Немец

Старушка посмотрела на него сверху донизу. Слегка завитые светлые волосы, элегантный фрак и ни одной складочки на одежде, выдающей спешку или неряшливость молодого человека. Не хватало лишь цилиндра и трости для завершения образа. Все было идеально, даже слишком. У старушки даже возникло желание взъерошить его белокурые волосы, чтобы не чувствовать себя так неловко рядом с ним в своей старой потертой юбчонке и изрядно пожелтевшим от масла, уксуса и кетчупа переднике. Молодой человек прибыл точь-в-точь в назначенный час, ни секундой раньше, ни секундой позже.        «Батюшки! – подумала старушка, – вот уж и впрямь немец! И откуда такой взялся, когда за окном ХХI век?» Эта загадка показалась старушке куда сложнее, чем те, что загадывал лукавый озорник Олег Васильев на последней странице ежедневной газетенки. В самом деле, почему в век компьютеров и автомобилей этот чудак одевался, будто собирался на бал в ХIХ веке? Наша старушка, которую звали бабой Ксюшей, имела за плечами бурную жизнь, полную радостей и горестей, но Немец стал потрясением всей ее жизни. Он произвел на нее неизгладимое впечатление и даже больше, недаром баба Ксюша подавилась чипсами, которые грызла все время между завтраком и обедом и между обедом и ужином. «Чипсы – моя легкая закуска, чипсики помогают мне притупить голод, пока я жду обеда или ужина», – любила повторять баба Ксюша, аппетитно хрустя неизменными тонкими ломтиками картошки.
       – Осторожнее, это очень опасно, пища может попасть не в то горло, – произнес Немец, тщательно проговаривая каждое слово, как диктор.
       «Ну вот, еще одно потрясение, – подумала баба Ксюша, – и с какой планеты свалился этот Немец, будь он неладен!»
       – Разрешите представиться, – снова проговорил Немец, делая упор на каждое слово, – Олигарх Евгеньевич Зубров.
       Вы вполне можете понять вся гамму чувств и эмоций бабы Ксюши, шокированной уже в третий раз. Однако она уже начала привыкать к странному гостю, стала улыбаться и исподтишка хихикать.
       – У меня испачкан фрак? – спросил Немец, удивленно поведя бровью.
       – Нет, что вы! Вы просто верх аккуратности и педантичности, милый Олигарх Евгеньевич!
       – Тогда почему вы смеетесь?
        – Проходите, проходите, что же вы стоите, милок! – быстро пролепетала баба Ксюша, чтобы замять неловкую ситуацию. – Меня, кстати, бабой Ксюшей звать!
       – Очень приятно, – вежливо произнес Немец, осматривая квартиру. – Разрешите взглянуть на мою комнату.
        – Милости просим! – кокетливо отозвалась баба Ксюша, распахивая дверь перед Немцем.
       Эта была самая маленькая комнатка в трехкомнатной квартире, но довольно милая. Сквозь стеклянную дверцу шкафа виднелись старые фотографии бабы Ксюши и маленького мальчика, едва распахнувшего голубые глаза и протягивающего маленькие ручонки навстречу миру, в который он только пришел и уже спешил узнать тайны всех морей и океанов, подслушать все секреты скрытницы Луны и ее подружек звезд, увидеть своими глазами всех до единого динозавров. Словом, эти глаза были синее неба и чище родника.
       – Это мой внук Лешка, – с улыбкой сказала баба Ксюша, заметив, что взгляд Немца остановился на фотографии. – Он сейчас учится в Америке, мы с ним не виделись пять лет, ему сейчас двадцать два. Он сейчас как раз заканчивает учебу и скоро должен вернуться. Как он там, мальчик мой?..
       На бабу Ксюшу всегда находила сентиментальность, когда она смотрела на эту фотографию.
       – Это надо же, – продолжала она, – я видела его в последний раз, когда ему было семнадцать. Поди возмужал мальчик мой милый…
       Немец чувствовал, что причитания затянутся, если их не остановить.
       – Комната мне нравится, – как бы невзначай заметил он, – но здесь недостаточно хорошо убрано.
       – Да что вы, Олигарх Евгеньевич, я только вчера убиралась!
       – Надо убираться три раза в день, – отчеканил Немец.
       – Бог с вами, милок! Нелегко мне уже в моем возрасте…
       – Я об этом уже подумал. Так как я снимаю у вас комнату, я и должен обеспечить ее чистоту. У меня есть служанка.
       Немец достал из-за борта фрака мобильный телефон.
       – Здравствуй, Клава. Это Олигарх Евреньевич. Да, я уже снял комнату, но она недостаточно чистая. Ты будешь убираться здесь три раза в день. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда почему ты еще стоишь? Собирайся живо!
       Немец назвал адрес.
       Вскоре раздался звонок в дверь. Баба Ксюша и Немец открыли, и на пороге появилась прелестная девушка в чистейшем белом переднике. У нее были прекрасные карие глаза, слегка припухшие губки, придающие этому лицу еще больше очарования, а кожа, казалось, была нежнее лепестков фиалки. Но девушка была бы еще прекраснее, если бы ее русые волосы были распущены. Но Клава упорно каждый день собирала их в тугой пучок. Волосы были так туго затянуты, что ни один волосок не выбивался. Любому мужчине сразу бы захотелось увидеть девушку во всей красе, чтобы ее роскошные волосы рассыпались по плечам и гибкой талии, но Немец был не из таких мужчин. Немец любил гладкость и прилизанность во всем, даже там, где они меньше всего нужны.
       – Клава, почему ты задержалась? – спокойно спросил Немец.
       – Я…я опоздала всего на пять минут, Олигарх Евгеньевич.
       – Ты не должна опаздывать ни на секунду. Я хочу, чтобы ты это усвоила, Клава.
       – Не сердитесь, Олигарх Евгеньевич, – улыбнулась Клава, осторожно, но кокетливо кладя руку ему на плечо. Немец отстранил ее руку.
       – Я не терплю фамильярностей, – сказал он, – тем более когда через минуту ты должна приступать к своим прямым обязанностям. Что же ты стоишь? Бери веник, совок – и вперед!
       Баба Ксюша не выдержала и вмешалась:
       – Да Бог с вами, Олигарх Евгеньевич! Дайте девушке отдышаться, вон она как запыхалась. Июль на дворе, жара, а вы ее заставляете нестись сюда. Давайте лучше выпьем все компотик.
       – Компотик потом, – отрезал Немец. – Клава, я не могу понять, почему ты до сих пор бездействуешь?
       Спорить было бесполезно, и Клава приступила к уборке.
       Клава быстро подружилась с бабой Ксюшей, которая приютила ее в своей комнате. Каждую ночь, перед тем как лечь спать, они секретничали и сплетничали.
       – Как вам мой Олигарх? – спросила Клава, хрустя вместе с новой подружкой неизменными чипсами.
       – Т в о й Олигарх? – хитро переспросила баба Ксюша, исподлобья смотря прямо в глаза девушке.
       – Я…я…я хотела сказать, мой начальник, – быстро проговорила раскрасневшаяся Клава.
       – Откровенно говоря, зануднее типа я еще не встречала.
Клава порывисто схватила старушку за руку:
       – Надо же, вы меня понимаете! Я точно такого же мнения об этом зануде!
       – Правда? – все та же хитринка проскальзывала в голосе бабы Ксюши. – Честно говоришь?
       Клава округлила глаза и пожала плечами:
       – Абсолютно честно, баба Ксюша!
       Была ли Клава честна или немножечко лукавила – судить не нам, но как бы то ни было, вскоре ее ждала очень важная и романтическая в ее жизни встреча. Если вы так же хитры, как баба Ксюша, то вы уже догадались, что ее внук окончил учебу в Америке и возвращался домой. Его родители жили в Швейцарии, и юноша должен был причалить к незатейливому гнездышку смешливой бабы Ксюши. И вот наступил торжественный день. Клава мыла квартиру с особенной тщательностью, а Немец стоял над ней, ползающей с мокрой тряпкой, и давал ценные указания. В дверь позвонили.
       – Батюшки, – закудахтала баба Ксюша, – неужто внучок мой вернулся, птенчик мой родимый?
       – Баба Ксюша, – обратился к ней Немец, в сотый раз заставив бедную старушку вздрогнуть от его дикторской интонации, – не удосужитесь ли вы открыть дверь?
       – Ох, да, замешкалась от волнения, – и баба Ксюша торопливо повернула ключ в замке.
       Старушка посмотрела на него сверху донизу. Первое, что ей бросилось в глаза, это был развязанный шнурок. Затем она почти в испуге заметила, как изменился ее дорогой мальчик. Из стройного, красивого и спортивного юноши он превратился в неотесанного увальня, заплывшего приличным слоем жирка. Даже его некогда большие ясные глаза казались теперь маленькими глазенками, задрапированными жиром.
       – Откормили, – тихо проговорила баба Ксюша, и это было ее первым приветствием, после которого негласно был подан знак, что можно перейти к следующей части приветствия, а именно к традиционным тисканьям и чмоканьям любимого внука. Баба Ксюша пыталась обнять всего Лешку, но теперь это было довольно сложно, потому что он, увы, стал необъятным.
       – Внучочек мой родненький, как же я рада тебя видеть, ой, ну и пузико у тебя! Ну совсем толстячок!
       – Баба Ксюша, и я очень рад, я так соскучился по тебе и по твоим чипсикам!
       – Ага, хитрюга, по чипсикам соскучился!
       – Вам, молодой человек, нельзя чипсы, так как ваш вес превышает норму,; отчеканил Немец.
       Леша икнул, приоткрыл рот и выпучился на Немца.
       – Мамочки, кто это?
       – Разрешите представиться, меня зовут Олигарх Евгеньевич Зубров, я снимаю комнату у вашей бабушки, а это Клава, моя служанка. Клава, почему ты остановилась?
       – Но Олигарх Евгеньевич, я уже все вымыла.
       – Мой еще. Это никогда не помешает.
       – Но я уже все перемыла несколько раз! – почти в отчаянии вскрикнула Клава.; Может, приготовить обед?
       – Приготовь обед,; спокойно согласился Немец.
       Леша шепнул на ухо бабе Ксюше:
       – Ба, где ты нарыла этого немца?
       Старушка подозрительно посмотрела на него – уж не ясновидцем ли был ее дорогой внук? Как точно совпали его мысли об этом странном человеке с ее собственными мыслями.
       – Это ты точно подметил, он совсем как немец! Тише, он подходит!
В самом деле, Немец маршировал в сторону Леши.
       – Молодой человек, неужели вы в самом деле хотите поскользнуться?
       – Нет! На чем? На арбузной корке, что ли?; усмехнулся Леша.
       – На шнурке, – отрезал Немец.
       Леша посмотрел на свои ботинки и весело стукнул себя по лбу.
       – Ну я и растяпа! – и он присел, тяжело дыша, и завязал шнурок.
       – Так-то лучше, – оценил Немец. – Теперь поговорим о питании. Вы жили в Америке, и, следовательно, питались одними гамбургерами и Колой.
       – Ну а куда мне еще ходить там было, как не в Магдак? – насупился Леша.
       – Это чрезвычайно неполезно. Этот весь лишний жир необходимо удалить.
       – Батюшки! – вскрикнула баба Ксюша. – Уж не на липоксацию ли вы намекаете, милок вы наш, Олигарх Евгеньевич? За что же вы так бедного мальчика? Не успел он вернуться…
       – Нет, речь идет не о ли-по-сак-ци-и, а о совершенно ином. С завтрашнего дня мы с Алексеем начнем делать утренние пробежки по близлежащему парку.

***
       – Олигарх Евгеньевич, я больше не могу! – стонал Леша, задыхаясь. Немец спокойно бежал рядом и ровно дышал.
       – Вдыхай через рот и выдыхай через нос, вот увидишь, тебе полегчает, –– посоветовал Немец.
       – Я больше не могу!.. – Леша рухнул на влажную от росы траву.
       – Вот-вот, слабый ты стал в Америке от этих гамбургеров. Будь я на месте твоих родителей, я бы никогда в жизни не отправил тебя туда. Ну, давай руку! Домой пойдем.
       На пороге их встретила Клава.
       – Олигарх Евгеньевич, я все сделала, полы помыла, окна тоже, все протерла, цветы полила. Что теперь делать?
       – Кашу готовь со злаками для нашего спортсмена! Он у нас отвык от полезной здоровой пищи.
       Клава, вымуштрованная Немцем, управилась с приготовлением завтрака ровно за двадцать минут.
       – Спасибо, Клава, вкусно готовишь! – улыбнулся Леша, уплетая кашу.
       – Это ее работа, – сказал Немец.
       – Вот если бы у меня была такая девушка, которая так вкусно бы готовила мне каждый день, я бы больше ни ногой в этот Магдак!
       – Если хочешь, я буду каждый день готовить для тебя, – улыбнулась Клава.
       Их взгляды встретились и задержались. В фильмах на таких моментах начинает играть романтическая музыка, но в тот же момент, по законам жанра, появляется такой вот Немец и становится третьим лишним.
       – Никаких амуров на рабочем месте, Клава! Ты забываешь о своих прямых обязанностях.
       – Да, да, простите, Олигарх Евгеньевич, – покраснела Клава и стала судорожно мыть посуду.
       Леше ничего не оставалось, как приняться за топинамбур и компот.
       – А с тобой мы сейчас отправимся покупать тебе костюм и туфли. Я не желаю больше видеть, как ты ходишь в футболках, драных джинсах и кроссовках.
       Никто – ни баба Ксюша, ни Клава, ни Леша, не могли понять, как Немцу удавалось оказывать столько влияния, но никто никогда не сопротивлялся его повелениям, что было самым изумительным. Леша всего-навсего буркнул себе под нос, что ему не дают спокойно поваляться на диване после завтрака, и начал собираться.
       Немец шел впереди, Леша беспрекословно шел за ним. К великому изумлению Алексея, Немец уверенным шагом направлялся в магазин старинной одежды, куда обычно ходят артисты. Изумлению паренька не было предела.
       – Олигарх Евгеньевич, – осторожно и с испугом, затаившемся в заплывших глазках, сказал Леша, – неужели я тоже буду носить фрак?
       – Несомненно, – твердо ответил Немец, и ни одна жилка не дрогнула на его лице, будто его мимику законсервировали, как баба Ксюша консервировала огурчики.
       Естественно, лешиного размера не оказалось, и Немец заказал фрак, который сшили через пять дней. Теперь многим счастливчикам удавалось каждый день видеть некого Немца, вышагивающего с не менее странным толстяком, и оба были из XIX века. Многие принимали их за артистов, а один журналист даже пытался взять интервью, на что Немец спокойно ответил, что у него куча дел, и пошел мимо, даже не обернувшись на ошалевшего журналиста.     Одевать спортивную форму Леше позволялось только во время утренних пробежек.
       Так шли дни… Леша и Клава обменивались мимолетными взглядами, но чуть заслышав шаги Немца, сразу потешно кидались «делать дела», а баба Ксюша все понимала, вздыхала, ела чипсы и усмехалось.
       Однажды Леша маршировал с Немцем к банку и решил поговорить с ним по душам. Но, не зная, с чего начать, он смущенно спросил:
       – Олигарх Евгеньевич, хотите мороженого?
       – Нет, я исключаю мороженое из моего и твоего рациона, – отчеканил Немец.
       – Ну Олигарх Евгеньевич, лето все-таки…
       – Лето – это не повод поддаваться соблазнам. Надо держать себя в форме.
       Вдруг Леше ужасно захотелось улыбнуться. Он стал напрягать лицо, его рот ходил взад-вперед, ноздри раздувались, и вдруг…о ужас!; он прыснул со смеху.
       – Что случилось? – спросил Немец, слегка поведя бровью.
       – Мы, наверное, безумно смешные в этих фраках, – заливаясь, ответил Леша.
       – Нет. Смешны те, кто не носят фрак.
       – Правда? Но почему? – удивленно спросил Леша, перестав смеяться.
       – Потому что они одеваются, как простые зеваки. Мы же с тобой одеваемся, как аристократы.
       – Скорее как два психа, сбежавшие из психбольницы! – ответил Леша и залился таким звонким, юным, искренним и заразительным смехом, что Немец не выдержал. Его мимика начала энергично ходить взад-вперед, он активно жестикулировал, надеясь руками помочь себе успокоиться, и вдруг Немец…засмеялся!..
       …Немец хохотал, запрокинув голову, хохотал во все горло, будто ему не разрешали хохотать двадцать лет, а то и больше, и вот, наконец, что-то прорвалось изнутри. Слезы выступили на его глазах. Может, от смеха. А может, от чего-то еще…
       – Вам нехорошо, Олигарх Евгеньевич? – спросил Леша, видя, что Немец задыхается от смеха.
       – Нет. Мне очень хорошо. Мне было д е й с т в и т е л ь н о хорошо, когда я увидел твою улыбку и услышал твой смех.
       – Но вы это все видели и раньше,; хихикнул Леша,; по-моему, я только и делаю, что улыбаюсь и смеюсь.
       – Нет. Еще ты втайне от меня воруешь чипсы у бабы Ксюши, – и Немец заплакал.
       – Олигарх Евгеньевич! Олигарх Евгеньевич! Я больше не буду! Я тоже всеми руками и ногами за здоровое питание! Простите меня! Я больше никогда не буду есть чипсы и пить Колу! Я буду бегать по утрам! Сам! Без напоминания! Во фраке! Только не плачьте, пожалуйста…
       – Я плачу не от этого, – ответил Немец, вытирая слезы, но новые струи вновь потекли по его щекам. – Когда-то я безумно любил одну женщину. Ее звали Олесей. Она тоже безумно любила меня. Однажды у нас было свидание, и мы выбежали на мостовую навстречу друг другу на зеленый свет. Вокруг не было машин. И вдруг откуда ни возьмись из-за угла выезжает Нисан и сбивает мою Олесю…
       Шея Немца вздрагивала от всхлипываний, плечи сотрясались от слез, которые так долго жили в нем немой болью… Он проговорил:
       – С тех пор мое сердце умерло и не воскреснет вновь. Нет, я не должен плакать. Во сне она просила меня не плакать о ней и быть счастливым. Боже мой, как же тяжело без нее! – и новый поток слез, еще более горьких и жгучих, заструился по щекам, шее и фраку Немца.
       – Вы должны быть счастливым, Олигарх Евгеньевич! – воскликнул Леша, схватив Немца за руку.
       – Это невозможно.
       – Она этого хочет, подумайте об этом! Она смотрит на вас, сейчас, в этот момент, и ей тоже больно. Представьте, как ей должно быть больно видеть, как вы плачете!
       – Да. да, я вновь должен похоронить свое сердце. Ты прав, Леша, что-то я расклеился и расчувствовался. Все, никаких слез! Обещаю! – и Немец вытер глаза. Его лицо вновь приняло спокойное выражение, и лишь красные глаза напоминали о только что случившемся цунами.
       – Олигарх Евгеньевич, вы еще встретите любовь, я в этом уверен! Вот увидите!
       – Откуда у тебя такая уверенность?
       – Потому что я сегодня увидел, что вы умеете плакать и смеяться. Только умоляю вас, будьте таким всегда. Смейтесь, когда захочется, плачьте, и очень скоро вы будете плакать только от счастья, уверяю вас!
       – Не знаю, дружище, конечно, что-то есть в твоих словах. Мне надо это все обдумать. Пойдем домой. Сейчас в первую очередь нужен отдых. Слишком много потрясений за этот день.
       Леша заметил, что голос Немца становится все менее и менее дикторским. Что-то живое и юное стало слышаться в его голосе. Они шли домой, а Леша незаметно положил конфету «Красная шапочка» Немцу в карман…

***
       Клава мыла окно, по обыкновению. Леша подошел к ней и взял ее за руку.
       – С ума сошел?– громким шепотом спросила Клава, безумно перепуганная.
       – Нет, просто я хочу увидеть твои волосы, – улыбнулся Леша.
       – Что??? Псих ненормальный, а вдруг Немец сейчас войдет и застанет нас вот так? Ну-ка отпусти руку!
       – Ни за что, – ответил Леша с такой нежностью, перед которой невозможно было устоять, и поднес руку Клавы к своим губам.
       Клава вздрогнула и стала вырываться от Леши, тряся головой. Вдруг ее заколка выпала и прилизанные волосы рассыпались густой волной по шее, плечам и талии. Леша даже замер, настолько они были прекрасны.
       – Ну вот, что ты натворил? – грустно улыбнулась Клава. – Теперь нам не сдобровать… Немец меня убьет. И тебя тоже! Это ты виноват!
       – Никто никого не убьет. Не такой уж он и Немец. Он человек, и ты скоро увидишь это, Клава. Можно тебя пригласить сегодня посидеть где-нибудь? Знаешь, безумно хочется выпить с тобой чашечку кофе, поболтать обо всем на свете…
       – Небось в Магдак меня потащишь!
       – Ни за что! Немец, ой, то есть Олигарх Евгеньевич, приучил меня к здоровому питанию, и я буду век благодарен ему за это. Тем более теперь я точно должен похудеть, чтобы хорошо выглядеть рядом с такой прекрасной девушкой!
       Голос Леши был настолько нежен и искренен, что Клава улыбнулась и чмокнула его в пухлую щеку.
       – Значит, ты согласна? – просиял Леша, чувствуя, как любовь все больше и больше наполняет его сердце.
       – Ну да, да, разбойник, только подожди меня немножко, я должна переодеться!
       И Клава побежала к себе в комнату выбирать наряды.