Когда осенью сорок первого в станицу пришли немцы, Надюхе  Пантелеевой только-только исполнилось четырнадцать.  Немцы первым делом согнали всех на пятачок перед школой  и повесили председателя колхоза Чубаря, директора школы Михаила Гавриловича Лащева и молоденькую фельдшерицу Изу Тельбух.
 
                         Надя на всю жизнь  запомнила грубо сколоченную виселицу под скользким ноябрьским дождем со снегом, онемевшую  толпу станичников: седых дедов, бледных молодух с малыми детьми, серолицых старух в темных платках. Запомнила, как председатель - суровый однорукий человек в старой шинели - смачно харкнул в лицо стоявшему у эшафота Афоньке Гайдукову. Запомнила, как беспомощно и как-то виновато смотрел близорукими глазами добрейший Михаил Гаврилович и ветер колыхал его редкие пегие волосы. Запомнила, как маленькая фельдшерица, сверкнув черносливовыми глазами, оттянула руками петлю и закричала звонким незнакомым голосом:"Не бойтесь, товарищи! Мы все равно победим!" 

                          А дальше коричневые мозолистые материны ладони улеглись на Надюхины глаза и на глаза меньшого братана Пашки. Слышно было, как скрипнуло дерево и в толпе раздался утробный глухой вой ужаса.          

                          ...Костлявая очкастая докторша появилась в станице перед самой войной. Эта кучерявая еврейка в смешном мужицком пиджаке и грубых башмаках гордо вышагивала по улицам, не обращая внимания на шушукающихся  и потешающихся над ней  дородных казачек.  Но , когда на сенокосе разморенная жарой Клашка Кочетова заснула под подводой  и к ней в раззявленный рот, к ужасу случайных свидетелей, заползла змея, растерявшиеся бабы погнали подводу с дальнего луга в станицу - за фельдшерицей Изой.  Примчавшаяся докторша строго осмотрела белую от страха Клашку и велела бабам немедля доить  коров, благо косой Семка как раз перегонял стадо. Надоенное ведрами заливали в страдалицу, и вскоре Клашку вырвало молоком и огромной гадюкой, которую тут же зарубили мужики.

                          С тех пор маленькую докторшу в станице не обижали. Бабы бегали к ней со своими бабскими болезнями, звали на тяжелые роды, когда местная повитуха не справлялась. Иза рвала зубы, вскрывала чирьи, лечила стариковскую корчу и младенческие животы...
 
                         Через неделю - смрадные трупы повешенных еще висели перед школой - жителям станицы  было велено явиться на регистрацию, а спустя несколько месяцев тот самый Афонька Гайдуков разносил по домам повестки-извещения о работе в Германии и , воняя гнилыми зубами, шутил, мол, ваши дети в богатой стране на богатых людей батрачить станут, озолотятся. 

                         Принес Афонька повестку и к Пантелеевым. Той же ночью мама свела Надюху к старухе Губанихе, и та ,перекрестившись мелким крестом, плеснула на Надины руки каким-то ядовитым раствором. Кожа на глазах взбугрилась красными язвами и полезла струпьями. Сухой фашистский офицер , принимавший молодых остербайтеров в здании сельсовета, отшатнулся от Надюхи, как от чумной,  и выгнал.

                         Ждать, пока  дочь внова попытаются угнать в Неметчину, мама не стала и в одну из ночей снарядила сына и дочь на дальний хутор к тетке, где фашистов , по слухам, не было. С собой дала пару вареных картофелин и старую прабабкину деревянную шкатулку,  которую велела Наде хранить, как зеницу ока, и дочери своей передать - для счастья в семье.

                        Пригибаясь от злющего ветра, несущегося с реки, по колено в снегу они с семилетним братом шли  всю ночь, падая и поднимая друг друга. Наутро, обмороженных и полуживых, спрятала их тетка в подполе.
 
                        А потом, на исходе зимы, комкая у рта платок,рассказала тетка Надюхе с Пашкой, что в ту ночь их  мамка спалила дом полицая Гайдукова вместе с хозяином.  Но иродово племя на Афоньке не кончилось: нашлась падаль - донесла карателям. И повесили маму на той самой виселице около школы. А в сорок четвертом на отца похоронка пришла.

                        После войны Надя на агронома выучилась и Пашку на ноги поставила - окончил военное училище, дослужился до полковника. Замуж Надюха вышла за своего, станичного - вернулся с фронта Пётр Котов, весь в медалях и с трофейной гармошкой да и посватался. Прожили душа в душу почти сорок лет, народили троих детей. Старшей дочери, Геле, отдала Надежда заветную мамину шкатулку и беречь завещала.