Крест оперённый

Выхожу на порог,
где собралась толпа,
и колышется в страхе.
Корежатся рты.
Сам увидел – продрог:
здесь лежит голова,
и поджаты хвосты
у бездомных собак.

И от ропота, - «дьявол!» -
сереющих лиц,
понимаю, нет места.
Не уйти от какого-то
странного долга,
если тягостно стало
и бездною мстится,
а чужая невеста,
у груди жениховой
зашептала о мире
худом и недолгом.

Поднял руку,
и встало крыло
за горбатой спиной,
и раздвинулся круг,
стало зло и светло
над моей головой.
Отделяясь от сердца,
вырываясь из тела
моя черная птица
над горем взлетела.

Я не чувствую груза
в железных когтях
и лечу на восток,
маховыми свистя.
Небо держит обузу,
шелестящий поток
в грудь втыкает
морозные иглы.
Но и выстрел, я знаю,
уже не настигнет,
не догонит ничто,
даже стоны любимых.

И здесь воля Его,
и здесь воля моя,
а на небе темно,
а вдали как заря,
а внизу темный лес
опалённый.
А за ним океан,
и мелькает в тенях
черный крест
оперённый.

Ближе зарево
в безднах,
до небес дотянуло
языками огня,
и я выше стремлюсь,
чтоб кошмаром
ревущим железным
страха тени меня
не коснулись
и в душу не влезли.

Мчится
в пламени птица,
крестом золоченым,
знак неся
в раскаленных
когтях.
И когда донесло
до червонного вихря,
заискрилось перо,
а округа затихла,
бросил в бездны
я ношу, крича
в поднебесье,
а Он отвечал
изначальною песней
рожденья любви
на пороге зари,
у истока луча,
где все судьбы равны.

И от бездны уйдя
к всемогущему зову,
от рывка не по силе –
по своду скользя
как по жизни дитя,
в оперении новом –
чтобы крылья носили,
эхо к вам донеся,
возвращаюсь сюда,
где струится вода
между жизнью и синью.
Может статься, надолго,
то ль до нового долга,
то ли вновь до суда.