Перерождение

В одной из своих прошлых жизней рожден был пажем:
Покорным слугой при дворе, на язык отважным,
Но часто молчавшим вслух, не сказать чтоб гадость,
Ведь гнить безголовым мне было б совсем не в радость.
И верен своей я принцессе бывал порою,
Не то чтобы честь, а так, дорожил головою.
Но вот "приболел" чудак, разыгрались чувства,
Заболело там, где, всегда мне казалось, пусто.
И чтобы совсем не проститься с привычным ладом,
Я этой чертовке вина дал с мышиным ядом.
Немного покорчилась, покрихтела моя принцесса
Да померла... ну а я опрометью к лесу.
Как сказал, мне моя голова не мешала вовсе,
И лишаться её я не думал поступка после.
Но совсем незадача - поймали на третьи сутки,
Обезглавив на месте за все за мои поступки...

Но потом я переродился придворным магом.
И не то чтоб способным, нет! Лишь лжецом-бродягой,
Но с поставленной речью, такой, чтобы верилось людям,
Но о подлых моих сторонах говорить не будем.
Я и зелья варил, и яды, когда просили.
И не то чтоб варил хорошо, а всегда в пол силы,
Только б не было жалоб и возгласов за спиною,
Мол "Лжец ваш волшебник! Пусть платится головою!"
Работал я честно (почти, говоря откровенно),
А после совсем захворал, так сделалось скверно:
И кашель терзал, и сон перебился тревожный,
Что даже работать в пол силы не стало возможным.
Но добр был король, не гнал старика из замка,
И лекарей нанял, и даже мне нанял няньку,
Что б та и кормила, и мыла, стирала вещи,
А я так давно! Так давно я не трогал женщин.
Однако, болезнь мне сказала предельно просто:
Лежи неподвижно, считая незримые звезды,
Бессильный старик, ну на кой ты здоровым сдался?
Лежи и молись. И молись, чтоб дожить до завтра!
Но я был не набожен, просто лежал бездвижно,
Так вот и помер, лет в шестьдесят да с лишним...

И к черту! Проснулся и после... простой собакой!
Самой обычной, бездомной, с хромою лапой.
Жил возле лавки мясничего: кушал вкусно,
Но как-то от мысли, что я - собака, делалось грустно.
Сначала я жил в одиночку, точней, с блохами.
Порой удавалось увидеть собаку-маму,
Да только она узнавала меня едва ли:
Вокруг уж другие щенки-непоседы сновали.
Иногда меня гладили дети, тянув за уши,
Я не скалился, нет, от оскала не станет лучше.
И мясник со двора уж не гнал. Мы сдружились, вроде...
Я привык, что он толст. Ну а он, что я беспороден.
Так и жил день за днём, и беды не случалось, к счастью,
Но крестьянский мальчишка погиб от собачьей пасти.
Взбунтовался народ! И предпринял король решенье -
Всех собак под прицел! А мясник не открыл мне двери...
Ну, а я и не рвался. И обиженным вовсе не был,
Лишь бы в доме его для детей была булка хлеба.
Так и умер без мысли подлой да в раскоряку.
И родился собакой, и умер, сказать, как собака.