Слуга народа. 4. Анекдот

Вжик, вжик, вжик. С вами щедрый Симха – слуга народа. И я сразу начну с «бородатого» анекдота времён соцреализма:
– Почему советская власть не хочет расставаться с евреями?
– Потому что она в каждом из них подозревает изобретателя.
– Это как же?
– Хотя бы из-за имён и фамилий. Вот, к примеру: Сара Фан, Броня Вик, Изя Топ, Сёма Лёт, Моня План, Шлёма Фон, Циля Визор, Эська Латор, Ицка Ватор…
Ну, как в песне: «Мы хотим всем рекордам наши звонкие дать имена…»
Я уже не говорю о том, что в связи с нашими шахматными успехами, слово «гроссмейстер» во всём мире воспринимается не иначе как национальная принадлежность.

И что бы кто там ни говорил, но если подойти к вопросу с лёгкой иронией дворницкой философии, то наш пятый пункт во все времена в любой части света – это был некий деликатный бренд. Да-да. Но, выражаясь прежним языком, бренд – это национальное достояние. Ну а если мы попали в национальное достояние к коренному населению, то что мы с этого себе имеем, кроме цорес ун макес? Мы себе имеем-таки йихес ун нахес. Наш бренд – анекдот! Вот уж, поистине, и национальное достояние, и национальное бедствие.
Рабиновича вызвали в КГБ.
– Оказывается, у вас есть брат в Израиле?
– Но я с ним тридцать лет не переписываюсь!
– И напрасно! Он борется против империализма и поддерживает политику Советского Союза. Так что не бойтесь, вот вам бумага, перо, и прямо сейчас здесь садитесь и пишите ему письмо!
Рабинович садится и пишет: «Дорогой Хаим! Наконец-то я выбрал время и место, чтобы написать тебе…» 

Я их знаю столько, что имею через них головную боль. Впору писать научно-исследовательскую работу, но кто тогда будет делать это «вжик-вжик-вжик»? А между тем, во всех этих анекдотах есть одна удивительная особенность – цимес в том, что в наших майсах смех направлен на самих смеющихся. Это важно, это «рожинкес мит мандлэн» – высмеивание собственных недостатков. «Обычные» анекдоты высмеивают кого угодно: чукчей, армян, Чапаева, Штирлица, новых русских, но только не самих рассказчиков. Но наш анекдот направлен «внутрь» мишпухи, а это уже национальная культура, её нормы, ценности, нутро и поведение каждого персонажа.
– Фишелевич, вы слыхали этого новость?
– Что такое?
 – Абрамович выиграл 200 тысячи!
– Пхе! Я как будто что-то слыхал, но вы сделали ув этом три ошибки. Во-первых, не Абрамович, а Хаймович; во-вторых, не 200 тысячи, а тысячу двести; и ув-третьих, не выиграл, а проиграл!

Вглядись в анекдот, и ты заметишь, что его герой живёт так же, как каждый из нас. У него есть свой характер, свои мысли, чувства, способы поведения. У него есть семья, друзья, коллеги. Он тот ещё субчик. Только – другой культуры. Он живёт в своём мире – мире еврейской мишпухи, традиций, менталитета. Он перебирается из анекдота в анекдот, оставаясь по сути одним и тем же человеком. Он может менять псевдонимы. Его любимые – Рабинович, Циперович, Кац, Мойша, Изя. Он также меняет профессии. Раньше он предпочитал быть раввином, но если ему этого не удавалось, то хотя бы портным, продавцом селёдки или сапожником. Сейчас он чаще всего врач, музыкант, математик или, на худой конец, страховой агент.
Он имеет особую связь с каждым из нас. Он ведёт с тобой скрытый диалог. Он незаметно поселяется в тебе и становится частью тебя самого. Ты сживаешься с ним настолько, что его недостатки становятся твоими недостатками, его страданиями – твои беды, его удачи – твоей победой.
Звонок в правительство:
– Аллё! Скажите, пожалуйста, уже все евреи уехали?
– Нет, ещё не все.
Через полтора года:
– Аллё! Скажите, пожалуйста, уже все евреи уехали?
– Да, все!
– Я извиняюсь, а какие будут льготы тем, кто остался?

Ты думаешь, что смеёшься над персонажем анекдота? На самом деле ты смеёшься над собой. Анекдот – это зеркало национальной души. Идишкайт. Трудно признаться в собственных недостатках, ещё труднее посмеяться с них. Лучше посмеяться над тем шмоком в зеркале, которого обычно зовут Рабинович. На этот раз он ловко выкрутился, интересно, что он выкинет в следующий раз?
Еврейский анекдот создан самим народом о себе и для себя. Другие народы его тоже любят, но воспринимают по-своему. Ты слушаешь еврейский анекдот с грустной улыбкой или смеёшься до слёз. Он мудрый и язвительный. Добрый и злой. Он неоднозначный. Иногда ты хочешь воскликнуть: «Это про меня!», а иногда крикнуть: «Нет, я не такой!» Я тебе скажу: один анекдот и бесконечное множество «вжик-вжик-вжик». Каждый дворник метёт по-своему, на своей улице и в своём дворе. Другими словами, ты «вчитываешь» свои мысли, чувства, содержание в каждый анекдот. Каждый анекдот содержит в себе множество слоёв, которые не всегда можно сразу обнаружить. Например:
– Я уехал в Израиль ради детей. И они таки счастливы.
– Вы живёте вместе?
– Нет, что вы, они остались в Биробиджане.

Здесь есть очень много важных знаков для многих. Кто-то откликнется на слово «Биробиджан» и всё, что стоит за этим городом, кого-то заденет Израиль и то, что связано с отъездом, ну и, конечно, главное в этом анекдоте – своеобразные отношения родителей и детей. Ты думаешь, этот анекдот смешной потому, что дети счастливы жить без родителей? Мы смеёмся над отцом. Дети счастливы, что он оставил их в покое. Стоило ради этого ехать в Израиль! Но он не замечает, что они счастливы, что его нет рядом. Если бы он это понимал, разве стал бы он всем рассказывать об этом с гордостью! Для него это было бы драмой. Поэтому он предпочитает это игнорировать и продолжать жить в иллюзии, что у него и его детей всё хорошо.
Рабинович следит с Кремлёвской башни за расширением кризиса в стране. Его приглашают в США выполнять те же обязанности. Он отказывается: «Я хочу иметь постоянную работу, а не временную».

Вжик, вжик, вжик. Я уже вычистил эту улицу до блеска, и на сегодня хватит. Но вот что я вам хочу сказать напоследок. Даже если бы евреи не дали миру Библию, теорию относительности Эйнштейна, психоанализ Фрейда или политэкономию Маркса, а придумали бы только свои майсы и гэфилтэ фиш, они бы всё равно были вписаны золотыми буквами в историю цивилизации.
И второе. Когда человек рассказывает неудачный, несмешной анекдот, то в Одессе это называется «бричка». Откуда это взялось?.. Когда-то давно, ещё в начале прошлого века, по Дерибасовской шёл господин, которому очень хотелось справить малую нужду. Однако общественных туалетов тогда было очень мало. И вдруг этот господин увидел бричку с лошадью возле тротуара. Он зашёл за бричку и стал себе нехитро успокаиваться. Но тут, как назло, вернулся кучер, сел на козлы, и бричка отъехала. А господин оказался посреди улицы в глупом и смешном положении. Примерно в таком же, в каком оказывается человек, рассказавший неудачный анекдот.
Я сказал всё, но мне ещё есть, что рассказать. Вжик, вжик, вжик.