Глава 4. О мечтаниях пиджачных...

Глава 4. О мечтаниях пиджачных и царевнах настоящих

Как-то вечером наш Ваня
Собирался на гулянье.
Шляпу новую надел
Да всё в зеркало глядел.
И решил он козырнуть:
В шляпу пёрышко воткнуть.
Побежал скорей во флигель:
«Слушай, милый мой птицигель,
У тебя вон перьев сколько,
Я одно возьму, позволь-ка!»
Раз — и дёрнул из хвоста
(Дурь на выдумку проста),
Но опять, как прошлый раз,
Поломал перо тотчас.
«Эх, — вздохнул Иван, — вот жалость:
Снова пёрышко сломалось.
Так хотелось нарядиться,
Чтоб пред всеми отличиться…
Жаль, когда в столице был,
Пиджака я не купил.
Вот сейчас бы мне пиджак,
И пускай твердят: дурак.
Разозлил бы я парней
Тех, что чтут себя умней.
Мне и так всегда девчонки
Строят ласково глазёнки,
А пиджак бы увидали —
Лишь со мной бы танцевали!»
Вдруг сквозняк дохнул немножко,
Выдул пёрышко с ладошки.
На пол пёрышко спустилось —
В горстку пепла превратилось.
В тот же миг случилось чудо:
Взявшись вдруг из неоткуда,
Оказался на Иване
Шёлковый халат, как мамин,
Но пошире эдак вдвое.
Смотрит Ваня: «Что такое?»
Думал, думал — догадался
(Дураком-то зря считался).
«Это что же, Птенчик, ты
Исполнял мои мечты?
Только что ж ты сделал, брат?
Это ж матушкин халат,
А ведь я хотел пиджак.
Ты зачем со мною так?..»
А Птенец ему в ответ:
«Не сердись, Ванюша-свет!
Я ведь мал ещё, мой друг.
Многих я не знаю штук.
Что — пиджак, а что — халат?
Не пойму. Не виноват!»
Ваня вскрикнул: «Милый чиж!
Ты ещё и говоришь!
Что ж ты раньше-то молчал?»
А Птенец: «Ещё я мал.
Только выучил язык.
Сам-то толком не привык.
Кстати, я хотел просить:
Пёрышки мои щадить.
Не тянуть по пустякам.
Пригодятся они нам!» —
«Не волнуйся, Птенчик мой,
Зря не трону твой покой!
А сейчас пойду... Пора.
До свиданья! До утра!»

***
Ночку всю провеселившись,
Но ничуть не утомившись,
Ваня уж бежит во флигель:
«Слушай, милый мой птицигель!
Обещал я, милый мой,
Не тревожить твой покой.
Только жжёт меня желанье.
Знаю, глупое мечтанье —
Царскую увидеть дочь.
Можешь в этом мне помочь?» —
«Что ж, — сказал Птенец в ответ, —
Помогу, Ванюша-свет.
Ты с рожденья мне, Ванюша,
Прожужжал царевной уши.
Вот тебе перо — дерзай!
Да смотри не оплошай!»
Ваня взял: «Благодарю!
Слушай волюшку мою:
Пусть сейчас же перед нами
Дочка царская предстанет!»,
С силой пёрышко сдавил
И кружиться отпустил.
Вот перо земли коснулось —
Горсткой пепла обернулось.
Раз — и, выпучив глазёнки,
Появилася девчонка:
Белокурая малышка
С милой куклою под мышкой.
Выпучил глаза и Ваня:
«Кто ты, милое созданье?»
А девчушка: «Я — царевна
Синеглаза Повелевна.
Мой отец царь Повелей
Пять родил нас, дочерей:
Самоцвету, Горделину,
Распрекрасу, Восхитину
И меня вот — Синеглазу». —
«Вот прокол, явись все сразу! —
Ваня Птенчику сказал. —
Тут я, братец, оплошал.
И откуда ж было знать,
Что царевен целых пять!»
А царевна, строго глядя,
Погрозила: «Эх ты, дядя!
В нашем царстве проживаешь,
А царевен-то не знаешь!
Я — меньшАя, мне  шестой,
Восхитине — год восьмой,
Распрекрасе уж двенадцать,
Горделине — все пятнадцать.
Всех нас старше Самоцвета,
Ей уж двадцать этим летом».
Улыбнулся хитро Ваня:
«Ну, теперь я всех вас знаю.
Раньше лишь одну видал,
Когда по лесу гулял.
Видно, то была царевна
Самоцвета Повелевна,
На коняшке белогривой
Она мчалась так красиво
И мне сильно полюбилась…» —
«Фи, — девчушка покривилась, —
О моей тебе сестрице
Даже думать не годится!
Каждый день к ней женихи
Ездят, чтоб просить руки.
Сотни графов и князей
Да заморских королей.
Но сестра всех отвергает,
То загадку загадает,
То пошлёт достать в презент
То, чего на свете нет.
Например, со дна морского
Джинна выловить живого
Или раздобыть жука,
Чтоб размером был с быка.
Если честно, женихи —
Все такие дураки!
Как-то над одним князьком
Посмеялись мы тайком.
Говорит ему сестрица,
Может он на ней жениться,
Коль загадку отгадает:
Кто же по небу летает,
Но не муха и не птица,
И уж если так случится,
Что на гору заберётся,
То слезами обольётся.
Что на это, дядя, скажешь?
Ты-то сможешь? Угадаешь?» —
«Это туча, мой дружок.
Не ответил, что ль, князёк?» —
«Нет! Он целый день страдал,
Но ответ не отгадал.
Больше к нам не приезжает,
До сих пор, поди, гадает.
Эх, бедняжка Самоцвета:
Женихов нормальных нету.
Воеводы, генералы —
Всё задиры и нахалы.
А бароны и маркизы —
Всё зануды и подлизы!
Вот вчера один барон
Сел со мной играть в лото.
Всё запачкал в жирных пятнах.
Чрезвычайно неприятно!
А турецкий генерал
Мне свистульку поломал.
На неё уселся попой,
Всё твердил, что он — Европа!
А французский генерал
Гусениц моих сожрал!
Мне мой друг Орли де Нос
Их из Африки привёз
И сказал, что дней чрез двадцать
Они в кокон превратятся,
А потом из них родятся
Десять бабочек гигантских.
Я на краешке стола
Их забыла и ушла,
А противный де Лаферт
Принял их за свой десерт!»
Тут малышка осеклась
И заплакать собралась
(Задрожали уж ресницы),
Но увидела Жар-птицу:
«Дядя, что это за птичка?
Чем её кормить? Пшеничкой?» —
«Нет-нет-нет, — сказал Иван, —
Птичку эту не отдам,
А тебе, моя царевна,
Уж домой пора, наверно».
И тайком от юной гостьи
Дёрнул Птенчика за хвостик,
Вырвал пёрышко, сломал
Да тихонько прошептал:
«Пусть сейчас взамен царевны
Синеглазы Повелевны
Здесь появится царевна
Самоцвета Повелевна!»
На пол пёрышко сложил
И рукою придавил.
Раз — и нет уже малышки
С милой куклою под мышкой.
Два — пред ними уж царевна
Самоцвета Повелевна,
В белой с кружевом пижаме,
Грозно топает ногами,
Вся сердитая, кричит
Да ударить норовит.
Ваня смотрит: «Вот ведь злая!
Но красивая какая!»
Говорит ей: «Стой, царевна
Самоцвета Повелевна!
Я, видать, тебя озлил
Тем, что рано разбудил.
Не сердись ты так за это». —
«Кто ты? — взвилась Самоцвета. —
Как меня сюда принёс?
Отвечай же на вопрос!» —
«Я — Иван, простой крестьянин.
Не купец и не боярин,
Не герой, не полководец,
Не лакей, не царедворец,
Не священник и не жрец,
Не колдун и не чернец,
Не художник, не писатель,
А твой давний почитатель.
Ну а здесь тебе явиться
Помогла моя Жар-птица.
Извини, не утерпел —
На тебя взглянуть хотел».
Но царевна оскорбилась
И сильнее рассердилась:
«Негодяй! Подлец! Грабитель!
Хам! Невежа! Похититель!
Динозавр! Трилобит!
Мой отец тебя казнит!»
Сколько Ваня ни старался,
Разговор не получался.
Как он шутки ни шутил,
Но царевну не смягчил —
Всё твердит: «Злодей и гад!
Мчи сейчас меня назад!»
Да ещё взялась девица
Конфисковывать Жар-птицу,
Только сильно обожглась
И совсем уж разошлась.
А Жар-птенчик, как комочек,
Закатился в уголочек,
Смотрит жалобно, с мольбой:
«Вань, отправь её домой!» —
«Эх, — вздохнул Ванюша, — ладно,
Возвращу тебя обратно.
Ну, Жар-птенчик, милый мой,
Дай мне пёрышко, родной!»
(А Жар-птенчик уж давно
В клювике сжимал перо.)
И промолвил молодец:
«Пусть сейчас же в свой дворец
Наша милая девица
Невредима возвратится
И забудет сей же час
То, что здесь была у нас».
Бах! — и нет уже царевны
Самоцветы Повелевны.
«Уф, — сказал Птенец, икая, —
Вот ведь резкая какая!
Ясно, за такую вот
Умный парень не пойдёт».
Ваня встал, расправил плечи:
«Эй, ворчун, ну что за речи?
Знай же, милая Жар-птица,
Я на ней хочу жениться!»
Птенчик пискнул в изумленье:
«Что ты, Вань! У нас в селенье
Столько милых есть девиц —
На любой из них женись!
Вот твоя подруга детства,
Что живёт здесь по соседству…» —
«А, Прасковьюшка-душа!
Верно, дивно хороша.
Только нрав у той девицы
Грозен, словно у царицы.
Не сердись же, Птенчик милый!
Сам не знаю, чем прельстила,
Чем влечёт меня царевна
Самоцвета Повелевна».