Исповедь убийцы

(на столько древнее, что уже смешно...)

* * *
Увы, прекрасные предметы
моих стихов, свои куплеты
я вам нередко посвящал
и их невинностью прельщал
я ваши взоры, но напрасно,
вы правы, скучен я ужасно.
Я раб поэзии тщедушной,
поклонник Музы непослушной,
ласкатель лиры воздыханной,
мучитель душ и тел желанных.
Мне не дано, как всем любить,
я не могу спокойно жить,
всегда чего-то не хватает.
Ищу. А что? Я сам не знаю,
хотя живёт во мне любовь,
которая волнует кровь
и вдохновение рождает,
но быстро всё надоедает.
О, девы, милые подружки,
я вас люблю и ваши ножки
мне ранят сердце, как любому,
и всё же предпочту другому
я чувству нежность ваших ног.
Не плачьте, верьте, если б мог,
я постоянным быть, наверно,
супругом был бы я примерным.
Но я зерно другого склада,
мне чужда вечная услада,
покинув колос я живу,
а корни бросить не могу.
То слишком влажно или сухо,
то тень иль солнце, всё мне плохо.
Живу с весельем и тоскою,
все чувства комом, нет покою.
Мне счастья мало, нужно муки,
иначе я умру от скуки.
И не страдайте мной, не надо,
привратником земного ада
мне суждено быть. Берегите
свою душевную обитель.
Пером поэта протыкаю
я ваши души и сажаю
в тетрадки полные стихов,
как злой иглою мотыльков
биолог ленно протыкает
и, пряча под стекло, зевает.
Но я, подобно мотылю,
попал в коллекцию свою
и рядом с вами, пригвождённый,
своим пером насквозь пронзённый,
собой любуюсь и стыжусь,
и ненавижу, и боюсь.
Смешно. Уже ли мне милей
с болтливой лирою моей
те вечера нежели с вами?!!
Лаская лживыми губами,
я много мерзостей сказал
и сам себе противен стал.
Я сам в себе себя поставил
под рамками жестоких правил,
поэта бремя я влачу,
подобно злому палачу
казню других в стихах, но боле
томлю себя, гною в неволе
и на руках моих, суровы,
стихи висят словно оковы.
Что ж, поделом. И лишь украдкой,
я выхожу из той тетрадки,
и сам с собою говорю,
и по ночам себя корю,
за вас мои былые девы,
за вас семяна юной Евы
и нет суда страшней тому,
который я себе веду.
Прощайте, нежные созданья,
не стОит вашего вниманья
поэт, послушник грустной лиры,
его желанья слишком сиры,
он слишком мелок и убог.
Три дозы в вену... Кончен срок.

© Павел Коробченко, 1984.

* * *

Потом случилось воскресенье,
Спасибо доктора везенью.
И хоть подарен новый срок,
Утерян лавровый венок...
:)