Кому интересно может проголосовать в конкурсе, кот

Кому интересно может проголосовать в конкурсе,который я провожу на 4 лит.сайтах.
Тема этого конкурса - боль. Как она возникает, как мучает, первопричины и последствия. Боль, как физическая, так и душевная.
Привожу здесь выставленные на 4 междусайтовский конкурс произведения,стихи и проза.
Начинается голосование

Оцениваться работы будут отдельно поэтические, отдельно прозаические
по схеме:

1.Общее впечатление (1-10) (самое сильное- 10) Положительные баллы
2.Доступность образов, идеи, слога (1-10) (самое недоступное-10)Отрицательные баллы(будут отниматься от общего количества)
3.Художественность, образы, метафоры, гиперболы (1-10) Положительные баллы
4.Насколько сильно и правдиво воплощена идея боли (1-10) Положительные баллы
5.Динамика развития, живость действия, оправданность того, что происходит (1-10)Положительные баллы
Победитель общий будет награжден медалью и баллами к репутации, а также носить звание - победитель межсайтовского конкурса.


проза


1

Оставь надежду…

Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Надежды нет, исчерпан жизни век.
И стены давят тишиной звенящей,
Не верь, не жди, ты умер, человек.
- Проходите, - пригласили мисс Эмбер Карвиг в кабинет зав. отделением клиники. Женщина поднялась с жесткого сиденья и неторопливо прошла внутрь. Сейчас, возможно, решалась ее судьба, только Эмбер была абсолютно равнодушна к происходящему.
- Опыт работы у вас имеется? - спросил заведующий. Мистер Льюис, по крайней мере, так гласила табличка на двери, не взглянул на посетительницу. В его руках находился листок с рекомендациями очередной претендентки.
- Да, квалифицированная медсестра, номер лицензии в резюме. Там указано предыдущее место работы.
- Семья, дети?
- Нет, - глухим голосом ответила Эмбер. Именно поэтому она и пришла сюда. Больница в последнее время превратилась в дом. Своего жилья не имела, плата за съемную квартиру отнимала большую часть дохода.
- Ваша работа требует проживания на территории комплекса.
- Меня устраивает.
- Вы знаете, у нас особенные пациенты, - наконец, мистер Льюис оторвался от бумаг и посмотрел на женщину, - они нуждаются… в особом терпении… сочувствии.
- Я ухаживала за тяжелобольными, сэр, справлюсь.
- Знаете, часто новенькие не выдерживают тут и недели, уходят. На самом деле, человеку с вашими рекомендациями и опытом можно подыскать более … - мужчина запнулся, подбирая слово, - более престижную должность.
- Я хочу здесь работать, за мое психологическое состояние не волнуйтесь, я многое повидала. Другие места, возможно и есть, но я … пришла к вам. Перед входом у вас написано: «Оставь надежду, всяк сюда входящий…», так вот эти слова давно выбиты в моем сердце. Если бы я надеялась, верила в будущее, то никогда бы не переступила этот порог.
- Что ж, тогда добро пожаловать, мисс Эмбер Карвиг, - пожал руку женщине мистер Льюис, - пройдите в бухгалтерию, заполните формы, там объяснят, где разместиться, а также ваши обязанности.
Прошло несколько дней, как Эмбер устроилась на работу в клинику Льюиса. Маленькая комнатка, где ее разместили, оказалась немногим больше той, которую она снимала. Впрочем, как и раньше, Эмбер все время проводила в палатах. Приходилось выполнять не только свою работу, но и обязанности санитарки, сиделки. Мистер Льюис сказал правду, в этом заведении пациенты особенные. Последние дни каждого из них заканчивалась именно здесь, от проказы еще не нашлось лекарства. С таким диагнозом человек обречен на верную смерть, у него нет ни надежды, ни шансов на нормальную, полноценную жизнь. Эмбер частенько отводила глаза, не в силах смотреть на гниющие конечности, которые приходилось обрабатывать. Она не могла не видеть обреченных, порой озлобленных взглядов несчастных, чьи души томились в плену изуродованных тел.
- Не понимаю, зачем ты здесь? – спросила ее Мэри, одна из медсестер, - конечно, зарплата тут приличная, жилье, питание. Но, если бы я могла, убежала бы отсюда, куда глаза глядят.
- Но эти люди погибнут без помощи.
- Раньше, таких больных отпевали в церкви, изолировали от нормальных людей. Если те хотели выбраться, то одевали специальные балахоны, дабы не пугать жителей язвами, да вешали колокольчик, чтобы любой мог обойти их стороной.
- Что изменилось с тех пор? – горько сказала Эмбер, - даже мы, призванные врачебным долгом, состраданием и то отворачиваемся от них. Что говорить о простых людях?
- Не проще было бы их усыпить? Животных усыпляют, если обнаруживают смертельное заболевание. Это считается гуманным.
- Но люди – не животные, каждая жизнь бесценна, неужели, мы сами уподобимся зверям, готовым загрызть любого, кто не такой сильный и здоровый? Каждый из них имел свои мечты, планы на будущее. Общество лишило их права даже на надежду. Мы заставили их чувствовать себя ущербными, стать живыми мертвецами. Болезнь не убивает сразу и то время, что осталось, человек мог бы использовать с большей пользой, чем просто гнить в палате.
- Красиво говоришь, - усмехнулась Мэри, - а что тебя привело в эти стены? Ты же специально устроилась сюда, я узнавала. Извини, но коллектив тут не такой большой, мы знаем о каждом из нас все.
- Что ж, если хочешь знать, расскажу, - с горечью сказала Эмбер, - я пришла сюда потому, что сама утратила надежду. Когда-то, в другой жизни я была влюблена и любима. Мне казалось, что нет на свете никого счастливей нас с Джейком. Мы собирались пожениться. А моя беременность стала самым потрясающим известием. Я была на седьмом небе от счастья. Я летела на крыльях, чтобы сообщить ему эту новость. До сих пор не понимаю, почему? Джейк просто исчез из моей жизни, уехал, оставив одну лишь записку, в которой говорилось, что уезжает и желает счастья. Еще он посоветовал сделать аборт. Он! Тот, кто закружил меня на руках, когда я сообщила о ребенке. Значит ли, что он испугался ответственности или просто разлюбил, не знаю. С тех пор я одна. Ни с кем не смогла построить отношений, все как-то не складывалось. Потому и посвящаю свободное время тем, кто нуждается в помощи.
- А ребенок?
- Родился мертвым, - Эмбер утерла слезу, непросто давались такие откровения, - он бы все равно не выжил, врожденные уродства. В общем, одна осталась и детей не могу иметь больше. Не знаю, как я тогда выжила. Хотела руки на себя наложить. Каждая минута моего существования сопровождалась мучительной болью.
- Понятно, - сочувствующе покачала головой медсестра, - у многих из нас не сложилась личная жизнь. Мой вот, пил часто, даже руку поднимал, я и проводила лишние часы на службе, оставалась на дежурства. А подвернулся случай, так и переехала сюда. Жить везде можно. Я вот подумала, что смысл нашего пребывания в этом месте не в том, чтобы убежать от собственных проблем, хотя и не без этого, а в том, чтобы мы, потерявшие свою веру, дарили надежду другим, надежду на жизнь.
- Может быть, - согласилась Эмбер, - хотя меня не оставляет вопрос, что было бы, если бы Джейк не ушел? Как сложилась бы наша жизнь? Я не знаю.
- К чему думать об этом? Ничего не случается просто так, для всего есть причина.
- Причина? Моя исковерканная жизнь причина? Я не сделала ничего плохого, чтобы заслужить те несчастья, что обрушились на меня.
- Мир несправедлив, - вздохнула медсестра, - посмотри на своих пациентов. Любой из них с радостью поменялся бы с тобой местами. И это ты еще не была в четвертом корпусе.
- Я слышала, там содержатся те больные, дни которых сочтены?
- Да. Для других пациентов еще не все потеряно, еще есть время, но попасть в тот корпус, означает… смерть.
- И… когда мне назначат смену в четвертом блоке?
- На следующей неделе, думаю.
В ночь перед новой сменой, мисс Карвиг не спала. Смутное чувство тревоги лишило сна. Почему-то перед глазами снова и снова проносились картины далекого прошлого. Слезы застилали глаза, покрытые едва заметной паутинкой первых морщинок, а сердце неистово билось, заново переживая трагичные события. Как результат, наутро Эмбер чувствовала себя полностью разбитой. Только чувство долга заставили ее подняться, принять бодрящий душ и поспешить на инструктаж. Главврача она едва слушала, зная, что справится со всем, что ее ждет сегодня.
Та самая медсестра, с которой у Эмбер недавно состоялся душевный разговор, сопровождала ее в первом обходе. Она называла имя пациента, показывала, что и как нужно делать. При этом она подбадривала больных, знакомила с новой сестрой, рассказывала новости и сплетни. Глаза несчастных светились радостью при появлении Мэри, они любили ее, как родную.
- Это последний, - подошли женщины к крайней палате в коридоре, - Эмбер, ты прекрасно справлялась сегодня, пойдем, - похвалила коллегу медсестра.
Мисс Карвиг вошла внутрь, осмотрелась. Палаты, в которых находились пациенты, превращалась в дом, и они обустраивали его по-своему. Кто-то менял занавески, кто-то украшал любимыми вещами, сувенирами. Здесь же стены были увешаны рисунками, на которых изображалась одно и то же лицо. Эмбер оцепенела. Отовсюду на нее смотрела ... она сама.
- Не может быть, - прислонилась к стене женщина, - скажи, как имя этого больного?
- Джейкоб Стра…
- Джейк! – Эмбер кинулась к человеку, что лежал на кровати, уставившись в потолок. – О, Боже! Это правда, ты!
Джейк узнал женщину, что упала пред ним на колени и уткнулась головой в забинтованную культю руки. Его лицо уже не могла выразить никаких эмоций, болезнь полностью парализовала мышцы на лице. Только скупая слеза скатилась по щеке. А во взгляде снова поселилась надежда…
- Любимый мой, дорогой, - плакала у постели женщина, - теперь я все понимаю. Ты не бросил нас, ты просто не хотел взваливать тяжкий груз своей болезни. Но как ты ошибался! Все эти годы, что мы могли быть вместе, поддерживать друг друга, мы еще больше страдали от вечного одиночества. Но я не держу на тебя зла. Я люблю тебя, Джейк.
Эмбер не заметила, как уснула подле кровати. Впервые за долгие годы ее сон был спокойным и безмятежным. Ей снился Джейк, здоровый и красивый. Их свадьба, рождение ребенка и многие годы счастья, что они подарили друг другу. Болезнь оказалась нелепой выдумкой, врачебной ошибкой. Вот они вместе сидят на завалинке у их старенького дома, а вокруг бегают маленькие ребятишки, их внуки. Даже смерть настигает их в один день. Эмбер чувствует, как холодная рука сжимает сердце, она хрипит, пытаясь вдохнуть, но тщетно… Последнее, что она видит – его уставшие глаза, полные любви и покорности принять смерть. Ведь это только шаг на пути к их вечному существованию в лучшем мире.
Мисс Карвиг проснулась: «Да, именно так и должна сложиться наша жизнь!» Она посмотрела на Джейка. Он не двигался, устремив глаза в одну точку. Черты лица выровнялись, приобрели привычный облик, а на губах застыла легкая улыбка. Он был счастлив. На маленьком клочке бумажки, что лежал под здоровой рукой мужчины, женщина прочитала: «Дорогая Эмбер. Я сожалею, что ушел тогда. Не хотел взваливать на тебя и ребенка бремя своей болезни. Прости, если сможешь. Люблю, твой Д…»

2

"Свеча уже почти догорает. Синий огонек внутри расцветает до оранжевого, опаляющего жаром. Я считаю время по рассветам и закатам. Сколько еще свечей я сожгу, прежде, чем мы с тобой снова встретимся? Где-то там, где нет темноты и сырости, там, где небо синее-синее, такое же, как этот внутренний огонек свечи. Я уже и забыл, какой он - синий цвет, мой любимый, цвет твоих глаз. В моем зарешеченном окошке не видно ни кусочка, только грязь и проходящие мимо ноги равнодушных людей. Я старался разогнуть прутья, я и не мечтал выбраться, всего лишь увидеть хоть немного неба.
У моего окна вырос цветок, совсем недавно. Как только он проклюнулся между булыжников мостовой? Такой трогательно нежный, почти как ты в своем шелковом платье, и такой же хрупкий. Его растоптали на следующий день, идущие мимо, даже не заметив. Порою мне снится, что ты не дождалась меня, тоже сломалась, что тебя тоже растоптали вот так, походя, всю твою чистоту и прелесть, смешав их с грязью. И я просыпаюсь от собственного крика.
Я держусь только потому, что не хочу, чтобы с тобой это произошло. Ни за что, я не позволяю сомнениям завладеть собой ни на минуту. Если они возьмут верх, я сломаюсь. А осталось так мало, на завтра уже назначен суд, наконец-то, я же невиновен, ты знаешь. Этот год, на который обо мне, как иногда кажется, просто забыли, скоро будет в прошлом. Немного потерпеть и я снова буду свободен. Свободен, чтобы быть с тобой.
Ночь уже опустилась на город, а мне все не спится. Только скрип пера по бумаге нарушает тишину. Я не хочу заканчивать это письмо. Мне так много хочется рассказать тебе, и так мало слов, чтобы это выразить.
Как можно описать словами чувства, когда дыхание замирает от одного воспоминания о тебе, когда ты для меня стала целым миром, олицетворением всего, что находится там, за этими стенами. Раем на земле, к которому я стремлюсь. Только прошу, дождись меня. Я люблю тебя больше жизни, только потому еще и дышу, не сдаюсь. Потому что воздух, который я вдыхаю, у нас с тобой общий, ты тоже им дышишь и не важно, как далеко ты от меня.
Прости меня за все, если можешь. Я каждый раз пишу эти строки и надеюсь, что они дойдут до тебя. Прости, что не выполнил обещание и оставил тебя, прости, что ушел, когда был больше всего нужен и не вернулся. Я готов все искупить, только подожди. Немного, совсем немного.
Твой К."
Стражник дочитал письмо и, свернув трубочкой, поднес к почти догоревшей свече. Казнь состоялась на рассвете. Приговоренному повезло, небо было синим, и даже светило солнце. Никто особенно не разбирался прав или виноват осужденный. Кому это надо, когда выяснение обстоятельств убийства могло вызвать ненужные обсуждения и, в случае оправдательного приговора, поиск истинного виновного, который был совсем нежелателен. Проще было обвинить того, кто уже был пойман и заточен.
Он видел девушку, которая приходила к заключенному в самом начале, когда он только попал сюда. Красивая, хотя красота и портилась расчетливым взглядом. Она пришла всего лишь один раз, а вчера он видел ее на площади, в роскошной открытой карете с одним из основателей города. Она отводила глаза от места казни, но печали на ее лице не было. Может и лучше, что приговор был обвинительным.
Письмо догорело, обожгло пальцы и рассыпалось пеплом. Все уходит, и эта история тоже, сколько их еще по свету, таких же. В которых нет надежды, нет счастливого конца. Есть только горькая правда, боль, смешанная с никому не нужной любовью. Сменятся закаты и рассветы, а кто-то всегда будет ждать того, кто никогда не придет. А кто-то устанет от ожидания, стряхнет с плеч память ушедших лет и начнет все с начала. Хватило бы только сил, не сдаться, выжить в этом мире, поднять глаза выше уровня горизонта, не смотря ни на что. И идти дальше.
3
ВЕЧНАЯ НОЧЬ

Тихо. Темно. Пахнет гнилью.
Она лакомится кровью со сладким запахом смерти. Облизывает тонкие пальцы. Ей тепло и уютно в этом глухом безмолвии, среди праха и пыли. Она в безопасности. Никто и ничто не нарушит покоя забытой Богом юдоли.
Она прикрывает глаза, чуть слышно напевает что-то, полузабытое, пустое. Хочется спать. Она удобно устраивается на мятом хламе, закапывается в пахучем тряпье. Безмятежность - главное в ее существовании, которое она считает жизнью…
Зыбкий сон окутывает разум. Ощущение пустоты в душе густеет и вдруг озаряется ровным и сильным светом. Она вздрагивает, вскрикивает глухо. И слепнет от образа, рожденного памятью сердца. Несколько долгих, режущих болью мгновений, она созерцает любимые черты, впитывает их ожившей душой…
Свет меркнет. Образ бледнеет, растворяясь в недремлющей душной темноте.
Она рычит, стискивая зубы. Сжимает пальцы, впиваясь ногтями в кожу.
«Не уходи!» Она не кричит. Жгучее желание удержать драгоценное видение душит, рвет грудь.
«Вернись». Нет, она не плачет. Это стало бы милостью для нее. Боль нарастает, оглушая, заливая сознание черной бурлящей лавой.
Она сжимается, цепенеет. Скоро. Скоро боль утихнет. Нужно лишь дождаться вдоха. Нужно вдохнуть, чтобы впустить в себя спасительную темноту…
Вдох. Выдох…
Она открывает глаза. Оживает.
Или умирает вновь?
Слепые глаза смотрят в глухую пустоту. За ней ничего нет. И никого.
Она подползает к стене, скользит по ней холодными ладонями, скребет острым ноготком по шершавому камню, пытаясь воссоздать драгоценный образ.
Холодно.
Холодно без него.
Она никогда не сможет увидеть его живым. Никогда не придет в его мир.
Он для нее как солнце. Солнце для вампира…

======================================================
4
Сижу в пустой комнате, уткнувшись лицом в собственные колени.
Холодно. До меня доносятся обрывки разговора, что-то наподобие: "Надо вызвать врача", но я не особенно вслушиваюсь. Какой смысл?
Какой смысл. Повторяю понравившуюся фразу про себя, пока она не становится частью меня. Действительно, какой смысл жить, если её уже нет...
Лениво поднимаю голову, встречаюсь с глазами матери. Губы шепчут: "Всё в порядке", но я всё равно не уверена, что это сказала я. Может, это дух сестры? Ведь говорят же, что после самоубийства люди становятся призраками. А вдруг?..
Раскачиваюсь из стороны в сторону, избавляясь от вновь вспыхнувшей надежды. Наверное, движения как-то влияют на мыслительный процесс, так как я вдруг вспоминаю детство. Наше детство.
Я всегда и везде ходила за ней хвостиком, как её тень. Она не возражала, только иногда говорила, что из-за меня у неё нет своей личной жизни. Я кивала, соглашалась, и опять следовала за ней. Ничто, как мне тогда казалось, не разлучит нас.
Безумная улыбка осветила мне лицо, а руки сжались в кулаки. Я всегда следовала за ней. И сейчас - тоже. И плевать, что для этого придётся принять яд. На всё плевать. Лишь бы не чувствовать эту тупую боль, не чувствовать, что из меня удалили жизненно важные органы, и я медленно умираю. А после смерти, говорят, мы ничего не чувствуем. Ничего.

===================================

5
(Рассказ - Сказка).

Жила-была Боль … Люди заигрались в слова, расплодили их не меряно, не представляя себе, что они - всего лишь упаковка, обёртка, «фантики» для информации. Одну и ту же информацию можно завернуть в разные фантики – яркие, красочные, а информация в них … горькая пилюля. Можно и наоборот … А ещё, одну и ту же информацию воспринимают по разному, могут воспользоваться ею по разному …

Люди заигрались в слова, не задумываясь, что информация в них – проводник одного из видов энергии, возможности которой не измеримы. Она может повернуть реку вспять, может забросить в виде ракеты шестьсот тонн в космос, может убить, а может - утроить силы. Она источник повышенной опасности, можно и самому пораниться. А ещё – слова материальные, и живые. И у них свои судьбы, и предназначения. И прежде, чем умереть, погаснуть они многократно повторятся эхом, в Сознаниях Людей и оставят свой след. «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь … «Сознание – отражение души». И на ней остаются шрамы, и следы травм.

Разнообразие нашего Физического Мира столь велико, что Люди занимают в нём неизмеримо малую часть. И являются частью его. Не может быть часть быть больше целого, в составе которого она находится … Однако у самих Людей, по этому поводу несколько другое мнение …

Планета Земля – маленькая сантиметровая горошина, в масштабном сравнении с метровым шаром-Солнцем, кружит вокруг него на расстоянии ста пятидесяти метров, и несётся по своей орбите со скоростью сто тысяч километров в час, как будто куда-то торопится – спешит, нарезая круг за кругом, сбившись со счёта … А попробуйте сами – посчитать подряд хотя бы – до миллиона, не сбившись. Тем более, что «кружок» один, длится целый год. Тут и терпения, ни какого не хватит. И «зарубки», как у «Робинзона Крузо» на необитаемом острове - не помогут … При этом ещё вращается вокруг своей оси, чередуя на своей поверхности день и ночь. За сутки, за двадцать четыре часа - всего один оборот. Правда те, кто оказался на экваторе Земли, делают этот оборот со скоростью более полутора тысяч километров в час … Не считая, что сама Солнечная система мчит в пространстве, по своей орбите вокруг Чёрной Дыры … Да и Чёрная Дыра вокруг Белого Карлика, а тот- вокруг Вселенной … На поверхности этой «горошины-Земли», на её «кожуре» живут Люди … Там, кроме них много «Кого» ещё есть, и вот они все вместе, можно сказать – дружно, совершая головокружительные кульбиты, несутся в пространстве – неизвестно куда … Словно на карусели … А ничего – привыкли – головы не кружатся, аппетит хороший, живут своей жизнью, не торопясь, занимаются своими делами … Сейчас мы про Людей, про нас … У Людей-то, как раз – всё наоборот. И с делами» у них - посложнее будет. Любое их «дело», это кому-то – палка в «колесо» … И «аппетиты» у них … Если, на что «глаз положат» - за «ценой не постоят». «Кулинарные» способности – могут такую «кашу» заварить … Мало ни кому не покажется … Люди не предсказуемы в своих действиях, и способны вывернуть на изнанку всё и вся … Оправдать свои действия некоей целесообразностью, только им ведомой - «умный в гору не пойдёт» … Они – тоже … Они эту гору сравняют ниже уровня океана, и затопленную - переплывут … У них нет ограничителей ни в чём. Всё в запредельных крайних режимах. «Бей своих, чтобы чужие боялись». Люди самовольно присвоили себе звание «Хомо Сапиенсов», и должность «Главных» на Земле … Они полностью их оправдывают, поскольку заменить их не кем, а сомневающиеся – не хотят ходить со «свёрнутым носом» … Они прячутся от Людей кто где может, время от времени выглядывая, и спрашивая друг у друга – «чё там?..», причитают – «как хорошо было, пока вас не было». «И откуда вы только взялись на нашу голову?» … А Люди и сами не знают, ни об окружающем … Ни откуда взялись. Ни – зачем они здесь на Земле … Ни что делать … И делают, что делается – одни одно, другие другое – поперёк, и все считают себя правыми, и спорят – кто правее … Слева – кто левее … Да и кто они такие сами - в конце концов?..

Надо только представить себе зрительно, масштабную размерность. Метровый глобус планеты Земля, это грубо – десять тысяч километров. Непосредственно суша на нём занимает одну треть от всей поверхности. Остальное – вода. Водный океан. Слой воды в среднем до полмиллиметра. Хотя есть места поглубже – до миллиметра, это десять километров. Суша выступает над поверхностью воды примерно в таких же масштабных миллиметровых размерах. Вся поверхность Земли, покрыта слоем воздуха толщиной четыре миллиметра, это сорок километров - воздушный океан. На дне этого воздушного океана, на суше обитают Люди. Надо отметить, что суша представляет собой разрозненные куски материков, бесформенные примыкающие к материкам полуострова, и отдельные пятна - побольше и поменьше – острова. Кроме того, на суше много не пригодных для жизни Людей мест. В виде горных массивов, лесных чащоб, пустынных засушливых мест …

Отвлечёмся. Набросаем образный рисунок … Всё вокруг нас, и мы в том числе, представляем собой конструкции устройств. Да-а, именно – конструкции, состоящие из отдельных деталей. Каждая деталь в ней выполняет свою часть работы. Тот же автомобиль: вытащим из него карбюратор. Во-о, урод. Что с ним делать?.. Им даже гвоздь не забьёшь. Правильно здесь он «урод», никому не нужный. И автомобиль стоит, не едет – нет у него там «маленькой» детали, которая впрыскивала бы в цилиндр горючую смесь … Беда-а …

Пробовали функции карбюратора возложить на другие детали – ну-у, вроде как совмещение. Два отгула к отпуску обещали, премию – ни как. Заднее колесо прямо заявило – я на свежем воздухе, а там … Поршень – «шататься» туда-сюда пять тысяч раз в минуту?.. И ещё «карбюрировать?» … У вас с головой всё в порядке?.. Давно проверялись?.. Передний бампер – не «влазил» под капот … Пришлось вернуть «урода» - карбюратор на место. Он ещё потребовал, что бы его смазали – пришлось. Без него машина – ноль. И он без неё тоже. И поняли они – «они ценны, когда все вместе» …

Люди … Вон бежит один. Догнали, с его разрешения вытащили из него кишки. В смысле - один орган в конструкции его организма … Фу-у, какой длинный, бесформенный «червяк». Склизкий, вонючий – в руках противно держать. А там, внутри организма именно такая деталь и нужна … Там тоже искали желающих совместить работу «кишок». Тоже много чего сулили. «Говорильный аппарат», выражая мнение всех органов, предложил кишки вставить на место, а своё предложение, то есть наше, засунуть … Да в них же, и засунуть – сами придумайте – как. И они тоже поняли, что «ценны только вместе».

Довольно много найдётся тех, кто искренне и убеждённо веря себе, и в себя, прямо скажут – ни какая мы не конструкция. Мы «не роботы». У нас «эмоции», «романтика», «лирика» … На лес они смотрят, как на «пейзаж» … Логика у них «железная» - поневоле согласишься. Только есть отдельные «не роботы», которые на этот же лесной пейзаж смотрят, как на кубометры дров. В редакции главный «не робот» в любовном романе первым делом посчитает количество знаков с пробелами, пошлёт на шестой этаж. Там «велят» прийти через десять дней. Самих «велельщиков», в бухгалтерии «не роботы» посчитают, занимающими один и четыре десятых квадратных метра арендуемой площади - «дармоедами», и предложат главному «не роботу» их уплотнить, доведя до ноль девять на квадратный метр, ещё добавят – их конструкции тел позволяют, мы линейкой, «втихаря», всех померяли … Ну-у, такая «романтика» у них, они же – «не роботы».

Допустим – в зависимости от обстоятельств – тут мы «не роботы», а тут - они самые … Смахивает на двуличие … С оттенком чего-то отрицательного, если в характеристике напишут – двуличный.

Моделируем ситуацию. Режим выберем – «щадящий». Ну-у, что бы не нанести травмы. Перед нами куча. Мы её специально бульдозером сгребли в одно место, что бы по всей территории свалки не «лазить». Теперь эту кучу немного разворошим, что бы посмотреть, что в ней. В ней: части от легковых автомобилей, части от животных – слонов, жирафов, ёжиков. Части от деревьев – ёлок, пальм, баобабов. Человеческие части – руки, ноги, головы. Всё пластмассовое. Свалка находится на территории «игрушечной фабрики».

Мы спокойно воспринимаем понятие – «части». Из них некогда были сделаны «конструкции» - автомобилей, животных, деревьев, людей. Всё – «манекены», игрушки. И понятие - «конструкции» - тоже, воспринято «спокойно», как само собой разумеющееся.

Вносим поправку – всё не игрушечное – настоящее. Та же куча, те же части. Кровь, кишки, раздавленная голова ёжика. Оторванный, с разлохмаченной в месте обрыва кожей, хобот слона, в чернеющих сгустках крови. Пустые глазницы на черепе жирафа, с содранной, и свисающим грязной, жёваной тряпкой лоскутом кожи, с обрывком шеи, и продолжением из неё кровавого месива мышц и позвоночника … Стоп … Отрабатываем «назад» - жутко … Как быть?.. Тут – «робот». Тут – «не робот» … Как совместить?.. И что бы … «Не двуличный» … А?..

Здесь - изящная, продуманная, простая конструкция «болотной жабы», адаптированная к общим условиям на поверхности Земли, созданными взаимодействием между собой, имеющимися на ней, Физическими параметрами. Адаптированная к месту постоянной приписке – болоту, со своими поправками к «местным» условиям – «чвакающе-булькающей» жиже, своей специфической воздушной смеси, где «жаба» чувствует себя вполне комфортно. «Жаб» смотрит на неё с вожделением, и пускает слюну …

А здесь – изящный изгиб шеи, наклон головы, со свисающим локоном пряди волос, чуть припухлые чувствительные губы … Нежная кожа, слегка вздёрнутый носик, ямка на щеке, и томный взгляд … Воплощение нежности и любви.

Совмещать эти две композиции будем?.. Согласимся … Не будем «изобретать велосипед». Наши, так сказать, «предки», по нашему же мнению – «с низким «ай кью», который по сравнению с простым понятием – «уровень знаний» - сам низкий» - уже совместили … Будьте добры, скажите – зачем они это сделали?.. В сказке, где «Иван Царевич» находит свою «половину» в лице «Царевны Лягушки», и живёт с ней счастливо. Причём, он даже рисковал своей жизнью за неё … Как так?.. Это сейчас слово сказка – «сказка». Тогда, когда её складывали – «сказ» был «наипервейшей» правдой. Не клялись тогда «чужой мамой». По малейшему подозрению в не точности – лишались своей головы. Тут же, и «немедля». А мы потягиваемся, зеваем, и бурчим – «а-а, сказка» … А думать - кто будет?.. Попробуйте – не самое худшее занятие … Хотя, это дело не простое … Ведь это же – надо ду-умать …

Вопрос. Что такое «Организм», который может выполнять функции «Механизма», имеет много общего с ним, но не является таковым?.. Не будем на него отвечать. У нас другая задача – боль … И время пошло … Чтобы его не терять сразу приступаем к делу. Будем ломать стереотипы … через колено, ну-у, как умеем, опыта же нет.

Современный автомобиль оснащён всевозможными датчиками. Кончается в баке – желудке его горючее, оттуда – сигнал – пора подзаправиться, покушать. В правом переднем колесе – ноге снизилось давление, или шаровой подшипник рассыпался – сигнал – неисправность, долго не протянем …

Боль. Для механизмов и организмов, на техническом языке – это сигнал о не исправности. Разнообразие неисправностей, их скоротечность, последствия группирует их по определённым условным признакам. И переходя на язык эмоций даёт их свой не повторимый рисунок и окраску. Там присутствуют и фон, и передний план, и задний … Как рисунок музыки … Это ощущения. А сама боль – что это?.. Нервная система организма – силовая для мышц, оперативная для связи всех органов, их клеток, с мозгом. Они всё время докладывают ему – всё нормально, жду указаний. А вот когда не нормально они начинают панически орать в «три горла». Сначала одна, потом к ней подключаются другие … всё связь перегружена. И каждая клеточка нервной системы этого направления несёт двойную, а то и тройную нагрузку, задевая соседние. Нагрузочные способности нервных клеток у всех Людей разные, что определяет болевой порог. Не все клетки выдерживают перегруз – погибают, и к сожалению не восстанавливаются. Мозг не может «переварить» такой поток информации. А ему ещё надо сообразить – определить её важность: по пальчику молотком ударили, или рука сломана … Строение его аксонно-нейроной системы – другой уровень – тоже перегружается, его нейроны жалуются Сознанию, тому тоже надо сообразить – куда бежать, за что хвататься … А бывает и сразу - в «отключку», типа – разбирайтесь сами … Примерно так. Главное – к боли нельзя привыкнуть. Клетки будут орать до посинения. Устанут, отдохнут и снова … Пока их не выкинут, заменив другими. На это время можно отключить нервную связь, но не все владеют системой аутотренинга, звуко и светотерапией, или обезболивающими травами, приходится пользоваться искусственными лекарствами – «леча одно, калеча другое».

Препятствия – живут в своём Мире. Там тоже не всё ладно, хватает и разногласий, и конфликтных ситуаций. Их гомона не слышно, и их самих не видно. Но это их Мир, в данном случае на поверхности Земли. И любая созданная конструкция механизма, или организма в процессе исполнения своих обязанностей, в своём предназначении, вторгается в «Мир препятствий». Не всегда всё проходит тихо-мирно, по согласованию сторон и договорённости, чаще всего – кто кого «затопчет», или «об стенку головой», и вместо искр из глаз, брызги боли … При том при всём, Мир препятствий живёт и развивается по своим Законам-правилам. Их надо изучать и создавать Науки-инструменты, позволяющие безболезненно их преодолевать. По сути дела, любая инструкция по технике безопасности, для выполнения той или иной работы – это и есть инструмент. Помимо физических, нужны инструменты позволяющие преодолевать препятствия духовные, душевные, моральные, эстетические, другие … Боль … это один из видов испытания – кто чего стоит. И к нему надо готовиться. «Не знаешь броду, не лезь в воду». Но и та сторона не «лыком шита», и тогда – «знать бы, где упадёшь, соломки бы подстелил». … В столкновениях и противостояниях возможны травмы и потери, сопровождающиеся болью – это плата за неправильные, безграмотные действия при преодолении препятствий. Мир боли многообразен по всем показателям по форме, по содержанию, по времени, по уровню … Бывают и соседи – «головная боль». Бывает не больно отдать жизнь за друга.

Все боли имеют индивидуальный рисунок, свой голос, своё желание, свою силу воздействия. Но, боль не может проявиться индивидуально. Любая поломка затрагивает интересы своих со-товарищей по работе, по месту расположения, ещё по каким-то признакам. И мы ощущаем, чувствуем, слышим уже не крик боли, а целый хор, а там и другие органы подключаются – за компанию. Это их Мир, они живые, и они живут в нём. Их Мир не где-то, он – в нас. Если мы их не признаём, или воспринимаем, или думаем, или говорим о них, что … Это наше право – «на чужой роток не накинешь платок». У страусов Эму защитная реакция – голову в песок – и всё … Опасность миновала – вытащили. Кого съели – ничего не скажет, а кого нет – докажет вам, как дважды два, правильность своих действий. Между тем, психология боли, как члена своего общества, ничем не отличается от психологии Людей. Бывает непосредственного источника боли уже нет, его ампутировали, а со- товарищи по старой памяти орут – «фантомные ощущения» - назвали Люди. Предстоит организму поработать, вдруг сломается – надо поорать, может - передумает. Как есть рисунки музыки, которые нравятся, или раздражают Людей, так есть и рисунки боли – этот приятный, успокаивающий, а этот – «железом по стеклу», выворачивает наизнанку, и открывает способности Людей «лезть на стену» без подручных средств.

По большому счёту – любая работа, действие с самого начала «шевеления», даже извилиной в «Мозге», сопровождается болью, где установлены уровни её. До определённого уровня – норма, фон. Выше – ощущения, ещё – дискомфорт. Дальше раздражение и помеха … А вот ещё дальше – пограничный слой. У всех он разный. Если широкий, в нём «отключка» всего организма, системы. Если узкий, уровень боли при переходе его меняет полярность, и боль воспринимается эйфорией. Всё с этого момента, чем больнее, тем приятней, вплоть до полного разрушения. Это технически оправданное решение в авторегулируемых системах. Кстати, на таком же принципе работает система страха, фобий. Бояться можно до определённого предела, дальше – «разнос», не контролируемый процесс, Чем страшнее, тем лучше – «я за Родину родную, с топором на танк пойду». Физическая усталость – до определённого предела. Дальше неуправляемое сокращение мышц, судороги, до десятикратного превышения своей нормы. Могут руку, ногу сломать, сухожилия порвать. Умственная усталость в «запределе» – серьёзные вещи воспринимаются смешными, и наоборот. Этот же принцип регулировки уровня и во «внимательности» всех органов чувств. В запредельном режиме – ощущают, видят, слышат, чего на самом деле нет. А то что есть – в одно ухо влетело, в другое вылетело … Попутно отметим – Мазохизм – от рождения низкий уровень болевого порога, узкая граница смены полярности. Результат – мучения от слабой боли, удовольствие от сильной. Садизм – то же самое, на другом уровне … Уровни … Конструкции Людей состоящие из отдельных органов, в совокупности своей представляют собой самостоятельный организм, способный индивидуально и автономно выполнять работу – первый уровень. Эксплуатирует его Мозг, как водитель использует автомобиль. Сам мозг представляет собой самостоятельную конструкцию - организм – нейронную сеть в домиках-клетках из органики, которые создают необходимые условия для её существования и работы. Этой конструкцией – автомобилем управляет Сознание – третий уровень самостоятельной конструкции. И последний – четвёртый – Человек. Кабина его в лобной пустотелости головы, в центре, чуть выше глазных проёмов – «третий глаз», или – душа, называют Люди. В Индии обозначают точкой, каплей. Садизм - душевное наслаждение преобразованное из физического принятого из-вне. Приёмник у Садиста, от рождения подключен в неправильной полярности, принимает негативы позитивом – по «зеркальному каналу», в отражении, как говорят радиотехники.

В Науке о болях, как симптомах о неисправностях, есть маршрутные карты последовательности действий. Определить источник боли, её рисунок – это голос неисправной детали в механизме, или органа в организме. Принять меры к восстановлению до исходного состояния, при невозможности – заменить, при наличии отсутствия таковой возможности – привязать проволокой, и как-нибудь, дотянуть лямку … Не возможно сравнить силы воздействия физических и душевных болей. Их оценку дают те, кто столкнулся с ними. Кто-то опустит руки, и заплачет, распишется в собственном бессилии. Кто-то «плюёт на них, и делает дело дальше. Кто-то свою боль переносит легко, а перед чужой не устоит …

Боль – это граница допустимых пределов своей свободы. Хочешь расширить свою свободу знай – можно поломаться. Или найди способ – обойти это препятствие, безболезненно, договориться. А если твою границу свободы нарушают … Думай сам … Твою, границу нарушают … Да-а, будет больно … И отступать некуда, позади твои Родины … Они ещё маленькие, и смотрят с надеждой на тебя … Не понимая – зачем те пришли сюда, топчут сапогами и стреляют …

6

Когда я начала писать об этом, не думала, что получится настолько объемно, я просто хотела с кем-то поделиться, просто хотела объяснить себе что-то сама или мне просто хотелось понять, что все это было по-настоящему. Все это правда.
А когда пальцы взяли ручку, и слова побежали по бумаге, я будто начала открывать дверь в своем сознании, к которой просто не позволяла себе приближаться.
Об этом не говорят вслух.
Ты просто отвечаешь всем, что все в порядке, и тревожиться не о чем. Ты просто говоришь, что мало помнишь и тебе уже все равно. Но в душе, там, где по-прежнему горит воспоминание, тебе все также одиноко и больно.
Ты молчишь. Все равно молчишь.
Об этом не говорят вслух…
Но стоит только начать, и ты уже не можешь остановиться, выплескивая из себя слово за словом, эмоции за эмоциями, переживания за переживаниями. И тогда становится легче. Намного легче. Как будто ты, наконец, отпускаешь от себя горе, которое надрывно пульсировало у тебя внутри все это время. Как будто все эти чувства, столько лет жившие в тебе, не давая расслабиться, заставляя прибывать в постоянном и неосознанном напряжении, наконец покинули тебя, оставив после себя облегчение там, где до этого ты никогда не бывала – за одной из закрытых дверей в своей душе.
Об этом не говорят вслух, но ты попробуй. Станет легче.
Смерть.
Я знаю, что такое потерять дорого сердцу человека. Я потеряла отца. И человек, который никогда не сталкивался со смертью, просто не может представить себе даже маленькую часть того, что творится с твоим внутренним миром, насколько это больно и насколько это разбивает тебя и все твое представление о жизни, о себе, о вере в Бога.
Ты злишься и ненавидишь. Ты кричишь и рыдаешь, проклиная всех и вся, а особенно Его. Не сразу. Не в тот момент, когда тебе сообщают о смерти, нет, тогда все иначе.
Ты слышишь это и вдруг резко смеешься, потому что не понимаешь, потому что просто не в состоянии понять. То, что происходит потом – это потом, но в тот самый первый момент, ты не понимаешь ничего, не понимаешь даже, что чувствуешь – боль или веселье?
Ты не веришь, и твой мозг думает, что это шутка, он не отдает тебе отчет в том, что она злая или черная. Шутка и все. Уже после, когда они повторяют это раз и еще раз, ощущение, будто кто-то выбивает весь воздух из твоих легких сильнейшим ударом, который складывает тебя пополам, но ты не плачешь, пока еще нет, глаза сухие, мозг лихорадочно работает.
И вот, приходит момент похорон, и ты видишь тело, тогда будто все заслоны рушатся в один миг, ноги становятся ватными, ты начинаешь плакать так, как никогда в своей жизни – реветь. Но только не так, как ребенок – в голос – нет, ты сжимаешь губы и будто давишься своими рыданиями, а от этого слезы льются еще сильнее, еще быстрее, и соплей тоже становится все больше. Ты продолжаешь рыдать, не обращая внимания, что сопли и слезы искажают твое лицо, что все вокруг стоят, подходят к гробу, целуют лицо твоего отца. Ты не замечаешь и то, когда приходит твоя очередь, они смотрят на тебя, а ты не можешь заставить себя сделать даже шаг в сторону гроба, ты не хочешь прощаться, а эти идиоты говорят:
- Иди, ведь больше ты его не увидишь.
Ты вертишь головой из стороны в сторону и ненавидишь сейчас их всех – каждого – за то, что они говорят такое, за то, что это, черт возьми, правда. И ты еще плотнее сжимаешь губы, хочешь послать их, но знаешь, если произнесешь хоть слово, то разрыдаешься в голос, поэтому ты просто вертишь головой и отходишь назад, а они, будто специально, подталкивают тебя вперед – нет – продолжаешь упираться и, в конце концов, просто выбегаешь из толпы, в сторону, подальше.
И ты стоишь, почти задыхаясь слезами и соплями, прерывисто дышишь, раскачиваешься из стороны в сторону, а потом вдруг слышишь глухие удары.
Они опускаю гроб.
Ты зажмуриваешься и не можешь заставить себя посмотреть, не можешь заставить себя вернуться.
- Господи,.. - шепчешь ты, всхлипывая, медленно выдыхая, и вот сейчас понимаешь, что больше всего ты злишься не на них, не на людей, ты злишься на Него. Это Он сделал выбор, это Его рук дело. Новые приступ рыданий сотрясает все твое тело, на этот раз ты не выдерживаешь и всхлипываешь в голос, только он больше похож на загробный вой, ты пытаешься сдержаться, но не получается. Тогда ты просто уходишь, даже не взглянув в последний раз на могилу, даже не отправившись на поминки, ты запираешься у себя и уже не сдерживаешься. Ни о чем не думая, ты просто плачешь, ты засыпаешь со слезами на глазах и просыпаешься тоже с ними. День за днем. И так продолжается очень долго, пока, наконец, не приходит опустошение, когда ты уже больше не можешь плакать, хочешь, но слез уже нет.
И тогда ты идешь на могилу, стоя там, ты смотришь покрасневшими глазами на надгробье, читаешь имя, дату рождения и дату смерти, ты вспоминаешь все, что было. Особенно все праздники, которые вы провели вместе. Потому что тебе хочется думать сейчас только о хорошем, вспоминать каким он был замечательным отцом, и как сильно ты его любила. Ты почему-то снова начинаешь плакать, хотя думала, что все уже выплакала. Ты тихо смеешься и плачешь. Но это уже не те отчаянные слезы, которые были раньше, теперь они стали спокойными. Ты тихо всхлипываешь, почти не дыша, и знаешь, что должна с этим смириться, что смерть это естественный и неотвратимый процесс, и что никто в этом не виноват (даже Он – Бог), но все равно еще долгое время после, ты просто не можешь заходить в церковь и слушать молебные хоры.
…Мой папа умер от инсульта пять лет назад, но даже сейчас мне все еще больно и как тогда хочется плакать. Лучше? Я уверяю, лучше не стало. И не станет никогда, ты просто научишься мириться с этим.
Вот она смерть. Уродливая, голая, грубая. Ее нельзя приукрасить какими-то специально подобранными словами, все до ужаса просто. И от этого никуда не деться…
Об этом не говорят вслух, но ты попробуй …
…страница оборвана…

7
ОТРАЖЕНИЕ

Ты ушла.
И у меня ничего не осталось. Только дождь за стеклом. Снова кажется, что вижу твой силуэт – хрупкую фигурку со склоненной русоволосой головкой, отраженную в зеркальном блеске мокрого асфальта. Образ, навсегда запечатлевшийся в моей памяти.
Но это не ты. Тебя больше нет…
Ты не любила дождь. Но твоя мятущаяся душа требовала именно того, что было противно твоей натуре. Наверное, поэтому ты так часто рисовала людей под серыми струями дождя, плачущие лица, плачущее небо. Может быть, ты знала, что одним из дождливых дней тебя не станет…
Он виноват в твоей смерти. Я знаю. Но не имею права говорить об этом, не могу открыть чужую тайну. Твою. Вашу…
Я снова вспоминаю, как ты пригласила меня к себе. Я впервые увидела твою комнату. Странную, стильную, с белыми стенами и страшной лаково-черной рожей демона над застеленной черным шелком кроватью. И тогда я словно впервые увидела и тебя – в белом длинном платье-балахоне, похожую на эльфийскую принцессу.
Ты была невыразимо красива. Но так одинока и так несчастна. И очень нуждалась в чужой любви! В любой. Даже в моей, непутевой, только отраженной от любви истинной.
Ведь ты знала, что я люблю тебя? Ты всё поняла, когда увидела мой рисунок с двумя девушками, одна из которых была тобой…
А потом ты взяла письмо, подписанное мною: «твоя Сапфо». Я помню его наизусть:
Лишь тебя увижу уж я не в силах
Вымолвить слова.
Но немеет тотчас язык, под кожей
Быстро легкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же
Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становятся травы, и вот-вот как будто
С жизнью прощусь я.
Но терпи, терпи: чересчур далеко
Все зашло…*
Зачем? Зачем ты рассказала мне о вас с ним? Заставила увидеть свою боль, когда он пришел и бросил на твою кровать букет белых роз? Ведь ты была для него красивой дорогой куклой. Он купил тебя. Как и те духи с запахом ночной фиалки, которым пропиталось всё в твоей комнатке, в этой черно-белой зале крохотного дворца, где обитала эльфийская принцесса. Как истинная принцесса ты любила цветы и зеркала. Одни были так же прекрасны и нежны, как ты, другие отражали твою красоту.
Ты и умерла в цветах, в окружении зеркал, в горячей ванной, вскрыв себе вены и глядя, как окрашивает кровь белые лепестки роз. Совсем как у тех, брошенных им на твою кровать, покрытую шелком. Белое на черном, белое в алом.
Ты любила именно эти цвета.
А теперь тебя нет. Ты ушла…
И у меня ничего не осталось. Только дождь за стеклом…
-------------------------
поэзия
1
Лихорадка

Холод приковывает к постели,
Как беспомощного мотылька - иглами,
И не дает воспламениться телу,
Окольцованному ростками гиблыми.
От прозрачных крыльев только каркас -
Чувства - тонкие электроды.
Пропускаю через себя ток - сотню раз,
В тщетных поисках нужного кода.
Очертания комнаты стали зыбкими,
Не спасает кокон из одеял,
Вынимаю иглу
Пришиваю себя белыми нитками
К черному полотну бытия.

2
Лунное

Пей серебро луны из ладоней ночи.
Пей до последней капли, до опьянения.
Жизнь в одночасье стала на век короче.
Серый туман рассвета не даст забвения.

Старые листья шепчутся о минувшем,
Ветер торгует с ними пустыми сплетнями.
Ты бы хотел молитвой очистить душу,
Только слова останутся безответными.

Помни, что ты – лишь один из ночных бродяг.
Звезды в холодных омутах хороводами.
Чести и гордости полуистлевший стяг -
То, что еще с тобой, остальное продано.

***
Кто-то творит судьбу, за кого-то она решена.
Кто-то не знает бед, у других сердца кровоточат.
Светит счастливым солнце, а для тебя луна.
Пей ее серебро из ладоней ночи.

4
Летаргия

[spoiler]Голоса сорвались на хрип,
Тишина оседает пылью.
И по лестницам без перил
Бродят сотни немых, бессильных

Оборвать свой ночной кошмар,
Закричать, чтобы встать с постели,
Пропускают сердца удар,
Нервы стянуты на пределе.

Оступиться, упасть легко –
Прах затопчут, смешают с пылью.
И под грузом былых грехов
Мы не в силах расправить крылья.

Знаю, каждый из нас мечтал
Отыскать путь в миры другие…
Но кривится немой оскал -
Мы заложники летаргии.

5
Зимнее-меланхоличное

Преломление света.
Нагнетание звука.
Обострение чувства.
Трепет рвущихся струн.
Эхо вместо ответа.
На стекле лед по кругу
С безупречным искусством
Чертит символы рун.

Полутон светотени.
Рваный ритм полубреда.
Драгоценные камни
Превращаются в ртуть.
Белый снег по колено.
По остывшему следу
Я иду, но тебя мне
Никогда не вернуть...

6
Не смотри мне в глаза
< стрела мести зачастую поражает того,
кто ее выпустил>(Г.Р. Хаггард)

Не смотри мне в глаза - там ярость,
Отблеск пламени в двух осколках.
Жажда мести лишь в них осталась -

Сталь клинка вместо мягкого шелка.

Не смотри мне в глаза - там холод,
Ты разбил все мои надежды.
Отомстить есть прекрасный повод -

Я не буду такой же как прежде.

ПОСМОТРИ мне в глаза - там слабость,
Пустота, и жизнь не искрится.
Месть свершилась, но мне не в радость…

…Но не видят пустые глазницы...

---------------------------------------------------
7
Город затих. И аккордом израненных клавиш
Снова мотив вывожу, забывая дышать.
Глупая боль, ты когда мое сердце оставишь?
Плачет и бьется озябшая крошка-душа.
Кажется всем, что для грусти отсутствует повод,
Только неймется и хочется спрятаться в тень.
Боль атакует, её поглощающий холод
В ночь превращает пылающий красками день.
Мир опустел. Он затих в ожидании зыбком –
Может быть, кто-то микстуру от грусти продаст?
Сколько ты стоишь, последняя мира улыбка?
Сколько ты стоишь, над судьбами серая власть?
Нет мне покоя, и мир мой разбит на кусочки.
Кто его склеит любовью в одно полотно?
Страшно до жути – и чувства доходят до точки.
Мир разобьется – а мне ведь уже всё равно…


8
Любовь – наказанье.

Мне болью любовь отзовется,

А сердце заходится в крик.

Погиб! Он уже не вернется!

И смерти не нужен мой лик.

Не верю, за что мне страданья?

За то, что любила его?

Прошла все круги испытаний,

и нет у меня ничего.

Мне жизнь в наказанье дается,

А память - суровый палач.

Как жить, если сердце не бьется?

Душа, что загублена - плач!

Я веру утратила в чувства,

что мне позволяли летать.

Я сплю, но желаю проснуться,

пусть время покатится вспять!

Как знать, если все повторится,

(чиста буду телом, душой).

Смогу ли тогда не влюбиться,

предвидя итог роковой?

Смогу ли ответить отказом?

Заставлю ли сердце молчать?

Иль снова, поддавшись соблазнам

любви своей, буду сгорать?

-----------------------
9
Ты хотел

Ты хотел подарить только холод надежде,

Мне хотелось любви и земного тепла.

И теперь день, и ночь пишут драму, как прежде,

Но душой моей правит кромешная мгла.

Мои мысли уснули, когда в листопаде

Ветер листья с деревьев со свистом срывал.

И мечта, растворившись в осеннем тумане,

Не вернет позабытый любви карнавал.


10

Темным взглядом

Тёмным взглядом разрежешь счастье,

И с небес упадет крыло.

Горе - радость порвет на части,

И теперь миром правит зло.

И в любви не осталось власти,

Между нами закрыта дверь.

Кружат чёрные бури - напасти,

И корабль посажен на мель.

От огня лишь остались искры,

И любовный потух костёр.

И закончились наши игры,

Я тебя не встречал с тех пор…


11
И любовь оказалась свободной

Заиграет рояль по ночам,

И волнуются черные тучи.

Я читаю слова по губам,

Нам расстаться, наверное, лучше.

Не дописана сердцем строка,

Мы простились навеки с любовью.

От кольца отказалась рука

И судьба отзывается болью.

Полноводной не стала река,

Не плывёт одинокая лодка.

Не сошлись в небесах берега,

И любовь оказалась свободна...

12
Жизнь заболела опять

Нейроны бежать перестали,

И жизнь заболела опять.

Теперь одинокие стаи

Летят по весне наугад.

Промчались мои звездопады,

Ночами кромешная тьма.

И осень кружит листопады,

Виски посеребрит зима.

Не будет постигшего следа,

Беда застилает мой путь.

Понурое черное небо

Приносит мне вечную грусть.

Мне жизнь одевает кольчуги,

И кровь перестала бурлить.

Приходят сердечные муки,

В тумане растаял твой лик.

----------------------------------------------
13
Мой ксилофон. Играют на костях,
И голоса предсмертные рождают стужу.
Я знаю теперь только боль и страх.
Пожалуйста, спасите мою душу.

Мне все равно: будь Демон или Бог.
Я не боюсь насилия над нею.
Возвыситься иль упадет у ног,
Будет ли идолом, рабынею твоею.

Хрустят суставы, ноги, кисти рук...
Меня придавливает к низу сожаленье.
Неважно с телом что останется от мук -
Тебя молю лишь об одном я: о спасенье.

Возьмите мою душу кто-нибудь!
Прошу, пока чиста она, безгрешна.
Пусть воплотит она в себе всю вашу суть.
Отдам её я за бесценок и навечно.

Мой ксилофон. Сыграли на костях.
Что вижу я вместо себя - лишь крови лужу.
Не страшно превратиться просто в прах.
Пожалуйста, спасите мою душу.


14

Осень слепыми аккордами ливней выводит:
«Больно. Мне Б-О-ЛЬ-Н-О!», и мир пусть летит в тарары.
Пусть за окном расцветает весна, но сегодня,
Как и вчера, осень снова пришла до поры.
Слезы так душат, что хочется крикнуть так громко,
Чтоб задрожали в церквях золотых купола.
Больно за тех, кто допеть не успел. Больно… Только…
Боль, моя боль, я сегодня тебя не звала.
Лучше бы уши заткнуть и не слышать стенаний,
Лучше б не видеть, как зарево режет рассвет.
И не просить у судьбы для других – опозданий,
Малой задержки, хоть выбора больше и нет.
Лейтесь, дожди! Мое сердце сегодня, как камень…
Камень нельзя растопить дождевою водой.
Может быть, осень весной быть когда-то устанет,
И мне вернет тот украденный вешний покой.


---------------------------
15

Время лечит

Ты же знаешь, время лечит,
Жгут на шею – стало легче?
Внутривенно желчь и виски,
Может, выпрыгнуть из списка?

Время лечит, ты же знаешь,
Вниз летишь или сползаешь,
Разбивая в хлам доспехи,
Время лечит – вот потеха!

Бог отправит на повторный,
И в горении тлетворном,
Не противясь его воле,
Загибаешься от боли…


16
Как больно…

- Как больно. Как странно. Как страшно!

Едва ли я вырвусь. Устала.

А скрипка тягуче играла…

И падали старые башни….

- А помнишь, как звезды пылали!

Казалось, что мир безупречен!

Но вот я упал искалечен,

Мне маску с лицом ободрали!

...И что нам осталось? Свобода!

Под мраморным пледом застыли.

А скрипка безудержно выла,

И капала кровь небосвода…

-------------------
17

Воспоминания

Воспоминания о том, кем я была,
И жуткий страх... куда же я пришла?
Зачем покинула обитель, что тем светом
Озарена как солнцем? И рассветом
Пожертвовав на благо иль на горе,
С самой собой давно уже я в ссоре.
Забытый вход, оставленной счастье,
И крест на дверь - сильно еще проклятье,
Которое, произнеся лишь раз,
Хранят в душе. И зорко смотрит глаз
Из ночи в свет, но вижу там распятье,
Вишу там я, разбивши двоевластье...
Души и разума давно разрешен спор,
И вынесен мне смертный приговор...
Анафема... и забытье, и искупленье...
Нужна я только аду, и презренье
Ко всем... И я сама навеки
Презрения достойна. Для потехи
Собой рвала я прочные союзы,
Топтала чувства, насмехалась всюду
На добродетелью... Отравлено все ядом.
Кто был со мной - все прокляты мы адом!


18
Даша.

Посчастливилось мне родиться в этой семье,
Единственный я, жданный ребенок.
Когда что-то страшное снилось во сне,
Шептала мне мама « спи мой Жуженок,
Прилетит к тебе рыцарь на белом коне,
И будешь принцессой в доброй стране».

Я верю в добро и в честность людей,
И многого я для себя не просила.
Любовь и улыбки, образ родителей,
Вот что вливает мне силы.
Я поборю боли мрачные льдины,
Я буду сильной, ведь я так решила.

Мне пятнадцать, по правде сказать
Это не так уж и мало.
Я решилась в блокнот записать
То, чего в слух не сказала,
То, о чем долго молчала,
То о чем сердце кричало.

В этих стихах не место тому,
Что в головах, в перспективах сулящее.
Не о любви, не о школе пишу,
От Боли проснулась девочка спящая.
Не про подруг и друзей расскажу,
Все это изменчиво, боль - Настоящая.

Где четко знаешь, что до и что после,
Боль- тогда когда рушится мир.
Боль- значит жизнь, где бы ты не жил,
Боль доберется, где не залечил.
Боль это время, что бы понял, простил,
И для других добро сотворил.

Дети кричат: « мама мне больно»
И мы словно дети считаем это за боль.
Но как обозвать момент, когда знаешь
Малыш умирает, беспомощна роль.
И будь ты хоть нищий или король,
Просишь о смерти, чтоб закончилась боль.

Ты остался один, вот мир твой разрушен,
В палате бездумно смотришь в окно.
А на улице Там, весна и тюльпаны,
Песни и шум, а здесь все расписано до..
И ты словно зритель, смотришь кино,
Где все про тебя и уже всеравно.

И то, что видно в глазах у родных,
Ни это ли самая сильная боль?
И как приговор из уст врача:
«Ликимия» - мой смертельный пароль.
Потом: облучение, шприцов адских боль,
И шансы на Жизнь превращаются в ноль.

Я не грущу, что забыли подружки,
Уж очень давно не приходят они.
Лишь мама и папа со мною я знаю,
Что они сделали все что смогли.
Продали дачу, в газеты писали,
Соседи, друзья как могли, помогли.

В мою честь даже аллею назвали,
И хочется жить, что бы там погулять.
Но я не смогу, я откуда-то знаю,
Что новый год я не стану встречать.
Родным не скажу, буду молчать,
Зачем лишний раз родных омрачать.

Вот осень с деревьев скинула листья,
Ветки покрыл снег с головой.
Снег белый и чистый, буд-то бы вата,
Так хочется взять, но гляжу я с тоской.
На последний мой снег, под красивой луной.