Голос Шаляпина над Волгой

   Старая фотография, даже старинная. В незатейливой виньетке два изображения. Вверху в круге пристань с вывеской «Шашково», выходящие с дебаркадера дамы в строгих костюмах и широкополых шляпах с цветами, офицеры, чиновники, дети, мужики и бабы с корзинками. Внизу панорама Волги с видом на фарфоровую фабрику Кузнецова. Причалы, причалы. Тот же дебаркадер с приставшим пароходом и другим, который только подходит. И бесконечное число всевозможных барж. Одни пришвартованы поодиночке и группами, другие идут вниз и вверх по реке. Жизнь, бьющая ключом. Она и правда бурлила на прибрежных территориях, а Волга была животворной артерией, вселяющей эту жизнь в просторы срединной России.

   Иду через этакий типичный современный посёлок Шашково. В советское время это была центральная усадьба Госплемзавода им. XVI партсъезда. Дали же название.
   Частные дома перемежаются такими же, но дачными, отличить которые безошибочно позволяют решётки на окнах. Рядом типовые кирпичные дома, почти современная школа с большим стадионом, но без удобств, пара магазинов и даже закусочная.
   В центре посёлка два объекта, которые сразу бросаются в глаза. Серое здание дома культуры угрюмо смотрит на прохожих большими, тут и там заколоченными фанерой окнами. Неухоженная территория при нём и неухоженные стены с облупившейся местами штукатуркой настроения не подымают.
   За клубом погост и старинная церковь. Перед ними заваленная мусором и горами недавно вырытой глины площадка. Копали пруд, но что-то не заладилось: начало лета, а воды в пруду нет, только небольшое зеркало покрытой зеленью жижи. Пруды, вообще-то, копают там, где есть подземные водяные жилы, которые и подпитывают водоёмы, но нынче приглашать специалистов из народа, умеющих находить эти жилы, не принято. Принято составлять проект, определять место и осваивать средства. Осваивать у нас умеют. По-русски это значит тратить деньги. Деньги не свои – их даёт государство – чиновникам тратить их не жалко. Откуда эти деньги – другая история.
   Пред погостом монументальные для села каменные врата. Два столпа удерживают сводчатую арку ворот. Рядом впритык ещё одна арка поменьше – калитка. Кладка фигурная, узорчатая, с большими крестами на столпах. Над столпами на квадратных основаниях луковичные главки, утратившие ныне кресты. Козырёчки, карнизики, полочки, нишки. Несколько в стороне справа и слева небольшие башенки-часовенки. Всё это элементы когда-то бывшей тут каменной ограды с коваными решётками. Всё узорчатое и всё из камня. Это сколько же умения и тепла души в такую кладку вложено.
   В полусотне метров от врат храм. Прежде площадка перед ним собирала народ со всей округи, теперь от самых ворот могилы. Народ собирают, надо полагать, в здании, которое прошли.
   Изначально храм был деревянный. Одно из первых упоминаний о Воздвиженском стане относится ко временам царя Михаила Федоровича Романова, и деревянная церковь в нём уже была. В XVII веке село Воздвиженское, как и деревня Шашково, принадлежало боярам Колычевым. В это время в селе было даже две церкви: во имя Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня да во имя Николая, Чудотворца Мирликийского.
   Колычевы – род древний. В его истории и происхождение от Андрея Кобылы, пришедшего из «прусов», и тюркские корни (колча – колченогий, колыч – сабля), и трагизм XVI века в судьбе Фёдора Михайловича Колычева – митрополита московского Филиппа II, и величие русского оружия во многих сражениях, и попытка в 1876 году сохранить фамилию, дозволяющая гофмейстеру барону Михаилу Львовичу Боде принять фамилию и герб Колычевых.
   Стоящий ныне храм построили в 1775 году взамен ветхих, а может и утраченных деревянных. Средства предоставил тогдашний владелец имения отставной артиллерии капитан, коллежский советник Александр Иосифович Кожин, служивший заседателем Ярославского верхнего суда и являвшийся предводителем губернского дворянства в  1793-1804 годах. На погосте сохранились могилы Кожиных, находящиеся в состоянии удручающем.
   В конце XIX века имение приобрёл Николай Иванович Пастухов: великолепный журналист, писатель, издатель и даже миллионер. Храм, имея таких попечителей, полагаю, не бедствовал.
   Церковь по деревенским меркам огромна. Массивная и плотно сбитая, построенная в стиле раннего классицизма, она ничуть не уступает столичным храмам в красоте и размерах. Не Москва, конечно, не белый камень, но какова кладка старых мастеров, умевших сплетать кружева из обычного кирпича. А извести для побелки на Руси всегда хватало. Был и этот храм белоснежным, а ныне нет не только побелки, но и штукатурки.
   Строители храма не были ещё связаны в полёте фантазии указом императора Александра I, который обязывал использовать типовые проекты и утверждать их в Министерстве внутренних дел, – довольно было архиерейского благословения. Не потому ли все почти храмы Романов-Борисоглебского уезда имеют своё неповторимое лицо.
   Вот и Крестовоздвиженская церковь уникальна. Огромный двухэтажный куб четверика, над которым возвышается однокупольный восьмерик, не имеет апсидного алтаря – он непосредственно в четверике. Узкая трапеза чуть ниже четверика и тоже двухэтажная, с двумя ярусами окон. Высоченное основание колокольни даже выше трапезы, а ярусов хоть и два, но тоже очень высоких. Если добавить, что завершалась колокольня не обычной луковичной главкой с крестом, а устремлённым в небеса шпилем, который лет пятнадцать назад упал и который можно увидеть лишь на редких фотографиях, то не трудно представить, какова была её высота.
   Тут не лишнее заметить, что стоит храм хоть и не у самого берега, но высота площадки над Волгою не менее 120-130 метров. Располагаясь в излучине реки, виден он был путешественникам за многие вёрсты.
   Был… Много чего у нас было.

   Последним настоятелем храма был Леонид Леонидович Третьяков, служивший с 1902 по 1933 год. В 33-м его арестовали, и осудили, как врага народа на три года. Отправили толи в Казахстан, толи в Каргополь, но с тех пор о нём никто ничего не слышал. Некоторое время спустя закрыли и храм, устроив в нём склад, хотя имущество, кроме ценного, давно вывезенного, не трогали. Около 1969 года из церкви вывозили это имущество, и следы его проследить невозможно. «Музейщики», в этом смысле, беспардонны не менее «киношников»: они уверены, что делают всё правильно, а народ тёмен и докладывать ему о своих действиях не обязательно. Правильно распорядиться своими историческими ценностями он не сможет – вот и сохранилась в местной школе лишь пара риз, которые во время изъятия выбросили на улицу за ненадобностью.
   Спустя 2-3 года пьяные мужики устроили в храме пожар, в результате чего он лишился и крыши, и восьмерика, и межэтажных перекрытий. Стоят ещё стены, но нет храма, как нет и старинного погоста, где потомки надругались над предками, раскапывая их могилы, чтобы закопать своих родственников.

   По-за храмом и погостом несколько дачных по виду и заборам домов и прекрасный сосновый бор, растянувшийся вдоль берега на пару километров. Подобные боры встречаются на участке между Ярославлем и Рыбинском на Дедовой горе за Толгским монастырём, в Красном бору, что трёмя километрами выше по Волге Романов-Борисоглебска, носящего по иронии судьбы имя Тутаев, да на Дедовых же горах, что за Красным бором. Красный бор в 2010 году попал под горячую руку урагана, и от него немного осталось, а остальные стоят.

   Вид с высоты крутого берега потрясающий. Тут и там блестят воды Волги между сосен, а за рекою широкие просторы правого берега и крыши посёлка фарфорового завода Кузнецова. Этот старообрядец начинал здесь с изготовления простой посуды, а закончил немалым числом заводов по всей России и международными выставками, на которых его изумительной красоты сервизы и иные изделия получали первые призы. Да и не закончил он, а его «закончили» в 1917 году.
   Сосны растут и поверху, и на склоне, а потому картинка меж ними постоянно разбегается на отдельные кусочки. Она тем более привлекательна, что увидев один кусочек, хочется увидеть и второй, а для этого надо идти и идти, благо, что дорожка вдоль всего склона есть.
   Чтобы спуститься к реке, придётся долго шагать по веками натоптанной между соснами тропинке. Она потому и длинна, что полога. Или наоборот. Можно, конечно, в паре мест спуститься с кручи напрямик, но это только в сухую погоду и только с малым числом лет за спиною.
   Заканчивается спуск как раз на том месте, где прежде стояла пристань. Судоходство на реке продолжалось до «перекройки» в России, по Волге ходили речные трамвайчики, на которых можно было не быстро, но удобно перемещаться в пределах района и области. Дорог автомобильных тогда, напротив, было мало, и это, по существу был не только самый удобный, но для многих и единственный вид транспорта.
   Если бы не посёлок на противоположной стороне реки, то берег этот нынче можно было бы назвать унылым. Никого и ничего. Лишь заржавевшая, сваренная наскоро из железа одинокая лодка метрах в десяти от берега. Ни людей, ни пароходов. Впечатление только усиливает свинцовое небо с низко плывущими дождевыми тучами. Суда, конечно, по реке ходят, но редко – можно ли сравнить с тем буйством жизни, что было прежде.
   Ноги сами несут назад в гору, к вершине обрыва, в сосняк. Тут настроение подымается. Дорожка бежит-извивается вдоль обрыва, тут и там молоденькие сосенки – продолжатели древнего лесного рода. Хорошо, что привольно растущие тут сосны не похожи на корабельные, как на картине у Шишкина. Им нет нужды тянуться вверх, отстаивая своё право на жизнь, и они привольно раскидывают свои руки-ветви так, как нравится. Такой лес хищники-лесопромышленники вырубать не станут. Не пропадёт.

   В конце деревни дом необычной для села архитектуры. Видно, что постройка не деревенская и старинная, хоть и изрядно при ремонтах переделанная. Подле дома, который местные называют флигелем, старая сосна. Тут в прежние времена была табличка, гласившая, что в этом месте над Волгою пел Шаляпин. Он действительно приезжал сюда, но не в Шашково а в Отрадное: усадьбу, владельцем которой был Владимир Аркадьевич Теляковский.
   Владимир Аркадьевич – личность незаурядная. Выпускник пажеского корпуса, полковник Конногвардейского полка, окончивший Академию Генштаба, оказался на удивление для многих своих современников прекрасным администратором на ниве искусств. Он был назначен директором Императорских театров, и деятельностью его восхищались даже те, кто вначале язвил по поводу этого назначения.
   Отец Владимира Аркадьевича, Аркадий Захарович Теляковский – военный инженер, генерал-лейтенант, профессор, автор книги «Фортификация», которая была высоко оценена современниками и переведена на все европейские языки.
Тесен мир. Много лет жил я в деревне Аксёнцево, охотился, водил пчёл, писал, и не знал, что было Аксёнцево прежде сельцом, а владели им дворяне Теляковские. И вторая половинка названия деревни Николо-Теляково, где стоит храм Рождества Богородицы, это от них, от их фамилии.
   В Отрадном у Владимира Аркадьевича бывали многие известные люди, в том числе и великолепные художники Александр Головин, Константин Коровин. Бывал и Шаляпин, и пел над Волгою, что подтверждается записками современников, но вот на том ли месте, где была табличка? – Не факт.

   Дочь хозяйки флигеля утверждает, что его полностью переделали. Отметил для себя – полностью. А видно, что в архитектуре целостность есть. А где же усадьба? Рядом с флигелем к северу нет и намёка на стоявший когда-то дом, к югу обжитой участок и если бы его строили на месте руин барского дома – точно бы помнили. А может быть, это флигель перенесли с другого места поближе к деревне?

   Начавшийся было дождик прекратился, прогулка вдоль обрыва продолжается. Поищем место, на котором могла стоять усадьба, которую с такой теплотой вспоминал в свих записках Владимир Аркадьевич, называя Отрадным.
   Полоса сосняка постепенно сужается, оставаясь только на берегу, но зато появляется вдруг лиственница, за ней вторая, третья – шеренга лиственниц вдоль обрыва. А справа – сначала одна поляна, на которой мог бы стоять большой дом, потом вторая не мене большая. Тут жильё точно было. На краю поляны старые, даже древние плодовые деревья, а это указывает на присутствие тут когда-то людей. Усадьба могла быть и тут, но руин не видно. Полазить бы в высокой траве, и лучше бы с лопатой, но лопаты нет, а вот клещей нынче, напротив, много. Десятилетиями по лесам шатался, а привыкнуть к ним не могу, как и к кровососкам оленьим, что в наших местах лосиными вшами называют.
   Над обрывом ещё пара-тройка площадок, облюбованных местной молодёжью, и есть за что: вид на реку потрясающий, чистый хвойный воздух, мелкая трава, присущая для сосняков, в которой негде прятаться комарам, так отравляющим деревенскую жизнь и прежде, и теперь. Я бы на каждой из них под настроение запел.
   Вышел на самый обрыв и глянул вниз. Сердце зашлось от высоты, но настроение враз испортилось: далеко внизу между обрывом и ниже растущими деревьями огромные горы мусора. Свалка в заповедном месте. Плевок в душу. Неожиданное и ничем не спровоцированное оскорбление.

   Дальше одинокая заброшенная изба, пара руин других и большой почерневший от времени двухэтажный дом, едва заметный в зарослях высоких деревьев. Сердце ёкнуло, но при ближайшем рассмотрении появилось разочарование: грубые брёвна, грубые наличники на небольших окнах, уродливое крыльцо никак не напоминают барский дом.
   Посмотрим внутри. Печи самые что ни наесть деревенские и даже устройство дымоходов примитивное. Оконные рамы и фурнитура на них советских времён. Грубо обтесанные брёвна стен оклеены обоями. По слоям можно проследить историю: многие приходилось за долгую жизнь видеть в магазинах. Основа – серая обёрточная бумага и газеты, в которых пишется о неладах в отношениях СССР и США. Нет. Это уже послевоенное…
   Цоколь фундамента заинтересовал. В верхних рядах стандартный красный кирпич вперемешку с силикатным, а вот нижние ряды из большемера. Такой был широко распространён до революции, хотя и при советах выпускался до 60-х годов.
   В юности хотелось иметь чёрный костюм с блеском – модно было. Жили, однако, небогато, а потому пришлось за тот костюм лето проработать на заводе, где такие как раз кирпичи небольшими партиями и делали. Использовался этот кирпич для ремонта старинных домов (о ремонте церквей тогда речь не шла – их рушили), а вот в новостройках его не использовали.
   Уже теплее, тем более, что как раз напротив дома, на той стороне Волги, владения Кузнецова, а из воспоминаний современников же и владельца усадьбы известно, что порой с противоположного берега перевозили сюда гостей и родственников. Впрочем, на полверсты вверх или вниз по реке тоже нетрудно перевезти.
   Ещё подходя к дому, заметил множество молодых липок, растущих в округе. Липа в наших краях «самосевом» не росла, но климат изменился, и лет двадцать назад это стало возможно. Прежде же её, как и лиственницу, можно было посадить, только привезя саженцы.
   Вдоль южной стены дома аллея лип, уходящая серпообразно вокруг территории. Это не результат трудов советских граждан хотя бы уже потому, что возраст у них солидный. Кто мог привозить и сажать липы у дома? Вот… Липы подле усадеб сажали многие помещики, но Теляковские, надо полагать, липу особенно любили. Вы бы посмотрели, как моё (или их) Аксёнцево выглядит: деревня среди лип. Это единственное место в районе, где липами обсажена вся деревня, а в урожайный год – единственное место, где пчёлки дают настоящий липовый мёд. Доказательство косвенное, как говорится в юриспруденции, но всё же…
   Из разговоров с местными уяснил две вещи: первое – точного места усадьбы так и не определили, хотя приезжали даже экспедиции; второе – усадьба… сгорела. Ну, экспедицией и я себя в этот раз назвать могу, а вот если сгорела, то можно вполне предположить, что фундамент-то под ничего собой не представляющим домом тот самый, «отрадновский».
   Впрочем, предположение это так предположением и останется, как и предположение о месте, на котором пел Фёдор Шаляпин. Важно ли место? Важно то, что на любом участке этого благословенного берега можно было построить себе дом: убежище от столичной суеты и уголок отрады для души. Важно то, что пел великий Шаляпин, и не мог не петь, над великой рекой Великой России.

   Дорога назад не заняла много времени, но начавшийся опять не дождик, но ливень промочил до нитки. Серое, ещё менее приятное под дождём здание клуба за запотевшими окнами машины двинулось назад, а впереди побежали вдоль дороги перелески да овраги срединной России, забытой и заброшенной нынешними властями. Много чего у нас за последнее столетие с ног на голову кувырнули, кувыркают и сейчас. Только кто-то в Куршавель да на Канары отдыхать едет, а кто-то в своё «Отрадное». Кому-то рэп по мозгам – счастье, а кто-то по сию пору голосом Шаляпина наслаждается, да ещё со старой скрипучей пластинки. Кому-то родина там, где деньги, а кому-то Родина рядом с могилами предков. Не потеряла ещё Россия памяти, а значит, с Божией помощью, будущее имеет.   

Шашково-Аксёнцево. 12.06.2014.