Паучий мэр

Жил, был на свете мэр Иванов,
Много по жизни сгубил он голов,
Много он судеб ногой растоптал,
К власти стремился, врал, воровал.
Но Иванову всё было мало,
Жадность и скупость его распирала,
Было всё мало, сколько б ни крал,
Жаба душила, ни ел и не спал.
Вот и надумал мэр страшное дело,
Лютая алчность им овладела,
И под покровом ночи безлунной,
Он совершает поступок безумный.
Дьявола в жажде наживы призвал,
Кровью людской с ним контракт подписал,
Душу свою продавать поскупился,
На жизнь горожан в своей злобе польстился.
Деньги рекой полились в карман,
Золото, дача, машин караван,
Очень был рад он задумке своей,
Не было жалко мэру людей.
Годы прошли, Иванов всё жирел,
Городом править уже не хотел,
Власти хотел он день ото дня,
Власти народной и власти царя.
Праздник случился в городе том,
Был недоволен мэр этим днём,
Думал всё мер - ну как же мне быть,
Кто-то ведь должен, за праздник платить?
Тут и явился к нему странный гость,
Смуглый красавец, цилиндр и трость,
И говорит - прекращай горевать,
Заботу о деньгах могу с тебя снять,
Всё оплачу до последнего гроша,
Городу день мы устроим хороший,
Всех сладкой ватой накормим сполна,
Гулянья устроим с утра до темна.
Так порешили, так и случилось,
Праздник и радость, всё веселилось,
Все были рады, был мэр горделив,
Сладкою ватой народ накормив.
Люди не ведали злого коварства,
Было то лакомство адского царства,
Сладкой не вата, паутина была,
Самка паучья ту вату сплела!
Близилась полночь, но люди не спали,
Все как один желудком страдали,
Жуткие крики округу объяли,
Людей пауки изнутри пожирали.
Только лишь мэр ту вату не ел,
В ужасе диком на муки смотрел,
Видит мер жена и дочка кричат,
Кровью рыгают, зубами скрипят.
Мучились долго, на землю упали,
Вдруг пауки из их тел побежали,
Кинулась к меру поучая рать,
Бросился мэр со всех ног убегать.
В свой дорогой лимузин он садиться,
К даче за городом молнией мчится,
Дача с охраной, собаки, броня,
Думал - никто не найдет там меня.
Со страху вспотевши от пят до волос,
Крепко сжимает в руке дихлофос,
Пулей влетает, без лишних слов,
Свет не включает и дверь на засов.
Вспомнил про бога, распятие схватил,
Шлепнулся на пол и завопил.
Бога зовет, а черта поносит,
Защиты святых и прощения просит.
Только вот бог не услышит мольбы,
Все раскаянья напрасны, увы...
Вдруг во дворе собаки разом завыли,
Паучью злобу они ощутили,
Лают отчаянно, рвутся с цепей,
Бояться собаки паучьих когтей.
Тучей идёт на них паучья стая,
Медленно, медленно, дом окружая,
Ближе и ближе, сжимая кольцо,
Вот прорвались пауки на крыльцо.
Мэр посидел весь и в угол забился,
В темном углу мешковиной накрылся,
Только не спрятаться мэру никак,
Слышит, нет больше лая собак.
Слышит, как в дверь кто-то скребётся,
Мэр как осиновый листик трясётся,
С неистовым страхом Иванов ощущает,
Как по коленке паук пробегает…
С пола вскочил, побежал и споткнулся,
Прямо в одежде в бассейн окунулся,
Тут и пришел Иванова конец,
Догнали его пауки, наконец.
Стая паучья воды не страшилась,
Кровью вода в тот миг окропилась,
Сотни зубов с ядом в тело воткнулись,
Тысячи лапок на горле сомкнулись,
Руки и ноги паутиной связали,
Камнем на дно вместе с мэром упали.
Тут затряслась вся земля, задрожала,
Рябь по кровавой воде пробежала,
Дно раскололось, всех поглотив,
Мэра паучьего в ад утащив.
Много прошло с того времени лет,
Никто уж не помнит, был мэр или нет,
Странный лишь слух в миру ходит поныне,
Есть город заброшенный, весь в паутине,
Городом правит тем мэр пауков,
Мучаясь вечно под гнётом грехов.
Раз в год он на праздник из ада встает
И проклинает человеческий род,
Бога и черта клянёт, пауков,
Но не порвать ему адских оков.
В полночь к нему пауки приползают,
На адские муки его обрекают.