Империя
Я же родился в империи – время даст, что я в ней умру:
ничего не бывает задаром – хрустишь хурму
лелеешь маузер за ширинкой или наган,
бабе своей говоришь: дура –
но не отдам.
Лоб прижимаю к своим границам в толчённом стекле –
стекло говорит: полетели – пока терпел
пару друзей, комнату и пустоту
за малым их кругом,
который меня во рту
влажном своем крутил по часовой, жевал –
хорошо ли быть маленьким? –
да, хорошо, и спасибо тебе, что меня держал
ангел, возможно куривший одну со мной на двоих траву,
я пережил двадцатый, двадцать первый не проживу.
Катится мёртвых вагон – скоро я здесь один и перрон
станет добычей дождя или горящих ворон,
варваров новых, любителей площадей,
свободных стихов, воды с водою –
не смей! –
говорю – переступай черту – крутись на золе своей, снова строй не ту
империю, и не страну – огород,
капусту, всяк часовой – оборот
новый вставляет в речь, как бы в скважину ключ –
вот у меня нет родины – только язык. Вонюч
ватник, в котором в детстве ходили двором на двор,
пили палёный спирт с музыкальным названием – вор
после пяти ходок в зону, учил как молчать любовь
(каждый хохол был братом –
Полтавой – двор).
Вот и теперь выходишь – словно в зрительный зал
все персонажи со сцены сошли – или ум мой мал,
или зрение стёрто наждачкою табака –
трогаешь декорацию и говоришь:
пока.
Говоришь «пока» синей курице, что летит в облаках,
в облатке своей найдя, что цезарь ещё она,
что воздух, свернувшись в трубочку – свистит,
что детство всегда одно – пахнет подгузником,
возможно – чуть позже вином,
девою первой, возлегшей с тобою спать,
порезом, вокзалом, бритвой, которые учишься брать,
как революцией – улицу, ночь, фонарь,
ватник накинув на плечи, что ныне звучит,
как брань,
переминаясь с одной босой на другую босу, стою
в зубах неся на княженье ярлык – как зека
пою в ноту своей богоматери – чудный поклёп словарю
и вокруг прорастает империя языка
и Византии его белый волк – в облаках.
(1-10/06/2014)
Свидетельство о публикации №114061001956