Онегин, 20 век. Фантазия
предложили дописать 10 главу
романа.
Да простит меня Александр Сергеевич
за попытку подражания.
Когда из комнаты Татьяна
ушла, растаяла,как сон,
стоял Евгений,словно пьяный,
как будто громом поражён.
В один момент наш друг несчастный
лишился чувств, и,безучастный,
(подумать лишь,ведь был нахал!)
бедняга в обморок упал.
Лежал он долго на коврах,
лицом изнеженным белея
и с каждым мигом холодея,
что чуть не превратился в прах.
Но жизни,к счастью не лишился,
дал Бог,на землю возвратился.
Очнулся бедный наш Онегин
и взором всё обвёл вокруг.
Действительность от сна и неги,
как током,отрезвила вдруг.
- Где я? Откуда? Что за хлам?
И почему вокруг бедлам?
Я в преисподней, не иначе.
О Боже,кто я? Чушь собачья!
Что за одежды,лица,стрижки!
Какой-то странный интерьер.
А сей пейзаж! - Убог и сер.
Кругом горластые мальчишки...
Что нынче я за человек?
А на дворе - ХХ-й век.
Евгений думал,что ушибся
до сотрясения мозгов
и начисто ума лишился.
- Неужто я теперь изгой
иль крепостной,иль пёс бродячий?
Но нужно жить и не иначе, -
решил он и вскричал: - Карету!
Пожалуй,поброжу по свету,
а то я что-то занемог,
да,может,преклонив колени,
у Бога вымолю прощенье.
Он выбежал,но душный смог
остановил его у двери.
А мимо мчат машины - звери...
- Какие странные кареты!
И,видимо, им несть числа!-
Так думал он, увидев это,
его нелёгкая несла.
Прокашлявшись,вздохнув глубоко,
он,наконец,окинул оком
окрест и натолкнулся вдруг
на надпись:"Город Петербург".
- Так это Питер!Слава Богу!
Здесь сердцу милые места!-
И вмиг,с улыбкой на устах,
он кинулся искать дорогу.
- Куда несёшься,старый хрыч?!-
Услышал он - и под "Москвич".
"Москвич" помял его немного,
обрызгав грязью новый фрак,
ещё бы чуть, - оттяпал ногу!
- Сбежал из цирка ты,чудак?
- Осколок древности! Холуй!
- Лох! Недорезаный буржуй!
У Жени - искры из очей,
да уши вяли от речей.
Петляя меж машин, что заяц,
вздымая фалды высоко,
бежал в штиблетах он легко,
летел, едва земли касаясь.
Закончил свой пробег наш странник
у монумента "Медный всадник".
Царь Пётр вскричал,узрев героя:
- Кой ляд тебя сюда припёр?
Своих бомжей тут матом кроют,
и ты туда же, ухажёр.
Чем не жилось тебе в то время?
Иль напугал тебя князь Гремин,
что ты покинул свет да бАлы
искать в ХХ-м веке славы?
Святая пища надоела
да сладкий воздух,деньги ,двор,
что ты сменил всё на простор,
где экология заела?
А,может,было невтерпёж
сменить "помещика" на "бомж"?
- Помилуй, Царь,я сам не знаю,
какого дьявола винить,
и лишь на Бога уповаю,
чтоб жизнь и душу сохранить.
- На нечисть нечего пенять,
и с Бога ничего не взять.
Здесь,если хочешь прокормиться,
придётся вкалывать, трудиться,
иль на помойке пировать.
Да о ночлеге позаботься:
бомжи не знают,где найдётся
иную ночку ночевать.
И прежде,чем служить Отчизне,
ищи скорее место в жизни!
- Да что за время за такое
настало нынче на Руси?!
Мне перестроиться легко ли,
коли бранят,что ни спроси!
- А ты не оббивай порога,
ведь каждому - своя дорога.
Никто не выпишет рецепт
и не подхватит на прицеп.
Вот друг твой,Ленский,там он славил
"...и нечто,и туманну даль",
и здесь он имидж не менял
да имя тем себе составил.
Все гении сюда пришли:
реинкарнацию прошли.
А за прощеньем опоздал ты,
давно он сам себя убил:
раз в "Англетере"спутал карты
и петлей стих свой задушил.
- Кто здесь ещё,о ком ты знаешь?
Ты жизнь,как книгу, мне читаешь.
- Все предо мною,как на блюде,
особо вы,"лишние люди".
Печорин,например,страдалец,
и здесь отменный сердцеед,
имеет деньги, кров, обед.
Хоть он пижон, эстет,скиталец,-
не сделал в жизни ничего,-
содержат женщины его!
- А Чацкий как? Неужто тоже...
- А он и здесь себя губил.
Стал петь, писать и мало прожил,
но жил лишь тем,что сам любил.
А то,что ненавидел люто,
не потреблял и за валюту,
о чём хрипел вовсю с надрывом
и гнал коней и в хвост,и в гриву.
Его хулили, не пускали,
толкали в дверь, а он - в окно,
и вновь хрипел всё об одном,-
чтоб люди совесть не теряли.
Страстями сердце он стегал
и в 42 коней загнал...
- А как же Лермонтов,приятель,
он тоже здесь тропу искал,
или дарил свои объятья,
писал в альбомы мадригал?
- Михайло Юрьичь жил поболе,
но не избег он тяжкой доли
как тунеядец, и тюрьмы.
Так будоражил он умы,
что выслан был,и на чужбине
"с любовью ниоткуда"пел,
при жизни "Нобеля"имел,
писал бы в славе и поныне,
под псевдонимом Бродский,вроде,
да,жалко,помер в прошлом годе.
Вот Пушкин - тот дожил до счастья.
В штык превратив перо и лиру,
узрел обломки самовластья,
да известил всему он миру:
последний день придёт буржую,
сколь ананасы ты не жуй.
Там он царя всерьёз журил,
а тут вождя весьма хвалил,
за женщинами волочился,
по Лиле Брик с ума сходил,
свободу пламенно любил
и с нею, как с женой,носился,
пока она его так саданула,
что в 37 вновь стал под дуло.
- Мой друг,ужели всё так гадко?
О жалкий,жалкий жребий мой!
- Иные жизнь сложили гладко,
живут,довольные собой.
Наш Хлестаков,к примеру,бойко,
с наскоку начав перестройку,
так сладко правду говорил,
что власть Советов развалил.
А при лимите претендентов,
когда его в речах несло,
попало в руки и весло,
и выбился он в президенты.
Срок с гаком править довелось,
да вот подвёл его Фарос.
Вот Чичиков - тот с мозгом дядя.
Там с мёртвых душ копейку гнал,
и тут из воздуха,не глядя,
он миллионы делать стал.
Сидит при власти, да весь в коже,
с улыбкой дерзкою на роже
под кличкой "новый русский бой",
ест бутерброды да с икрой!
Манилов тоже заседает,
мечтает,если бы,кабы,
росли бы деньги, как грибы,
да на уши лапшу цепляет.
Вот так народец и живёт:
кто виски пьёт,кто хлеб жуёт.
И снова наш стоит Евгений,
как будто громом поражён.
И снова в бурю ощущений
умом и сердцем погружён.
- Какая адская наука!
Неописуемая мука
прожить здесь жизнь и день,и ночь
и не сбежать отсюда прочь.
Какое жуткое коварство
меня забросило сюда!
Тут ждёт меня одна беда,
и,видно, смерть - моё лекарство.
И он в слезах побрёл. Куда?
Искать посильного труда...
1991год.
Свидетельство о публикации №114061305195