сердцу колибри

Есть ли в этом хоть что-то правдивое,
кроме красивой игры?
Когда Поводырь мой набрал в рот воды,
когда Поводырь мой выпил воды,
Поводырь мой устал.
Когда Божество в аренду сдало нам свои сады,
когда Божество уехало, оставив нам слово "мы",
самое большое слово "мы",
смоченное в устах.
Когда птицы рады навзрыд
 утру, что выходит из темноты,
утру, лучше которого не нашёл,
может быть, плохо искал?

Божественный мой причал, солнце приходит куда,
всплескнутая вода, я за тебя отдам
половину того, что осталось мне.
Пальцы и в них рука, звёзды и в них лучи — 
так получилась длань, солнцем она кричит,
тонет тогда река в тканевых берегах,
топи по ним, ключи.
Стоит бестелесная гладь
под взглядами всех мужчин,
а под твоим горчит.

И я бы никогда не написала этого, если бы не было
большого ****ского сердца,
большого христового сердца,
большого собачьего сердца.
Хромая собака передвигается с грацией
полиэтиленового пакета, шуршащего по ветру.
Есть ли смысл остаться
или стоит уйти раньше, чем ты придёшь?
Дождя не призвать к ответу,
для него никакой разницы,
где ты живёшь — 

и дом превратится в сад, когда тело придумает умирать.
Как мне тебе сказать? Непредсказуемость тишины — в звуке,
меня —  в тебе. Когда улыбаешься наедине
с собой, обнажи пересказанную печаль,
душа выхаркивается из тоннеля тела
и трётся макушкой о тоннель неба,
куда-то туда — за крышку рояля города.
Напади на меня, сердце колибри, пока ты молодо,
чтобы душа зажглась и улетела,
было б, куда.
Едва ли я помнила, куда шла,
темнота всматривалась из окна лениво,
но кто же раны показывать просит?
Я постараюсь не задеть шва,
пока мы измазываемся и наносим
эту любовь на карту мира.