Второе октября

Октябрь.
Серое, теплое утро.
Детские голоса на площадке отчетливы и звонки.
Сквозь всхлипы кто-то протяжно зовет: ”Ма-ма-а-а!”
Но мама не откликается...
Детский голос тонок и безнадежен.
Крик “Ма-ма-а-а!” ритмичен,
Как капли, парами срывающиеся с обреза крыши
В бочку с терпением.
До краев еще далеко.
Мама не выйдет...

Октябрь.
На плоскостях, проезжающей в переулке легковушки,
Серебрится коврик росы.
Машина катится беззвучно, словно за стеклом.
Позади нее на мраморном асфальте
Остаются две ровные полосы
Раздавленных листьев.
Жалко, что руль впереди.
Если бы водитель управлял своей машиной,
Глядя назад...

Октябрь.
Утро слезится несмелым дождем.
Это еще не осень.
Еще можно тешить себя надеждой,
«А, может, обойдется в этот раз?»
В ларечке на углу проспекта продают счастье.
Очередь - на пол квартала.
Люди не то, чтобы недовольны,
Но как-то сосредоточены.
Белый халат на продавщице натянут поверх теплых вещей так,
что пуговицы стоят ребром.
Кто же знал, что будет так тепло...
- Скажите, чтобы не занимали - на всех не хватит!
- Пустую тару - в порядке очереди!
- Не становитесь - все равно не отпущу!!!
Наивная продавщица!
Ну, кто же просто так откажется от счастья?
Даже если у всех оно будет одинаковым.
Очередь не реагирует.
Очередь негромко гудит.
Каждый о своем...
- Порядка никакого нет!
- А где вы его видели?
- Жулики. Ясное дело - жулики...
- Раньше-то хочь стеснялись, а теперь прямо так и прут.
- Я вам так скажу - слишком хорошо стали жить,
  а сраму нет!
- Ничего нет...
- Я вам еще скажу. После-то, как Каховское напустили,
  вода то и подтопила. Они ж сначала делают. Ага!
- В Китае тоже всех воробьев извели,
  А потом золотом платили. Вот!
- И во Франции двести лет назад. Я читала.
- Что воробьев - поганки в лесу не отыщешь! Докатились!
- Экология...

В засаленном зимнем пальто вдоль бровки мостовой
Идет дурачок с небритыми щеками.
Он похож на одичалого кота.
Присев вдруг на корточки,
Он суматошно шарит ладонями в ворохе мусора и листьев.
Что-то находит и, закрываясь, прячет в потасканном школьном ранце.
Счастье на углу проспекта его не интересует...
Очередь молча гладит на него,
От скуки.
На ранце чернилами намалеван черт с подписью.
Интересно, что там внутри...
А осчастливленные,
Внешне такие же, что и в очереди,
Суетливо расплачиваются у прилавка и отходят
В разные стороны.
Большинство - дальше, в гастроном за углом.
Блеска глаз нет, потому что нет глаз.
Есть зрачки и белки.
Зрачки выбирают путь покороче.

Октябрь.
Пахнет дымом.
Где-то во дворе дымно разгораются намокшие, желтые листья.
Над улицей,
Над троллейбусной остановкой, наполненной ожиданием,
Прямо над позеленевшей головой бронзового Пушкина
Часа два уже висит летающая тарелка.
Никто не обращает на нее внимание...
Во дворе война.
Мальчишки убивают друг друга пластмассовыми автоматами.
Но лежать неподвижно на поле боя никто не хочет.
Безнадежный голос зовет маму.

Октябрь...
Я думаю о бессилии слов.
Я думаю о том, что когда действительно нужно сказать, мы молчим.
Или говорим что-нибудь не то...
Легче всего критиковать или говорить пошлости.
Чтобы сказать верно, мало быть поэтом.
Нужно заглянуть в себя
И поверить.

Октябрь.
Утро вот-вот станет днем.
Очередь на углу расходится.
Счастье действительно кончилось.
Должно быть завтра завезут еще,
А, пока что, можно сдать пустую тару.


......................................................

                Иллюстрация (гуашь) Елены Журович