Крутится - вертится

                Памяти моей Жанны


 Другим живётся хорошо, а прочих мучит зависть.
 Какая невидаль! – «Москвич» на весь большой квартал.
 Подружкин папа вёл «Москвич»,
 А мы сидели сзади,
 Как будто издан был закон, чтоб он двоих катал.
 Не раз внушала мама мне, что клянчить – это плохо.
 «Пусть пригласят тебя сперва, откроют шире дверь».
 Внушала разное… и всё, как об стену горохом,
 И приглашал ли кто меня, не вспомнится теперь.

 Асфальт был мокр, простор пахуч,
 Прозрачный дождик капал.
 А майский гром гремел вдали, как выпивший сосед.
 В киоске шарик голубой купил подружке папа,
 А у меня ни шара нет, ни даже папы нет.
 Я зайцем ехала тогда на кожаном сиденье,
 В моём кармане ни гроша, не то чтоб звонкий рубль.
 И мне хотелось попросить такой же шарик синий,
 Такой же точно голубой из крепких, верных рук.

 Цвет щёк моих стал густо-ал, я стала краснокожей,
 Шепчу бесшумно ртом сухим: «Как лёгок! Как он кругл!»
 Подружка папе говорит:
 «Купи ей шарик тоже,
 Шары должны похожи быть у преданных подруг».
 И было так в душе легко, что я не попрошайка,
 Что деликатность соблюла, схватив за нитку дар.
 Что можно выбрать антипод, – раздутый красный шарик,
 Чтоб синий шар стал пиком грёз на все мои года.