Евгений Онежин

Евгений Онежин
(СЛОН)

Глава третья

«Мы те, чья плоть укрыта землей,
чьих имен нет в списках живых
и их жертв»
(из современной рок-поэзии)

1
«Куда? Уж эти мне секреты!»
- Прощай, Онежин, мне пора.
«Я не держу тебя, но где ты
С женою будешь до утра?»
- В бараке их. – «Вот это чудно!
Послушай, ведь тебя не трудно
Там надзирателям поймать –
Ночами начали шмонать!»
- Барак не девичьи покои,
Да им, пожалуй, все равно,
В противном случае давно,
Наверно был бы я покойник.
К тому ж, у женщин уговор
На время выставить дозор.

2
Я тут пока беды не вижу.
«И все же оглянись вокруг…»
- Ползучий страх я ненавижу,
И без него тошнит, мой друг,
Я не могу…- «Побойся бога,
У всех у нас одна дорога,
Одна завещана скрижаль.
И все же будет очень жаль
Лишиться друга и поэта…
А кто избранница твоя?
Скажи мне честно, не тая,
Не делай страшного секрета».
- Ее увидишь хоть сейчас,
Она охотно примет нас.

3
Пойдем. И пошагали вместе,
Явились. И награждены –
На нары предложили сесть им,
(соседки зависти полны!)
Обряд известный угощенья:
Несут поштучно им печенье,
Чефир – по кружке жестяной –
Онежин принят как родной.
(прошу не путайте с кефиром;
Его не подают в неволе,
На Крайнем Севере тем боле,
Даже ВОХРы командирам).
Но лагерный прием короток
И вот они уже в воротах.

4
И в лес вошли, они украдкой,
Боясь наткнуться на дозор –
За каждым деревом загадка,
Их могут расстрелять в упор.
Когда и где – не угадаешь,
Где поспешишь, где опоздаешь.
И то, и это – все равно.
У них дыхание одно:
Скорей, скорей, еще немножко…
А у бараков – ни куста,
Задача вовсе не проста,
Тут надо изловчиться кошкой.
Везет и зекам иногда –
Прошли без виз туда-сюда.

5
- Тебе понравилась Татьяна?
«Уж очень на язык остра,
Охотно спорит и упряма
И это Ольгина сестра?»
- А ты бы предпочел другую?
«Хотелось бы не столь худую,
В глазах Татьяны ласки нет.
А может я неправ, поэт,
На ней лишь отпечаток зоны?
А в жизни и скромна она,
Девичьей верности полна.
Такие – ласковые жены».
Евгений грустно так сказал
И Невский тут не возражал.

6
Меж тем Онежина явленье
В бараке вдруг произвело
На всех большое впечатленье,
Таинственность приобрело.
Пошли догадки за догадкой,
Откуда-то взялась тетрадка
(с рисунками и вся в стихах)
Ее подальше от греха
Упрятав, женщины читали.
Они решили между тем
Онежина женить совсем
И с этим к Танечке пристали.
Венчанье Невского давно
И Ольги было решено.

7
А Таня слушала с досадой
Такие сплетни, но тайком
С неизъяснимою отрадой
Уже мечтала о таком,
Что в жизни даже ей не снилось –
Неужто и она влюбилась.
Но в зоне все не мудрено,
Хоть трижды будь запрещено.
(любовь – большое преступленье!)
Таков ей жребий роковой,
Для зоны, впрочем, рядовой,
Страдать и ждать любви мгновенья.
Стеснило ей младую грудь:
Придет ли он когда-нибудь?

8
И дождалась. Открылись очи.
Она сказала – «Это он!»
Онежина увидеть хочет,
В глазах ее он эталон
Мужских достоинств, рыцарь милый.
Стихи его волшебной силой
Твердят о нем. Пророчат ей
Среди бессонницы ночей
Заботы любящей супруги.
Сонетами восхищена
И день, и ночь грустна она.
Помочь пытаются подруги –
Шлют за приветами привет,
Но от него ответа нет.

9
Теперь с каким она вниманьем
Вкушает зековский роман
И пьет с девичьим обожаньем
Его живительный обман.
И об Онежине мечтает,
Когда тетрадки те читает,
Что в зоне написать успел
Гийом Вентре маркизе «Л».
Любимый мученик мятежный
И бесподобный граф Гийом
(быть может он и вам знаком?)
Все для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онежине слились.

10
Воображаясь той маркизой
Сонетных писем дю Вентре,
Татьяна девочкой-подлизой
Проходу не дает сестре
И разговор о нем заводит.
Она в нем ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты.
Среди барачной нищеты
Вздыхает. Пред лицом конвоя
Впадает в трепетную грусть,
В забвенье шепчет наизусть
Письмо для милого героя.
Но наш герой, где б ни был он,
В ее любовь не посвящен.

11
Свой стих на важный лад настроя,
Онежин, молодой хитрец,
Писал нам своего героя,
Взяв у французов образец.
Стал для него Вентре любимый,
Всегда неправедно гонимый,
Отдушиной для чувств, ума
И развлечением Дюма
В оковах соловецкой власти.
Его восторженный герой
Готов был жертвовать собой.
И при конце последней части
Всегда наказан был порок,
Любви достойный был урок.

12
Теперь у нас умы в тумане,
Мораль забыта, и притом,
Сказать по правде (между нами!)
Страна сейчас – почти притон.
В законе воры и блудницы
Теперь владетели столицы,
Где новоявленный кумир
В чумное время правит пир.
Народам тот же жребий мрачный:
Средь бела дня – грабеж, обман,
Взамен духовности – дурман,
Базар и рынок к ним в придачу.
Суют дешевый «моеизм»
Заместо клизм от катаклизм.

13
Друзья мои, пишу об этом:
Быть может волею небес
Не суждено мне стать поэтом,
Но и во мне проснулся бес.
Державы вижу я угрозы
И не приемлю жизни прозу,
Где «баксы» правят, связи, блат,
Где все пошло на старый лад.
Главбеса тайные злодейства
Я честно здесь изображу,
Историю вам расскажу
Интеллигентного семейства –
Нейтральный взгляд со стороны
На нравы нашей старины.

14
Вам покажу их будни, речи
Почти пожизненных зека,
С друзьями лагерные встречи
На пересылках. А пока
Танюшиной любви мученья,
Разлуку, слезы, примиренья.
Предвидел бы я им конец –
Повел бы Таню под венец.
Но как бы ни желал я страстно
Счастливой для нее любви,
Я был не понят бы людьми,
Ведь жизнь ее пока ужасна.
Ложь не идет мне на язык,
Лгуна не нужен мне ярлык.

15
Татьяна, милая Татьяна!
С тобой теперь я слезы лью.
Ты в лапы медного тирана
Попала на беду свою.
Погибнешь, милая. Но прежде
В святой наивности, надежде
Онежина ты позовешь.
Ты мерзость жизни узнаешь
И пьешь волшебный яд желаний.
Неисполнимые мечты
Неизъяснимой красоты –
Себе добавишь ты страданий.
Всегда, везде над головой
Лишь черный жребий роковой.

16
Тоска любви Татьяну гложет,
Хотя ей некогда грустить.
Никто ей в этом не поможет –
Нельзя ей в сторону ступить,
Где лес стеной, трава, граниты
Сплошным лишайником покрыты
И мат звучит в ее ушах,
Пока ей правила внушат.
Закончен счет: конвой выводит
Колонны на работу в лес,
Могучий, стройный до небес,
И по делянкам всех разводит.
Мужчины будут лес валить
А ветки женщины рубить.

17
«Не лезьте, дядя, мне так душно!»
-  Отныне будешь женкой мне,
Тебе со мной не будет скучно!
А я пройдусь по целине!
«Да что вы, дядя, я болею
И никого любить не смею»
- Ты не гони мне небылиц,
Не так уж много здесь девиц,
Отныне чтоб ни с кем, понятно?
Иначе зубы выбью я!
«Да вы не поняли меня…»
- Что, с блатарем те неприятно?
Ах ты, стиральная доска!
(одежду рвет его рука…)

18
- Ну хватит, девка, в кои лета
С тобой мне трекать про любовь –
«Вы пожалеете об этом,
Я здесь заразна стала вновь».
- Да ты все треплешься, гадюка!
Ах ты паскуда, ах ты сука –
В глазах у Тани меркнет свет,
На помощь и надежды нет.
Уже трещит на ней рубаха.
«Да прекратите, наконец,
Ведь по годам вы мне отец!»
Она заплакала от страха.
Вдруг руки ей он заломил
И белый свет ей стал не мил.

19
И вот дыхание чужое
Страшней тифозного огня…
«Ах, дядя, с чистою душою
Сказала вам – заразна я!
Христом поклясться я готова!»
- Ты, девка, не дури – здорова!
«Господь помилуй и спаси,
Кого ты хочешь, опроси –
Я матерью клянусь родною!»
- Ты врешь! – «Нет, я больна!
Плохой болезнью, как она…»
Но дядя отпустил ей руки
И встал, застегивая брюки.

20
«Да, я больна» - шептала снова
Бандюге в ужасе она.
- Проверю, дохлая корова…
«Оставь меня – да, я больна!»
А солнце между тем стояло
И меж деревьев озаряло
Татьяны бледное лицо,
И хлеба ломтик, и сальцо,
Оставленные на лужайке,
Пред лагерницей молодой,
От голода совсем худой,
В разорванной блатным фуфайке.
И все звенело в тишине,
И все кружилось в вышине…

21
Не помня, как в барак вернулась,
Почти что в забытьи она,
На нарах кое-как очнулась,
Ей долго было не до сна.
Храпят уставшие бедняги,
Она нашла листки бумаги
И карандашный грифелек,
Придвинув их на огонек,
Загородясь, Татьяна пишет.
И успокоилась вполне,
И в полуночной тишине
Она слова признанья ищет.
Письмо отправить мудрено –
Татьяна, для кого оно?

22
Есть много писем недоступных
Пока для нашего ума –
Людей в то время неподкупных,
Обратный адрес их – тюрьма.
По прямоте своей природной,
О тяжкой жизни всенародной
Главбесу написали в них
И беспокоясь о других,
Прошли по всем ступеням ада.
Твердили им в тюрьме тогда:
«Оставь надежду навсегда -
День жизни для тебя награда!»
Не только на брегах Невы
Таких людей встречали вы.

23
Подобно Евам непослушным,
Забывшим и мораль, и честь,
Мужей продажно-равнодушных
(чтоб сладко спать и сытно есть!)
Все больше видим с изумленьем.
Они суровым поведеньем
Внушают каждому любовь
Лишь потому, что хмурят бровь.
И при малейшем подозреньи
Вас отдадут в тиши ночей
Заботам штатных палачей,
Вселяя ужас и смятенье –
Пусть вы талант и молодой,
Иль старец мудрый и седой.

24
За что на Соловках Татьяна?
За то ль, что в милой простоте
Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
Не признает любви искусства
И ценит искренние чувства,
Со всеми чтит земных богов,
Но стала дочерью «врагов»
(отца и матери «мятежных»,
с умом и волею живой,
и своенравной головой,
но сердцем любящим и нежным).
Здесь долго быть придется ей
Заложницей чужих страстей.

25
Палач исполнит хладнокровно
Любой приказ. Почти шутя
В расход отправит непреклонно
Любую жертву, хоть дитя.
Охотно мы ему поможем,
Петлю надежную предложим
И место казни возведем,
И в оцепление пойдем.
И не родится подозренье,
Что наша очередь потом
Поодиночке и гуртом,
Пока не озарит прозренье:
По наши души стон и плач,
Найдется и на нас палач.

26
В попытке нашей возраженья
Уже почти измена есть,
Припишут сразу покушенье
На жизнь, достоинство и честь.
Татьяна этого не знала,
Она романы лишь читала
О героическом труде,
О хлебе, соли и воде,
Следила за фасоном блузки,
Не забывая про любовь
(стихи ей только приготовь!)
Короче, кругозор был узкий.
А виноват ее язык,
Молчать который не привык.

27
Отца предать хотят заставить:
«Ведь он нерусский!? Право, страх!
Народа враг!» - таким представить,
И осквернить, быть может, прах?
Да разве допустимо это?!
Он был всегда для всех предметом
Любви и гордости. Грехи
Ему пришили за стихи,
Что юбиляру посвящались.
Их выкрал кто-то и тайком
К доносу приложил в партком.
А там о нем посовещались –
Он стал отныне всем чужой,
Но ей остался он родной.

28
Нам про свободу тонко врали
Внушая несвободы страх.
Свободой мнимой охмуряли,
Держали всех в своих руках.
Я признаю свои ошибки –
Вождей рекламные улыбки
Сегодня вряд ли полюблю.
И оды рынку и рублю
Не принимаю без сомненья.
Где долгожданный средний класс,
Который жить научит нас?
В каком родится поколенье?
И что досталось в жизни мне?
Пока живу по старине.

29
Неправедный и лживый лепет
Все тех же правильных речей
Не возбудит сердечный трепет.
И наглость новых богачей
Сегодня набирает силу:
Прут во властители дебилы –
За все отпущены грехи,
К закону, совести глухи –
Пора им бизнесом заняться.
Но хватит критики моей,
Кому от этого теплей?
Они и бога не боятся:
Ты купол лишь позолоти,
«Откаты» вовремя плати.

30
И потому в сей жизни темной,
Чтоб ни случилось вдруг со мной,
С мечтой я выживу нескромной –
Антироман закончить мой.
Пока не кончу жизни дело
Позвольте мне продолжить смело
В строку укладывать слова,
Свои использовать права –
К Татьяне подойти с поклоном
И посреди барачных нар
Помочь унять сердечный жар,
На время став ей почтальоном.
Татьяна спит, письмо ее –
Пока сокровище мое.

31
Письмо Татьяны предо мною,
Его я свято берегу.
Она не стала здесь блатною,
Но все ж понять я не могу,
Как сохранила эту свежесть
И целомудренную нежность?
Откуда этот милый вздор,
Безумный сердца разговор,
Что за «колючкой» очень вреден.
Нет, не могу понять. Но вот
Неполный прозы перевод,
На мой язык – и сер, и беден.
Письмо на несколько страниц
Достойно оперных певиц.

Письмо Татьяны к Онежину

Пока жива – чего же боле,
О чем еще могу мечтать?
Я полюбила вас в неволе
И «шалашовкой» чтоб не стать
(что может горше в женской доле –
блатной преследует меня!)
Свое достоинство храня,
Уйти из жизни я хотела.
Поверьте, моего стыда
Хватило бы на все тогда,
Когда б насилье претерпела.
Хранил Господь меня в тот раз:
Уже я думала о вас,
О нашей первой с вами встрече.
Любовью я жила потом,
Мечтою только лишь о том,
Что рыцарь мне в друзья наречен.
Быть может, многими любим,
Живете вы и так нескучно,
Но будьте ангелом моим –
Я призываю простодушно.
В бараке ваше появленье –
Мое знамение, как знать?
Увидеть будущего друга,
Быть может, верного супруга,
Об этом зечке ли мечтать!

Теперь уж никому на свете
Не дамся добровольно я!
Пусть будет Бог тому свидетель –
В твоих руках судьба моя!
Я не прошу тебя о многом –
Мне дорог даже образ твой,
Моей молитвой-монологом
Зову тебя, любимый мой,
Чтоб ты скорее появился
Тем самым жизнь мою продлил.
Я не прошу чтоб ты любил,
В любви мне вечной объяснился.
Давно мне снился этот сон:
Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Таким тебя я представляла,
Когда явился мне Гийом.
Я много о тебе мечтала,
Ты говорил со мной в тиши,
Когда тетрадки те читала,
Венком сонетов услаждала
Тоску волнуемой души.

Кто ты? Отважный сочинитель,
Голодных девушек любитель,
Иль рыцарь девичьей мечты?
Прости сомнение такое
И до конца письмо прочти.
Быть может это все пустое?
Но так и быть! Судьбу мою
Отныне я тебе вверяю,
Рекою слезы я не лью,
Но о защите умоляю!
Наверно здесь я не одна
Из тех, кто по тебе вздыхает,
Рассудок мой изнемогает –
Что ж, молча гибнуть я должна?

Кончаю, страшно перечесть
Тебе признания «артистки».
Я по тебе тоскую здесь
И жду тебя, твоей записки.


32
Татьяна то вздохнет, то охнет,
Письмо дрожит в ее руке.
Скорей, чтоб не попасться ВОХРе –
Их неприятностей букет,
Грозил ей даже изолятор.
Но хорошо, что Ольга рядом,
Она письмо вручить поможет,
Хоть и твердит одно и тоже –
Не быть любви серьезной в зоне.
А переписка – не вопрос,
Ее наладить способ прост,
Ответил бы ее поклонник,
Который был у них давно –
Забыть ее не мудрено…

33
Татьяну Ольга утешает,
А та с поникшей головой
Ей ничего не отвечает.
И взор погасший, неживой,
Лежит недвижно, как больная.
Кричит дневальная блатная:
«Чего волынишь, отвечай!
Упала с полки невзначай?
Я вижу дрыхнуть ты здорова.
А наши правила просты,
Запомни – ждут тебя кусты,
Пилюля в рот тебе готова».
Тоски ночной пропал уж след,
Лицо Татьяны – маков цвет.

34
- Ах, тетя, сделай одолженье…
«Язык, поганка, прикуси!»
- Я на денек освобожденье
Хочу в санчасть идти просить…
«Не дам я лодырничать, сука,
Марш на развод, и чтоб ни звука,
Иначе я скажу тому…
Блатному… отказать ему…
Другая бы ему ни слова.
Но ты попляшешь у меня,
И папу с мамою кляня,
Рубить ты сучья будешь снова!
Узнаешь, кто хозяин здесь,
Ты поперек ему не лезь!»


35
- Куда мне обратиться, дядя?
«Да я не дядя, я лекпом».
Татьяне подает не глядя, -
«Вот градусник, а врач потом
Прослушает и даст лекарство,
Отправить может в божье царство.»
- Что толку в градуснике мне?
Как будто нож торчит в спине,
Мне больно очень. – «Ладно, ладно,
Но градусник обязан я
Поставить. Вон в углу скамья…
Садитесь, у двери прохладно.
Покамест больше ничего
И ждите часа своего».

36
Вот врач идет с политпросвета:
Он и судья, и прокурор.
Как тот святой из Назарета.
Татьяна ждет свой приговор.
Явился зонный надзиратель,
Вора в законе друг-приятель
И поставщик ему «кобыл»
(угрозу тот не позабыл!)
Татьяна вспыхнув, задрожала.
«Он что тебе пообещал? –
Надзор Татьяну вопрошал.
Она лишь робко возражала.
Болезнью затуманен взор,
Врачу незримый был укор.

37
Но крик души ее читают
И главный врач, и санитар,
Ее в санчасти оставляют.
В груди ее пылал пожар.
Лекпом заботливой рукою
Отвел Татьяну в санпокои
(чтоб не упала – поддержал)
И за лекарством побежал.
Татьяна под окном лежала,
На ладан чуть ли не дыша
И есть ли в ней еще душа,
Она сама уже не знала.
На замороженном стекле
Вдруг видит вензель «О» и «Е»

38
И пред глазами все поплыло,
Угас Татьяны тусклый взор.
Раздался крик и кровь застыла,
Соседка вышла в коридор.
Больные – призраки и тени
Приют нашли под этой сенью,
Покинув подконвойный ад.
Отсюда не спешат назад,
Стремясь продлить врачей заботу.
В трясине зыбкий островок,
Неволи чуткий поплавок,
Дорога в рай и на работу.
Из них какая по плечу –
Решать и богу и врачу.

39
Уж полночь. Время сновидений.
И снится ей ужасный сон:
Ее насилует Евгений,
Проснулась, издавая стон.
Как лист дрожит и жаром пышет,
Татьяна чей-то голос слышит
И видит: у нее в ногах
Сидит безумна и нага,
Как смерть загадочная дева
С полузакрытым синим ртом,
Глаза безумные притом,
Как будто в два угла глядела.
Среди зловещей тишины
Ее слова едва слышны.

Песня девушки

Мама, моя мамушка,
Где ты, матушка,
Где моя заступница?
Отзовись, родимая!
Господи, мой Господи,
Где сидишь на небушке,
Где ты, мой Спаситель?
Ох а я, мой Господи,
Всю – то жизнь работала!
А теперь нет мочи!
Ой, мне тяжко, Господи,
Нету больше силы.
Мне скажи, молодушке –
Где теперь мой милый?


40
Она бормочет их с напевом,
Бессильно голову склонив,
Раскачиваясь тонким телом –
На стон похож ее мотив.
Вдруг кашель рвет ее дыханье
И слез потоки, и рыданье.
Она хватается за грудь,
Унять бы кашель чем-нибудь.
Все тело жалкое трепещет,
Уже украшено пятном,
Как будто каторжным клеймом
Болезни зековской, зловещей.
Ее костлявая рука
Вернее меткого стрелка.

41
Но, наконец, она вздохнула,
Татьяна подоспела к ней.
Ее одела и обула,
Во все, что было потеплей.
Вот краткий миг ее мучений
Из всех минувших приключений,
Которыми обречена
На гибель верную она.
Вот говорят, что время лечит,
Но не всегда, мои друзья,
Впередсмотрящие мужья
И в наше время нас калечат.
Когда ведут куда-нибудь,
Тернистый выбирая путь.