Две элегии

На разлуку

Окольцуй мое сердце, дорога,
уведи мою память в туман,
в мертвый луг, где последнего стога
индевеет могильный курган,

где луны обреченная нежность
скудным светом ложится на луг,
где мы были вдвоем безмятежны,
где тебя уже нет, милый друг.

И терзаться, томиться не стоит:
всё проходит – и это пройдёт.
За рекой незатейливый поезд
прогудит, простучит, пропоет.

Русь – пространство открытое нами,
где вечерняя капля росы
значит больше, чем подвиг и знамя,
как пристанище вдовьей слезы

как вместилище ранней разлуки,
просвистевшей сквозь сердце стрелой.
И  дорожная чистая скука
будет следовать рядом со мной,

будет тешить меня разговором
посреди разыгравшихся вьюг.
Стог забытый последним  укором
не покинет заснеженный луг.

На печаль
Оставь меня, красивая печаль:
мне ничего давно уже не жалко,
и если ты меня заманишь в «даль»,
то это если только из-под палки.

Что было негой – в лень переросло,
что было строчкой – стало назиданьем.
И одиноко светится крыло
заброшенного в небо мирозданья –

Чумацкий Шлях, алмазный перезвон
туманных перьев, звездного покроя.
И тишина идет со всех сторон
с дурманом и отваром травостоя.

Пустой бокал – допитое вино
кровавой каплей светится на донце.
Скукожилось закрытое окно
до слюдяного стылого оконца.

Сомкнулся свет до свечки на столе.
Печаль моя, оставь мои пенаты!
Мы встретимся, быть может, в феврале,
коль будет время, если станет надо.

Мы встретимся, а нынче –  я не твой
и дальний путь мне более не снится.
Передо мной – бокал стоит пустой
и строчка, не желавшая продлиться.