Музы скульптора

Ирина Лесная-Иванова «Музы скульптора»
 Произведение напечатано в книге Ирина Лесная-Иванова "Новая ветвь" У Никитских ворот. М. 2014 г. тираж эксклюзивный для раздачи режиссёрам театра и кино.
Это драма в 32 действиях.Часть произведения Ирины Лесной-Ивановой «Музы скульптора» в сокращении представлена журнале «Московский Парнас» № 6 2014 год.
Имеются положительные отзывы. Есть рецензия О. Бухтеревой в журнале «ВЕЛИКОРОССЪ»
Положительная рецензия О. Бухтеревой в газете» Московский литератор» апрель № 7 2015 г.
http://www.moslit.ru/nn/1507/14.htm
Успешно прошли презентации драмы с инсценировкой отдельных частей в библиотеках Москвы.
http://www.biblios.ru/1540/3697
От журнала «Московский Парнас» драма выдвинута на соискание Бунинской премии.
http://www.zpu-journal.ru/news/detail.php?ID=1162
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
 
Огюст Роден, французский скульптор
Роза Бёре, муза Родена, его гражданская, потом официальная жена
Камилла Клодель, муза Родена, скульптор, любовница
Поль, дипломат, поэт, брат Камиллы
Мама Камиллы
Врач Камиллы. Он же галлюцинация Родена
Аспирант. Он же галлюцинация Родена
Первая торговка цветами
Вторая торговка цветами
Первый санитар психбольницы. Он же галлюцинация образа Родена
Второй санитар психбольницы. Он же галлюцинация образа Поля
Первый священник
Второй священник
Екатерина Сергеевна, преподавательница мировой художественной культуры
Толик (Анатолий Рафаэлович), муж Елены Сергеевны, кандидат исторических наук               
МУЗЫ СКУЛЬПТОРА
  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
               Явление первое
Дом преподавательницы мировой культуры Екатерины Сергеевны. Екатерина сидит, обложившись книгами и что-то
из них выписывает. (Появляется муж.)

Муж Екатерины:
– Катя! Я хочу кушать! Когда же будет ужин?
Екатерина Сергеевна:
– Толик! У меня завтра открытый урок по творчеству Родена! Приготовь себе что-нибудь сам, яичницу, например.
Муж Екатерины (подходя к столу и заглядывая через плечо, читает):
– О фильме «Камилла Клодель, 1915». Смотрел я это. (фр. Camille Claudel 1915) – французский драматический фильм автора сценария и режиссёра Брюно Дюмона. Фильм вошел в основную конкурсную программу шестьдесят третьего Международного кинофестиваля в Берлине. Поэма Н. Квасниковой «Камилла Клодель, или На выставке Родена» (поэма-реинкарнация). Не читал. Ещё фильм, картина Нюиттена о жизни скульптора и её сложных взаимоотношениях с Роденом (в главных ролях – Изабель Аджани, также выступившая сопродюсером ленты, и Жерар Депардье). Смотрел, помню, ещё в юности своей смотрел, почти сразу после защиты кандидатской диссертации по истории, ходил с мамой в кинотеатр «Иллюзион» специально. Хорошо играл Депардье, очень хорошо. Книга Дельбе А. «Камилла Клодель, женщина», статья Поля Клоделя о Камилле. Ой! Как много тебе читать! Пойду, правда, лучше что-нибудь приготовлю. (Уходит. Екатерина Сергеевна, не замечает его ухода, читает, выписывает что-то и засыпает, уронив голову на гору книг.)
Муж Екатерины (через некоторое время):
– Дорогая! Я сделал нам яичницу из яиц страуса, которые мы привезли с экскурсии! Это так экзотично! Пойдём, скорее на кухню. (Замечает, что Екатерина спит.) Заснула, бедная! Кто тебе, Катя, снится? Я или он, Роден? Или Камилла и её брат Поль?
Голос за сценой:
«А Екатерине Сергеевне и вправду снилась драма про Родена и Камиллу».
                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
                Явление первое
Камилла дома. Её скульптуры. Брат Поль.
Камилла:
– Поль! Я закончила лепить твой бюст! Посмотри, нравится?
Поль:
– Это великолепно!
Камилла:
– Поль! Это бюст не просто брата, бюст гения. Твои стихи гениальны, ты станешь знаменит, прославишься на весь мир. Я предвижу это.
Поль (самолюбиво):
– Одна ты пока веришь в меня, но прославлюсь ли я? Прославлюсь ли я, как он? (Указывает на бюст Наполеона). Кстати, Камилла, почему ты вылепила скульптуру Наполеона, а не девушки с флейтой, не пастушка с овечкой? Почему ты вылепила Бисмарка, да ещё и Давида с Голиафом? Все эти скульптуры напоминают о борьбе, а не о мире. Это какие-то неженские темы.
Камилла:
– Я чувствую, что предназначена для чего-то высокого и ещё, что мне придётся бороться за своё предназначение.
Поль:
– Уж если ты чувствуешь это, сделай скульптуру Жанны д’Арк. Она, по крайней мере, женщина. (Шутливо) Я ревную тебя к Наполеону. И, кстати, знаешь, это самая неудачная из твоих скульптур.
Камилла:
– А вот скульптору Буше всё понравилось. Он сказал, что я леплю в стиле Родена и даже посоветовал мне познакомиться с ним.
Поль:
– Зачем? Тебе надо знакомиться с журналистами, которые прославят тебя; с поэтами, которые сочинят о тебе поэмы; с красивым богатым и молодым мужчиной, который подарит тебе семью и счастье материнства. Нет! Что я говорю? Какие поэты, ведь я сам поэт, да и ты неплохо сочиняешь.
Камилла:
– Поль! Милый Поль! Мы с тобой, как Кай и Герда из сказки «Снежная королева»! Помнишь, когда мы поссорились с тобой зимой, а весной помирились, я написала стихотворение и посвятила его тебе?
(Читает)
– Ты, как птица к остывшей земле,
Возвращаешься с каждой весной.
Сколько раз это снилось мне
Под метелей остывший вой.
Шепчешь: «Герда! Где ты была?
Где я сам был долгой зимой?
Помнишь, Герда, роза цвела
На балконе у нас с тобой?»
Я стою. Я не помню слов.
А на улице тает снег.
Тает снег, и время пришло
После смерти воскреснуть мне.
Поль:
– Камилла! Ты посвящаешь мне стихи, лепишь меня; и вдруг в твою жизнь войдёт другой мужчина, и всё это ты будешь делать ему. Я ревную тебя, Камилла. Быть может, лучше ты посвятишь свою жизнь Богу, станешь монахиней? Тогда ты точно воскреснешь после смерти!
Камилла (шутя):
– Тогда тебе придётся ревновать меня к Богу. Поль! Для служения Господу нужно родиться. Я чувствую, что рождена для чего-то высокого, но это высокое есть искусство. И я открою тебе тайну: я заочно уже давно-давно влюблена в этого Родена, о котором столько говорил Буше. Мне кажется: он самый лучший на земле человек и великий мастер своего дела. Я просто мечтаю познакомиться с Роденом. Я не такая, как все; не такая, как женщины-наседки, но и не монахиня, Поль. Я чувствую, что знакомство с Роденом неизбежно, и этот человек – моя судьба.
             ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
                Явление первое
Мастерская Родена на сцене музея. Группа студенток осматривает скульптуры мастерской. Роден стоит рядом
с одной из скульптур и смотрит на всех презрительно.
Камилла (подходя к Родену и, как бы не замечая презрительного взгляда, говорит с восхищеньем):
– Месье Роден! Я восхищаюсь Вашими скульптурами, давно мечтала познакомиться с Вами. Я даже стихи посвящала Вашим творениям. Можно я прочитаю Вам одно своё стихотворение?
Роден:
– Конечно, мадемуазель.
Камилла:
– Гениальны Ваши скульптуры.
Каждый образ увиден в небе.
Чудо – мраморные фигуры!
Вот такой талантище мне бы.
Мы на Вас все будем молиться
И с одежды сдувать пылинки.
Вы летаете, словно птица.
Мы трепещем, словно былинки.
Пред самим Роденом великим
Я склоняю свои колени.
Этот мрамор, раньше безликий,
Превратил в людей добрый гений.
Он вдохнул в них живую душу.
О, божественные творения!
Ваш покой, Огюст, не нарушу.
Сочиню лишь стихотворенье!
Роден:
– Вы говорите стихами. Это удивительно. Останьтесь в моей мастерской, мне будет приятно побеседовать с Вами, когда все уйдут.
Камилла:
– С удовольствием.
Группа студентов уходит.
Роден:
– Как Вас зовут, мадемуазель?
Камилла:
– Камилла. Камилла Клодель. Я хотела бы показать Вам свои работы. Я чуть – чуть леплю тоже. (Достаёт скульптурки.) Вот бюст моего брата Поля. Я представила его как молодого римлянина. (Показывает Родену.)
Роден:
– Что ж, для начинающего скульптора очень даже неплохо. Знаете, вдруг подумал, что мне нужна помощница. Талантливая помощница. Согласны ли Вы на эту роль?
Камилла:
– Я буду счастлива помогать Вам. А глину месить и убирать мне
не привыкать. Раньше я делала для себя, а теперь для великого Родена.
Камилла (льнёт к Родену):
– Солнце в твоей мастерской – янтарь,
Мрамор – жемчуга груда.
Только вот пыли здесь много, жаль.
Всё убрать – нужно чудо.
Но ничего. За дело возьмусь,
И потихонечку приберусь.
Глину месить и убирать –
С тобою быть, тобою дышать.
Двадцать ли между нами лун?
Ты, словно месяц, сегодня юн.
Я же, напротив, как ночь стара,
Наоборот будет с утра…
Звёзды с ладонь светят кругом.
Золушкою я вхожу в твой дом.
Золушкой, но ведь и в этом счастье.
К гению, к тайнам его причастье…
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Явление первое
Город, жара, по людной улице Парижа прогуливаются Камилла
и Огюст.
Роден (покупает розы и говорит Камилле):
– Вы так милы. Я хотел бы подарить Вам эти розы. Целует лепестки. Так я желал бы целовать Вас, как целую эти алые лепестки с дрожащими на них каплями росы.
Камилла:
– Но здесь город, люди.
Роден:
– Все люди заняты собой. На нас не кинут взгляда.
Привлекает её к себе, целует.
Явление второе

Вечер в мастерской Родена.
Камилла:
– Огюст! Послушай, я сочинила стихотворение о нашем поцелуе в городе.
Город – пустыня. Пить. О, Всевышний!
Пить, – умоляю. Ведь я умру.
Розы росистые цвета вишни
Ты покупаешь мне на углу!
О! Как живую плоть из бокала,
Выпить бутонов искрящихся дрожь.
Сердце не бьется. Чего мне мало?
Прочь уходи. Чего же ты ждешь?
Руку! Мне больно! Пусти, любимый.
Не ощущаю своей руки.
Город, как зверь из огня и дыма,
Мягкою лапой давит виски.
К черту весь город! Ведь город лишний!
Город исчез! Превратился в прах!
Розы росистые цвета вишни.
Кровью взошли на моих губах.
И ещё я вылепила из глины розы. Букет, который ты мне подарил. Вылепила и раскрасила, смотри!
Показывает раскрашенный глиняный букет с розами, каплями воды на алых лепестках в изогнутой вазе.
Огюст:
– Прекрасно, Камилла. А я сделаю скульптуру «Поцелуй»,
и ты будешь мне позировать.
Правда, в голове у меня при этом не только наши встречи, но и история Паолы и Франчески. Я хотел бы запечатлеть этих людей не в Аду, как сделал это Данте в своей «Божественной комедии», а в момент их счастья, блаженства.
Камилла:
– Как это чудесно! Мне всегда казалось, что я предназначена чему-то великому! И вот я Муза и подруга знаменитого скульптора. Мне кажется: я вижу образы твоих будущих скульптур, моих скульптур. Я вижу их. Я хочу, чтобы ты меня лепил. Ты читаешь мои мысли. Я вчера шла по улице и сочинила стихотворение, обращённое к тебе:
– Сотвори меня из глины.
Нет! Ведь глина разобьётся.
Улицей иду старинной;
Из-за тучи светит солнце.
Лучше в бронзе пусть сияет
Памятник любви нетленной,
Вальс навек соединяет
Двух влюблённых во вселенной,
А ещё есть мрамор белый:
Лживой нежной чистотою
«Поцелуй» чарует смелый.
(Мы не венчаны с тобою).
Роза возле пьедестала,
Лепестки её увяли.
Роза в вечность опоздала:
Губы мраморными стали.
Мраморными стали руки,
Мрамором застыло тело,
Но рыданий чьих-то звуки
Слышатся в пространстве белом.
Сотвори меня из глины.
Нет, ведь глина разобьётся!
Роден:
– Камилла, откуда такой грустный мотив? У нас с тобой всё будет на века: любовь, скульптуры – всё вечно, всё нетленно. И почему у тебя в мыслях вечно присутствует цветок розы? И в стихах, и в скульптурке твоей. Я предпочитаю гиацинты. И, вообще, я больше люблю плоды. Особенно съедобные: манго, мандарин, банан. Есть ли у нас что-нибудь поесть?
Камилла:
– Конечно, Огюст. Сейчас будет ужин. Надеюсь, ты поможешь мне открыть бутылку с вином?


ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Явление первое
                Утро в мастерской Родена.
Камилла (встаёт после близости):
– Огюст! Что это? Кровь на простыни?
Роден:
– Это розы нашей любви. Ты стала женщиной, Камилла.
В деревнях после свадьбы окровавленные простыни представляли односельчанам как доказательство, что жена была девственна. Но мы цивилизованные люди. Мы это просто положим в угол и потом постираем. Никто не узнает о нашей тайной свадьбе. Мы теперь с тобой одной крови, и судьба у нас на двоих будет одна.
Камилла:
– Грустные стихи мне сочинились после твоих слов, Огюст:
Все, что было, – росинка в траве,
Лист, подрагивающий чутко,
И в разъезженной колее
Позабытая незабудка...
Все, что было, – березовый сок,
И в стволе ножевая рана.
Все, что было, – бессрочный срок
Двум изгоям в стране обмана.
Роден:
– Это прекрасный бессрочный срок, дивный плен. Ты моя королева. Целует Камиллу.
                ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
                Явление первое
               Утро в мастерской Родена.
Камилла и Роден целуются. Лучи солнца проникают в спальню.
Роден:
– Как ты восхительна!.. Кажется, что твой лоб сделан из мрамора, а твои глаза такой необыкновенной густой синевы, что мне сразу вспоминаются красавицы с полотен Ботичелли. Твои алые чувственные губы представляются мне маленькими парусами рассвета, а золотисто-каштановые волосы, спадающие на плечи, – шлейфом королевы. Позволь мне лепить с тебя статую. Я заплачу тебе. Я осыплю тебя золотом. Ты будешь самая богатая натурщица в мире.
Камилла:
– Ты обижаешь меня, Огюст. Я люблю тебя и буду позировать бесплатно. В награду я хотела бы получать только одно золото – золото твоей любви. Ведь ты меня любишь?
Вместо ответа Роден целует её в губы и ласкает.
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ
Явление первое

Мать Камиллы, Поль и Камилла в родном доме.
Мать:
– Камилла, подойди ко мне. Я должна серьёзно с тобой поговорить.
Камилла (подходя):
– Да, мама, что-нибудь случилось?
Мать:
– До меня доходят слухи, что ты не только учишься лепке
у Родена, но и... Вас часто видят целующимися на улице. Видят, как он покупает тебе цветы.
Камилла (беспечно):
– Ну и что же? Значит, я ему нравлюсь!
Мать:
– Я должна предостеречь тебя от неосторожных шагов. Женщина должна беречь себя для мужа, сохранять, как сокровище свою девственность, чтобы муж знал, что она только его, и дети супруги будут только его. Женщина должна быть верной своему избраннику и соблюдать чистоту в браке, духовную и телесную чистоту. Тогда муж будет её уважать, как уважает твой отец твою маму. Брак –
это ответственный шаг, и прежде, чем его сделать, надо показать предполагаемого супруга родителям, так как они опытны, разбираются в людях, сразу могут понять подходит их ребёнку этот человек или нет. К тому же, мы живём семейными кланами. Выбирая супругу, твой избранник выбирает своё новое окружение в виде её близких и дальних родственников, и нам далеко не безразлично, что за человек войдёт в наш круг, сможет он ужиться с нами или нет. Брак без родительского благословения обречён на гибель. Ты должна всё это усвоить и не вести себя легкомысленно, уметь ставить преграду между собой и теми мужчинами, которые пытаются за тобой ухаживать.
Камилла:
– Быть может, это всё и так, только твоё предостережение опоздало. Я уже состою в браке с Огюстом Роденом.
Мать (всплёскивая руками и меняясь в лице):
– Вы венчались тайно? Где этот поп-расстрига? Я повыдергаю ему всю бороду!
Камилла:
– Напрасно искать священника. Мы не венчались. Просто Роден сделал меня женщиной, и с тех пор мы стали мужем и женой. Я состою в браке.
Мать (оправляясь от испуга):
– Дочь моя! Ты состоишь не в браке, а в блуде. Это старый развратник использует тебя и бросит, когда ты состаришься и будешь уже никому не нужна, бросит, как дырявую половую тряпку. О! Мерзавец!
Камилла:
– Мама! Роден не мерзавец. Он самый лучший из всех людей, которых я знала. Он добр, благороден, умён, прекрасно образован, нежен и предусмотрителен, а главное – он гений! Он новое слово миру говорит своими скульптурами. Ведь до Родена скульптуры были статичны, а он сделал их динамичными. Его творения полны движения. Есть даже шагающий человек без головы.
Мать:
– Вот именно, что без головы. Это он себя изваял. И тебя без головы скоро изваяет. Фигляр проклятый! Разве ты для этого создана, чтобы быть куклой в его руках? Ты женщина – миссия женщины – рожать и воспитывать детей, быть хранительницей домашнего очага.
Камилла:
– Моя миссия – служить высокому. Роден –гений, и это будут повторять поколения. Огюст своим скульптурами приумножит славу Франции.
Мать:
– И твой позор! Тебе надо срочно идти в церковь, покаяться, что жила в блуде, а потом навсегда порвать отношения с Роденом. Мы с отцом скроем то, что случилось. Найдём тебе достойную пару.
Камилла:
– Я не пойду в церковь.
Мать (с возмущением):
– Как? Это ещё почему?
Камилла:
– Я не выбирала этого Бога. Это Вы крестили меня маленькую, водили в церковь, а я вот выросла и решила, что Бога вовсе нет! «Зевса выдумал народ – Фидий воплотил его в мрамор!» И Христа тоже выдумал народ, мечтая о добром, всемогущем господине, скорее даже, покровителе, защитнике. Народ выдумал, а богатые люди вскоре поняли, что при помощи религии легче держать людей в повиновении и поддержали эти выдумки.
Мать:
– Дочь моя? А чудеса Христа и святых?
Камилла:
– Всё это тоже выдумали люди с богатой фантазией. Сегодня
в Бога верят либо невежды, либо дураки, либо сумасшедшие.
Мать:
– Ты намекаешь на то, что я дура или невежда? Или сумасшедшая? Или всё вместе? Ты смеешь меня учить? Знаешь ли: яйца курицу не учат!
Камилла:
– Я всего лишь высказываю тебе своё мнение.
Мать (приходя в ярость):
– Своё мнение? С какой это поры у моей дочери появилось мнение, отдельное от моего;  отдельное от того, которому нас учили в церкви! Ты вероотступница! Ты предала меня, предала Христа, Бога нашего, ты перешла на службу Сатане, с тобой просто опасно общаться: можно навлечь на себя гнев божий!
Камилла:
– И Сатаны тоже нет. Правда, Огюст Роден чуть – чуть похож на Мефистофеля.
Мать:
– Тысяча святых! Я ей об одном, а она о другом! Опять я слышу это имя, имя, невыносимое для моих ушей. Этому пора положить конец. Выбирай: или мать или Роден!
Камилла:
– Но, мама! Это жестоко!
Мать (в исступлении):
– Жестоко! Значит, это старый потаскун тебе дороже матери! Ну и убирайся к своему Мефистофелю, предательница, вероотступница. У меня нет больше дочери! Вон из моего дома! И не смей приходить сюда, когда Роден тебя бросит! Я даже двери не открою. Поль! Мальчик мой! Поль! Один ты у меня остался! Один верный любящий сын! Верящий в Бога! Поль! Поль иди сюда скорее! Мне плохо! Я умираю! Сердце! Твоя сестра довела меня до инфаркта! (Падает в кресло)
Камилла некоторое время стоит, смотря на мать, лежащую
в кресле стеклянными глазами, в которых застыли слёзы обиды, а потом, увидев идущего Поля, разворачивается и бежит прочь.
Слышен крик Поля:
– Мама! Что с тобой мама! Слуги! Доктора!
И стон матери:
– Поль! Не надо доктора. Мне уже лучше, ведь ты пришёл, валидол, дай только валидол. Поль! Моя надежда, моя отрада, солнце моё!
           ДЕЙСТВИЕ ВОСЬМОЕ
                Явление первое
Камилла и Роден в Булонском лесу.
Камилла у озера, ожидая Родена, который назначил ей свиданье, говорит сама с собой.
Камилла:
– Сейчас придёт Роден. Теперь только в нём заключаются мои счастье и надежда. Главное – забыть всё, что говорила мама. Я люблю Родена! Я буду счастлива с ним всю жизнь!
Солнце жизни моей – Роден!
Он весь мир собой затмевает.
Всё иное – лишь прах и тлен!
Как любовь меня окрыляет!
Близко к солнцу летел Икар,
И его растаяли крылья.
Лучезарного солнца жар
Человеку – смерть и бессилье.
Говорят, греховна любовь у меня,
И на солнце пятна,
Но с Роденом счастлива я.
В чём здесь грех?
Совсем непонятно.
А деревья шумят, шумят…
Вот деревья что говорят?
Солнца луч навстречу летит.
Лучик солнца что говорит?
Появляется Роден, осиянный солнечными лучами. Кажется,
что они образуют нимб вокруг его головы.
Камилла:
– Огюст! Я так рада, что ты пришёл! (Бросается к нему, плачет на плече Родена)
Роден:
– Рада, а плачешь. От радости или случилось что-нибудь?
Камилла:
– Мы поссорились с матерью. Она сказала, я не должна с тобой встречаться, а когда я стала возражать, выгнала из дома.
Роден:
– Ничего, Камилла. Моя мастерская станет нашим домом.
А мама твоя, она, конечно, сейчас обижена, что ты сама за себя всё решила, но потом она увидит, как мы счастливы, и всё поймёт.
Камилла:
– Она верующая. Она говорит, что я нарушила законы божьи.
А я совсем не верю в Бога.
Роден:
– Бог говорил: «По любви я узнаю учеников моих». Закон божий – это любовь и всепрощение. И, если мама твоя верующая, то она простит нас и не будет осуждать, ведь сказано самим Богом: «Не судите, да не судимы будете».
Камилла:
– Правда? Какой ты умный, Огюст! Как ты много знаешь!
Огюст:
– Рядом с тобой, красавица, мне хочется забыть все свои познания и смотреть только на тебя. Покатаемся на лодке?
Камилла:
– Да, конечно.
Садятся в лодку.
Камилла (любуясь облаками):
– Смотри, Огюст! В небе лебедь! А рядом прекрасная женщина! Это Зевс в образе лебедя соблазняет новую возлюбленную, Леду. Хочешь сделать такую скульптуру? Будешь подобен Леонардо да Винчи, Микеланджело. Они на холсте, а ты в мраморе.
Роден (меняясь в лице, самолюбиво):
– Я не хочу быть кому-то подобным. (Заигрывая) Разве я не бесподобен?
Камилла (смеясь):
– Конечно, бесподобен, ни на какого не похож! Ты чудо природы! И ты творишь шедевры.
К лодке подплывает чёрный лебедь.
Роден:
– И вот это – чудо природы. Я, пожалуй, изваял бы чёрную лебедь в образе крылатой женщины.
Камилла:
– Почему чёрную лебедь?
Роден:
– Это напоминает мне о страсти, о демонизме, о роке, о вихре чувств, охватывающем человека.
Камилла:
– Чёрная лебедь – страсть и беда, а белая – любовь и вечность.
А я кто для тебя? Белая или чёрная лебедь?
Лодка причаливает к берегу.
Роден (помогая Камилле выйти на берег):
– Ты моя фея! Ты «девочка-сон». Подарок судьбы.
Камилла (с тревогой):
– А знаешь, Огюст, я вообще не очень-то люблю лебедей. Это царственные птицы, они напоминают о царях, а мы из круга богемы. Нашим символом мог бы стать журавль. Журавли такие брачные танцы танцуют по весне. Просто чудо!
Роден (шутливо):
– А ты кого предпочла бы? Синицу в руке или журавля в небе?
Камилла (смеясь):
– Журавля в руке.
Роден:
– Ну, тогда он твой! (Целует Камиллу в плечо. Углубляется
с ней в лес. За ними сияют лучи солнца.)

              ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ
                Явление первое
Кабаре «Страус Эму». Камилла и её брат. Поль сидят
за столиком. Певица поёт. Камилла и брат кушают
и разговаривают.
Камилла:
– Поль! Помнишь, ты упрекал меня, что я создаю скульптуры
с неженскими персонажами и спрашивал, почему бы мне не изваять девушку с флейтой. И вот недавно меня посетило видение: в небе, высоко-высоко лес, а там, в лесу, на пенёчке сидит обнажённая девушка и играет на флейте. Её тело золотистого света, вокруг головы светящийся нимб, как у богини. И ещё я слышала звук флейты. Музыка неслась отовсюду: с белых облаков, из самой флейты, с листочков деревьев, и в звучание флейты вплетался перезвон колокольчиков. Это было так чудесно! Потом я пошла домой, точнее, в студию, и стала лепить. И так появилась девушка, играющая на флейте.
Я выполнила твоё пожелание, правда, много лет спустя. Но сегодня после кафе мы можем зайти ко мне, и ты увидишь моё творение.
Поль:
– Обязательно зайдём. Так ты утверждаешь, что лепке скульптуры предшествовали слуховая и зрительная галлюцинации? 
Камилла (смеясь):
– Поль! Милый Поль! Я пошутила с тобой, а ты поверил. Нет!
Я ничего не видела и не слышала, а просто посмотрела на небо, представляла, что я там могу увидеть и услышать.
Поль:
– Ты изменилась с тех пор, как ушла из дома. Похудела, стала какой-то экзальтированной, хотя и очень привлекательной. Отец передаёт тебе привет и деньги. (Достаёт деньги). В отличие от нашей мамы, он всё ещё продолжает одобрять твой выбор, говоря, что роман с Роденом приведёт тебя к славе и сделает мастером своего дела. Не понимаю отца. Разве уже в 15 лет твои скульптуры не были гениальны? Я помню их: «Наполеон», «Бисмарк», «Давид и Голиаф». Они вызвали восхищенье нашего общего знакомого скульптора Альфреда Буше. Он говорил, что скульптуры эти в духе Родена, но я-то знаю, что Огюста ещё не было в твоей жизни. Так ли это?
Камилла:
– Да, милый Поль. Слова Буше заинтересовали меня. Я стала мечтать увидеть живого Родена и увидела.
Поль:
– И каково было твоё первое впечатление?
Камилла:
– Мефистофель. Он показался мне гётевским Мефистофелем. А потом во время беседы сквозь его стареющий облик я увидела образ юноши, горячего, страстного, любящего, прекрасного.
Поль:
– А тебя не насторожило твоё первое впечатление? Ведь Мефистофель – это Дьявол, который всё забирает, но ничего не даёт взамен, кроме иллюзий, в том числе и иллюзии перспектив. У тебя и до Родена были выставки, поклонники, прекрасные отзывы в критике, а сейчас говорят, что любовник помог тебе выйти в люди. Разве это справедливо?
Камилла:
– Милый брат, нет искусства без вдохновения жить. Вдохновение жить мне даёт Роден.
Поль:
– Ты ослеплена любовью. Он хоронит тебя, как лемуры Фауста. Скажи, дорогая, почему на совместной выставке Родена
(36 скульптур) и Клода Моне (70 картин) была представлена всего одна работа Клодель – «Бюст Родена»?
Камилла:
– Нет! Там было больше моих скульптур, но я подарила их Огюсту и разрешила подписать его именем, а ещё были наши общие скульптуры, у которых я лепила руки и ноги, но неудобно ведь подписывать» голова – Роден, ноги – Клодель». Это нарушило бы целостность впечатления и вызвало бы смех.
Поль:
– «Не хотел бы я, чтобы мои стихи подписывал Дюма». Смотри: на следующей выставке Родена может не найтись места для твоих скульптур.
Камилла:
– Ну и что? Потом будет моя выставка. У нас любовь! Слава не главное!
Поль:
– Ты глубоко заблуждаешься, бедная моя сестричка. Любовь у тебя, а у Родена страсть. Ты любишь, а тебя используют. Если он любит, почему не предлагает жениться, венчаться, ведь любящие хотят всегда быть вместе и на земле, и за гробом. Он только лепит, лапает тебя и всё. Ты только тело.
Камилла:
– Неправда! У нас одна душа, одни интересы, одни вкусы. Мы и после работы неразлучны. Сегодня вечером мы идём в театр смотреть трагедию Еврипида «Медея».
Поль (передразнивая сестру):
– «Медея!» А куда он идёт после театра? Куда он иногда ходит вечерами один? Ты не задумывалась? А я задумался и узнал:
у него есть другая женщина и зовут её Роза Бёре.
Камилла (со слезами на глазах):
– Поль! Этого не может быть! Всё, что ты сейчас говорил, ты сказал из зависти. Ты завидуешь нашей любви, потому что у тебя нет своей.
Поль:
– Прости, сестра. Я не ожидал, что ты так расстроишься. А что касается любви, то у меня есть своя любовь. Я люблю искусство, свои стихи, это кабаре. Песни этой певицы. Давай послушаем её немного. Тебе надо вытереть слёзы, успокоиться, привести себя в порядок, прежде чем идти к твоему Мефистофелю.
Певица поёт. Камилла вытирает слёзы, пудрится. Брат смотрит на сцену с видом знатока.
ДЕЙСТВИЕ ДЕСЯТОЕ

Явление первое

 Выставка-продажа скульптур Родена. «Поцелуй», «Вечная весна», «Данаида», «Сирены», «Мысль», «Аврора» – всё раскупается.
Роден:
– Мы богаты! Мы знамениты! Почему ты не радуешься, Камилла?
Камилла (хмуро):
– Богат и знаменит ты. Я лепила в твоих скульптурах руки и ноги, но об этом никто не знает. Все работы подписаны Огюст Роден. У меня есть свои скульптуры, но их нет на этой выставке. Не ты ли хвалил мои создания? Так почему им не нашлось здесь места?
Роден:
– Камилла! Ты так молода! Ты слишком торопишься быть знаменитой. Будут и у тебя выставки, подожди!
Камилла:
– Ты говоришь так, потому что не любишь меня. Я слышала, что к тебе ходит какая-то Роза Бёре. Кто она? Смотри: я вылепила скульптурку: ты в шипах Розы Бёре. (Подаёт фигурку мужчины, обвитую стеблём розы, словно колючей проволокой. Сама роза похожа на удава, готового заглотнуть свою жертву.)
Роден (вертя скульптурку):
– Талантливо. Я и Роза Бёре... Камилла, не стоит ревновать. Роза просто старая подруга. У неё от меня ребёнок. Нас ничто уже не соединяет очень давно, кроме нашего сына. Правда, кажется, Роза сохранила ко мне некие тёплые чувства, а я к ней-нет. Ведь ты значительно лучше. Кто такая Роза? Она простая швея, деревенская женщина, а ты талант, ты скульптор, моя Муза, моё вдохновение.
Камилла:
– А я и не ревную, ведь ревность – это чувство собственника, а ты всегда свободен. Свободен в своём выборе. Скажи: Вы часто встречаетесь с ней тайно от меня? (Теребит кулон с изображением дельфина, дергает за цепочку, разрывает её. Плачет)
Роден (поднимая часть цепочки и кулон, пряча всё в карман):
– Ну, вот и слёзы, а говорила, что не ревнуешь. Роза в сравнении с тобой – старуха. Я не циник, Камилла, но она скоро умрёт, умрёт не от болезни, а от старости. Мой долг – скрасить её последние дни, а ты молода. Ты переживёшь её, и у нас с тобой всё впереди!
Камилла:
– Что впереди? А знаешь ли ты, что после двадцати пяти женщина уже стара для родов? Она рожает в группе риска, такую мать называют старородящей. А мне уже тридцать. И у меня ничего нет: ни статуса твоей жены, ни славы скульптора, ни своих денег, ни даже ребёнка.
Роден:
– У тебя есть я, Камилла. Твой вечный ребёнок, который играет в гипсовые и мраморные игрушки-скульптуры, которые он сам создал.
Камилла:
– А я хочу, как Роза. Хочу от тебя сына или дочь.
Роден:
– Не будь, как Роза; будь, как Камилла. У каждого в жизни своя судьба. У Розы – судьба матери, а у тебя-судьба Музы Родена.
Камилла:
– За все эти годы ты ни разу не сказал мне слов любви.
Роден (целует её в губы, обнимает):
– Это ли не любовь, Камилла?
ДЕЙСТВИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Явление Первое В Мастерской Родена

                Камилла:
            - А как ты работаешь, Огюст? Что ты видишь в камне? Ты чувствуешь его боль? Она становится твоей?
                Роден:
- Сейчас уже нет, Камилла. Я привык. Но ты своим вопросом напомнила мне о том, как это бывает в самом начале.

Я вглядываюсь в камень,
Вижу в нём глаза,
И лоб. Причёску. Человек
Живёт в воображении моём,
И время останавливает бег.
Я слышу голос-стон : « Освободи
Из каменной темницы бытия.
Не бойся камня. Ближе подойди!»
И похожу к нему с троянкой (1)  я.
« Мне будет больно», -
Камень говорит.
«Да, больно будет»,-отвечаю я.-
Зато на волю станет вход открыт».
Я бью по камню, жалость затая,
И слышу стон. Он так звенит в ушах
И что-то содрогается во мне.
Целую камня плоть я, не дыша,
И думаю я о своей вине.
Я должен образ вывести на свет
 Из хаоса, но это боль, прости.
Без боли и любви рожденья нет.
Кто хочет жить, тот должен крест нести.
И камень, словно крест, передо мной.
Я отсекаю лишнее, бог мой!
Из формы форму новую творю.
Страдаю и жалею, и люблю.
Но ты меня к скульптурам не ревнуй.
На хладном камне жаркий поцелуй.
Ударов и моих объятий след,
Но камень не соперник тебе, нет.
Тебе, Камилла, солнышко, душа!
О, как ты лучезарно хороша!
Твой образ видеть в камне я привык.
Смотри: я изваял твой светлый лик!
Смотри, Камилла, ведь Даная ты.
Ты узнаёшь ли здесь свои черты?
Камилла:
-Здесь узнаю насмешку бытия.
Хотел дать камню жизнь, а камень я.
Я превращаюсь в камень день за днём.
Быть может, Ад себе мы создаём?
За право вечно жить  мне умирать
Сто тысяч раз. Что здесь ещё сказать?
Твоё творение прекрасно, да.
Тебя к нему ревную иногда.
Роден:
- Мечтаю я, чтоб ожил камень мой,
Чтоб, словно тень, он всюду шёл за мной,
Хочу, чтоб он со мною говорил.
Ты помнишь, как Пигмалион творил?
Камилла шутливо:
- Но я иду сегодня за тобой,
Ты говорил: « Я крылья за спиной».
Ты знаешь, я могу и отмстить,
Тебя  навечно в камень превратить.
Возьму и твой я изваяю бюст.
Доволен ли ты будешь мной, Огюст?
Роден,задумчиво:
-Боюсь, тебе не хватит мастерства.
Ты поучись-ка у меня сперва.
А лучше вот за глиною сходи.
У нас из глины лепка впереди.
Камилла уходит за глиной.
Роден один (серьёзно, тревожно):
Она соперник мне. Сложна любовь.
Мужчину я в Камилле вижу вновь.
И в этот миг уж не могу любить.
С ней, как с коллегой, можно говорить.
Пунктир машинка, скарпель, рашпиль, шпунт-
Все термины она уж знает тут.
И по- мужски совсем по камню бьёт.
И образ человека создаёт.
Она мужчина в юбке! Человек!
Да, человек, но я не гомосек!
И всё ж порой хочу её, как зверь.
Не скульптор, зверь,
Зверь имя мне теперь.
А Роза только женщина она…
Мечтает обо мне, «в слезах, одна».
О, Роза! Муза первая моя!
Перед тобой всегда виновен я.
Ах! Роза! Розы я тебе куплю.
Соперник мне Камилла. Не люблю…
И мир её скульптур совсем иной,
Трагичный, странный, мне совсем чужой.
В Камилле что-то есть, чего боюсь!
( Где ужин съесть? У Розы подкреплюсь.
Она готовит вкусно так всегда.
Любовь к жюльенам не убьют года!!!)
Считает деньги на цветы, отправляется к Розе Бёре на ужин.

          Явление второе у Розы Бёре.
Роден:
– Здравствуй, Роза! Как ты?
Роза:
– Скучала без тебя, вся истосковалась. (Вешается ему на шею.) Приготовила ужин. Ты ведь за день проголодался. Мой руки, а сейчас принесу тебе кое-что. Уходит, потом заходит в комнату. Закрой глаза и угадай, что я тебе подарю на день Святого Валентина.
Роден (закрывает глаза):
– Запонку? Застёжку к галстуку? Поцелуй?
Роза целует его, а потом достаёт из комода
большую вышивку скульптуры Родена.
Роза:
– Это вышивка твоей скульптуры, Огюст. Я делала её целый месяц. Нравится?
Огюст (удивлённо):
– Да, это замечательная работа.
Роза:
– Я хочу, чтобы ты повесил её в своей мастерской. Чтобы все читали: гению Огюсту Родену от Розы Бёре. Я горжусь тобой, милый.
Огюст (складывая вышивку, и пряча её в карман):
– Спасибо, дорогая. А теперь приступим к ужину и отметим день святого Валентина. Я тоже принёс тебе подарок. (Достаёт коробочку. Передаёт Розе.) Открой.
Роза (открывая):
– Кулон! Золотой кулон. Дельфинчик! Обожаю дельфинов. Теперь осталось подобрать под него цепочку… Сын подберёт. Он сегодня ушёл с друзьями на пикник. Мы ему уже не интересны. Учится плохо.
Роден:
– Наверно, учителя плохие. (Достаёт деньги, отдаёт Розе.) Найми ему хороших учителей. Скажи, что папа денег дал.
Роза:
– Спасибо, Огюст. Сегодня праздник. Надо бы пить и веселиться, но мне хочется сказать тебе одну вещь, очень серьезную вещь.
Роден:
– Какую же?
Роза:
– Люди смертны. Человек внезапно смертен, Огюст. Сегодня ты бог, король, ты даёшь сыну деньги. Мы молимся на тебя, а завтра внезапный инсульт от переутомления во время творчества или секса с очередной музой скульптора, и великого Родена нет, а мы с сыном пойдём по миру, ведь Огюст (мы назвали его в твою честь) – внебрачный ребёнок, ему будет трудно и даже почти невозможно вступить
в права наследника. Женись на мне, Огюст, сделай это ради сына!
Роден:
– Сделай это ради сына! Роза, Роза! Мы так много прожили вместе, и я до сих пор не сделал тебе предложение. Мы прожили почти всю жизнь. Музы мои приходили и уходили, как Луны, а ты оставалась, как Солнце. Ты единственная моя любовь, единственная женщина, которая родила мне наследника и вырастила его.
Я виноват перед тобой Роза. Я из одного чувства вины уже должен был бы жениться. И я сделаю это, Роза. Сделаю, но не сейчас. Прошу, подожди немного, не лишай меня свободы. Сейчас, как никогда, мне нужно быть свободным, чтобы творить.
Роза:
– Ты любишь другую?
Роден:
– Я любил и люблю только тебя одну.
Роза:
– Но у тебя новая натурщица. Камилла Клодель.
Роден:
– Откуда ты знаешь?
Роза:
– Об этом говорил весь город. Я узнала самой последней. Ты её любишь?
Роден:
– Роза, Роза! Я люблю только тебя. Но так бывает иногда, что появляется какая-то космическая стихия, она захватывает нас, лепит из нас всё, что ей угодно; а мы потом лепим то, что успеваем схватить и осмыслить. И наши судьбы, и наши творенья – всё это слепки её прихотей, её состояний. Если можешь, пойми это
и прости.
Роза:
– Как жаль, что я давно уже не та самая космическая стихия.
А первые свои скульптуры ты лепил с меня, ты творил так самозабвенно, вдохновенно, и мы были счастливы!
Роден:
– Да, мы были счастливы. Ну, так давай же сядем за стол и выпьем за былое счастье, Роза! За наши юные ласки и поцелуи! За вихри из космоса.
Роза:
– За будущее счастье, Роден! За счастье нашей будущей семьи!
ДЕЙСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
               Явление первое
Камилла (одна):
– Роза проснулась, Роза…
Роза после наркоза.
Синие лепестки,
Дней листают листки.
Роза вяжет и шьёт,
В гости Огюста ждёт.
Мне ли к ней ревновать?
Роза – всего лишь мамка,
Мамка, глупая самка.
Сын, от Родена сын,
Есть у Розы один.
Роза – синий чулок,
Ну, а я скульптор-Бог.
Полудохлая роза!
Ей бы ещё наркоза!...
Когтями стебля вцепилась
В прошлое. Не забылась
Первая ей любовь.
Что это? Слёзы? Вновь?
Роза – всего лишь мать,
Но ведь могу создать
Тоже ребёнка я.
Будет у нас семья!
Будет у нас ребёнок,
Смех золотист и звонок.
Станет лепить Огюст.
Сына иль дочки бюст!
И всё-таки я ревную: мне хочется убить эту Розу, как Медее, которая отравила соперницу.
                Явление второе
               Мастерская Родена.
Огюст:
– Мне заказали скульптуру Медеи. Бьюсь над ней много дней, но что-то ускользает. Может, я что-то забыл в трагедии Еврипида?
Камилла:
– Я больше помню миф, чем трагедию. Помню, что по мифу Ясону обещали вернуть власть над родным городом, если он привезёт из Колхиды золотое руно. Добыть драгоценную овечью шкуру помогает Медея, которую античные боги влюбили в Ясона. Медея – колдунья. Она даёт Ясону волшебную мазь, чтобы он победил быка и вспахал поле, усыпляет дракона, похищает вместе с Ясоном руно, бежит с ним из родного царства, выходит замуж, принимает законы страны Ясона, рожает ему двух сыновей.
Огюст:
– Не надо пересказывать миф. Не надо дальше. Я всё помню, помню, но чего-то не понимаю. Не вижу связи со своей судьбой, а только там, где внешнее соприкасается с внутренним, возникает искусство.
Камилла:
– А я вижу сходство между собой и Медеей, хоть и не рожала тебе сыновей. Я даже чувствую себя матерью, потому что дети мои-это мои скульптуры, точнее, наши скульптуры, которым, как кажется мне порой, остаётся жить недолго. Вчера, глядя на твою неоконченную скульптуру, вспоминая миф и нашу жизнь, я сочинила стихотворение:
               Во мне Медея просыпается       
               И ярость гарпий говорит.
               И пламя до небес вздымается,
               В котле клокочет боль обид.
               К твоей невесте ядовитая
               Фата ползёт в кошмарном сне.
               О, наше чувство незабытое!
               Оставь её, вернись ко мне!
               Я твёрдо знаю: всё уляжется,
               Само собой, само собой...
               Сам узел Гордиев развяжется,
               Любимый мой, любимый мой!
               Сама уйдёт моя соперница,
               Змеёй скользнёт она в луга.
               Сама уйдёт моя соперница!
               Мы с ней не будем два врага.
               Медею я пою снотворными.
               Трагедий Рока не буди.
               Уж ночь звенит чадрами чёрными.
               Усни на любящей груди!
Роден:
Стихотворение прекрасное, но всё-таки мне не близка эта тема. В отличие от Ясона, я всего добился сам.
Камилла:
– Сам? А разве я не была твоей Музой, бесплатной помощницей, натурщицей?
Роден (словно что-то вспоминая):
– Ах, да, Камилла, была. Ты была для меня всем, и сейчас ты тоже моё все. (Целует Камиллу, она отстраняется от него.)
Камилла:
– Я не в настроении сегодня, Огюст. Меня мучает ощущение, что у нас есть дети, и скоро я буду вынуждена поступить, как Медея. Меня почему-то тошнит, кружится голова, и всё время хочется солёненького. Есть ли у нас солёные огурцы, или мы всё вчера съели? Пойду посмотрю. Прости, я сегодня, право, чувствую себя дурно.

           ДЕЙСТВИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
                Явление первое
Камилла и Огюст прогуливаются по дорожке Булонского леса.
Камилла (в испуге):
– Огюст! Смотри! Она идёт по дорожке парка!
Роден (удивлённо):
– Кто она? Наша знакомая? Я никого не вижу!!!
Камилла:
– Клото. Мойра, которая прядёт нити судьбы. Смотри: она ростом до облаков и вся окутана пряжей. Какая худая! Рёбра грудины торчат, как у скелета. Лицо старухи, объятой сладострастием. Гигантская Клото, а люди на её фоне, словно муравьи! И небо за ней всё в чёрных тучах.
Роден:
– Я не вижу никакой Клото. И небо ясное, ни одного облачка.
Камилла (испуганно):
– Нет-нет! Всё серо вокруг, и Клото идёт, она выше Эйфелевой башни. Бежим, а то она раздавит нас своей гигантскою стопой. (Хватает Родена за руку, увлекает в глубину парка.)
Роден (недовольно):
–Камилла! Что за детские игры?
Камилла (бледная, с лихорадочно блестящими глазами):
– Это не игры вовсе. Вот она прошла мимо. Мы спасены. Дочь богини Ананке и Кроноса возвращается на своё место прясть нить судьбы. (Хватаясь за плечи Родена и глядя ему в глаза.) А ты поверил? Слушай, я ещё раньше написала про неё стихотворение.
Клото прядёт нити судьбы,
Люди у мойр простые рабы.
Страстная Клото за годом год
Нити свои бесконечно прядёт,
Пряжа вокруг ведёт хоровод,
Дням и неделям потерян счёт.
В танце безумном руки скользят,
Поистрепался мойры наряд,
В нити устали смотреть глаза.
Может, ей прясть больше нельзя?
Дай нам скорее нити судьбы!
И отдохни! Будут прясть рабы.
Но в исступленье Клото в ответ:
«Нет, не отдам я Вам нити, нет!»
С третьим дыханьем нити прядёт,
И век за веком тихо идёт.
Роден (с интересом и тревогой):
– Ты всю прелюдию к стихотворению придумала и разыграла, или ты действительно видела Клото до неба?
Камилла (становясь наигранно весёлой):
– Да. Да, конечно, я всё придумала и разыграла. Я не видела Клото перед глазами. Но она предстала перед внутренним зрением воображения. В пещере мозга, в зрительном зале мозга. Мозг – это такое огромное пространство, такая сфера круглая, безграничная, в которой много картин из тех, что глазами не увидеть. Я буду делать скульптуру Клото.
Роден:
– Польсти ей. Изобрази молодой и красивой. Тогда Клото спрядёт нам хорошую судьбу.
Камилла:
– Не верю ни в Бога, ни в чёрта, ни в мистику, ни в античных богов, богинь, мойр, химер. Верю в искусство. Я сделаю Клото такой, какой предстала она в моём воображении. Это будет вызов традиции. Моя Клото будет ужасна. Вот недавно мне было видение
девочки с флейтой, которая сидела на пеньке среди леса. Та была красивая. А ещё, когда я выходила из твоей мастерской, передо мной, как из воздуха, возникли серо-зелёные женщины. Они сплетничали о нас с тобой.
Роден:
– И они тоже были до неба?
Камилла (печально):
– Да, Огюст, серо-зелёные сплетницы до самого неба, а небо было в чёрных-чёрных тучах, как капюшон гигантского монаха.
Роден (смотрит на Камиллу с видом человека, внезапно осознавшего, что перед ним что-то опасное и неприятное):
– Мне становится страшно с тобой Камилла. Ты странная, ты непредсказуемая.
Камилла:
– Ты тоже. Я и предвидеть не могла, что ты встречаешься с двумя женщинами сразу. Старая Роза Бёре –твоя Клото, она прядёт тебе судьбу и подарит небо в чёрных тучах, если у тебя не хватит воли порвать с нею, разрезать её нити, её паутину, её сети!
Роден:
– Камилла, меня волнуешь ты, а не Роза Бёре (с тревогой и надеждой). Подтверди ещё раз, что ты выдумала все свои видения.
Камилла (тоном, каким врут детям):
– Конечно, выдумала, чтобы тебя развлечь, а ещё придумать образы будущих своих скульптур. Я ведь тоже скульптор, как
и ты. Надеюсь, это тебя не пугает?
Роден (холодно, отстранённо):
– Нет, это меня не пугает. Пугает, что ты немного располнела. Твоя чудная фигура всегда рождала у меня вдохновение. Впрочем, и это не страшно. Сядешь на диету и похудеешь.
Камилла (заигрывая):
– Конечно, сяду на диету. Какой ты смелый Огюст! Ты гений, ведь гений – это бесстрашие!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
                Явление первое
Утро в мастерской Родена.
Камилла:
– Милый мой, родной, дорогой, любимый! Ласточка принесла нам радостную весть: я беременна! У нас будет ребёнок.
Роден:
– Дорогая, надеюсь, это твоя шутка?
Камилла:
– Нет-нет. Это правда.
Роден:
– Ты должна сделать аборт. Я не могу жениться на тебе и больше не хочу внебрачных детей. С меня достаточно сына. Дети только мешают творчеству. Отнимают время и силы. Наша жизнь – сказка. Ты хочешь её разрушить?
Камилла:
– Я хочу сделать сказку былью. Подарить тебе тебя. Ты будешь лепить бюст своего дитя, ты будешь делать скульптуры своего ребёнка, ты подаришь ему не просто жизнь, но вечность. Ты станешь для этого существа Богом.
Роден:
– К сожалению, я лишь человек. Обыкновенный тщеславный человек, быть может, чуть-чуть талантливее остальных своих собратьев. Ещё один ребёнок, которого надо кормить, растить… Нет, Камилла, это исключено. К тому же, и ты мечтала о своих выставках. Их время не за горами, но если ты станешь матерью, ты вместо выставок будешь стирать пелёнки, а я тебя покину и женюсь на Розе. Выбирай, что тебе дороже: я, твоя будущая слава или…оно…
Камилла:
– Ты убиваешь меня, Огюст. Ты ставишь меня перед невозможным выбором. Ты даже не понимаешь, что ты сейчас говоришь.
Роден:
– И всё же подумай хорошенько, Камилла.
Камилла:
– Ты предаёшь меня! Ты убиваешь меня своим непониманием! Это невозможно вытерпеть. Я не могу сейчас находиться здесь, с тобой. Я думала, что мы одна плоть, а мы два разных, совершенно чужих друг другу человека. Что я делаю здесь? У меня есть своя мастерская, свои скульптуры, свои идеи, своя жизнь, и в ней будет свой ребёнок, которого я рожу, даже, если ты откажешься от него.
Роден:
– Но, Камилла...
Камилла:
– Никаких «но»! Я ухожу, твои слова, что мы одна плоть и одна душа, и судьба у нас одна, были ложью. Мерзавец! (Хлопает дверью и уходит.)
ДЕЙСТВИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
                Явление первое
Камилла одна в своей мастерской. Она прибирается, стирает пыль со скульптур, видит бюст Родена, мысленно разговаривает с ним:
– Ты камень, ты бездушный камень,
Ты памятник моим страданьям.
Лепила глину я руками,
Руководимая желаньем
Тебя обнять, лепила руки,
Глаза и губы, лбы и груди,
А мрамор был нежней, чем грубый
Судьбы рисунок в общей груде.
Мне не нашлось на свете места,
Мой статус на твоих скрижалях
Какой? Любимая? Невеста,
Иль мать? Как страстно губы звали,
Как руки трепетно ласкали,
Скрижали не расскажут людям!
Скульптуры вместе создавали,
Но скоро это мы забудем.
В скульптурной группе вашей жизни
Я словно мрамор отсечённый.
Рыдают ангелы на тризне
Любви, в безумье превращённой.
Скульптуры вместе создавали. Создавали вместе, а подпись была одна – Роден. А если бы я так поступала? А почему бы нет? (Берет бумагу, клей, ножницы. Пишет всюду «Камилла Клодель», наклеивает бумажки на скульптуры, на то место, где подписано Роден). Ну, Огюст! Как тебе это понравилось бы? Нет, я милосерднее, чем ты. (Снова берёт бумагу, ножницы. Пишет «Камилла Клодель и Огюст Роден». Наклеивает на скульптуры.) Вот так-то лучше. Это наши дети, общие дети, и скоро у меня будет ребёнок, живой, настоящий, увы, только мой. Мой и больше ничей.
                Явление второе
Кабаре «Страус Эму». Певица поёт.
Поль и Камилла слушают, едят, разговаривают.
Поль:
– Так вы с Роденом поссорились! Это удивительно. Как моя тихая робкая сестра осмелилась восстать против своего господина? 
Камилла:
– Прости, Поль. Ты был прав тогда. У него действительно есть другая женщина, и зовут её Роза, и расставаться он с ней не хочет.
Поль:
– Теперь ты видишь, что твой Огюст-подлец? Хочешь: я набью ему морду? Уходи от него, ищи другого, выходи замуж. Дело женщины – рожать и воспитывать детей.
Камилла:
– Поль! Давай уйдём отсюда! Здесь слишком много людей, слишком громко поют. Давай пройдёмся по аллее, что в глубине парка за этим кабаре. Там нет сейчас никого. Я открою тебе грустную тайну.
Поль:
– Хорошо, милая сестра. Я сделаю, как ты скажешь.
Поль и Камилла встают и идут по тёмной аллее.
Камилла:
– У меня уже никогда не будет детей. Я была беременна от Огюста. Но Роден твердил, что не женится на мне, а второй незаконный ребёнок ему не нужен. Он обидел меня, довёл до стресса. Случился выкидыш. Я была у врачей. Они сказали, что что-то нарушилось в моём организме, и я никогда не смогу стать матерью. (Рыдает на плече Поля. Поль обнимает её.)
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
                Явление первое
Камилла (в своей мастерской перед бюстом Родена, говорит как бы ему):
– Мой маленький сын понял, что его не хотят, и ушёл. Ушёл на небо, месяцем стал. Это ты его убил своим нежеланием быть снова отцом. Убил его и мою любовь.
Остались только песни-поношения. Это такие песни и стихи, которые поэты писали, когда им отказывали в чём-либо. И вот я сочинила такое стихотворение о своём бывшем любимом.
Думала: человек,
А оказался чёрт.
Думала жить с ним век.
Он же: «Делай аборт!»
Вот и прошла любовь.
Склеп себе подготовь.
Вся мастерская – склеп.
Воздух теперь в ней – тлен.
Как же Огюст нелеп.
Глиняный манекен!
Как я могла его, Господи,
Полюбить? Нет совсем ничего,
Что могло б восхитить!
С автором «Адских врат»
Дальше один разврат.
С кем разврат? С палачом!
Словом, будто мечом,
Он ребёнка убил.
Нет! Огюст мне постыл!
Надо бежать скорей,
Ах, как много дверей!
Пытается выбежать из мастерской, вдруг останавливается, всматривается в скульптуры с какой-то ненавистью, в ярости разбивает несколько творений, потом бросается к окну, открывает его и кричит людям:
– Разбейте его скульптуры,
Которые я лепила
С ним вместе. Эти фигуры...
В них столько обмана было!
Преддверие злого Ада,
Смотреть Вам на них не надо.
Вам будут лгать они
Про наши ночи и дни!
Завесьте их паутиной,
Был гений дешёвой глиной,
Увы, не в моих руках,
И наш «Поцелуй» – лишь прах!
Лишь камень всё. Посмотрите,
Вокруг скульптур обойдите,
Роден? Целуйте его!
Он камень. Нет ничего!
Берёт нож, хочет порезать себе вены, застывает с ножом,
глядя на скульптуры.
– Вот они, памятники нашему прошлому. Разве Роден – гений? Он только и умеет ставить памятники. Гений – это тот, кто может сказать новое слово. Разве Огюст выдумал хоть одну скульптуру, разве создал хоть какое-нибудь фантастическое существо? Он сам не имел ни одной творческой идеи. Идеи подавала я – Роден лишь воплощал их в жизнь. Гениальна я. Я Моцарт, а он Сальери. И я это ему докажу. (Бросает нож). Нелепо было бы покончить жизнь самоубийством только из-за того, что это ничтожество не хочет от меня ребёнка и боится предложить руку и сердце, потому, что я намного лет моложе и намного талантливей, потому, что вместе с Розой Бёре и готовым почти взрослым сыном ему спокойнее будет спасаться от старческого маразма. А я посвятила ему свою лучшую скульптуру «Бронзовый вальс!»
Напевает:
– Мы на Бронзовой свадьбе с тобой
Танцевать будем «бронзовый» вальс.
Ты не сможешь прожить с другой.
Вечна будет любовь у нас.
      Бронза зовёт, громко зенит,
      Звук звонкий тот в небо летит.
Обрывает песенку, смотрит на свою скульптуру «Вальс».
– Нет! Не танцевать нам на Бронзовой свадьбе вальс.
Расплавить бы эту бронзу. Разбить, как глину, невозможно. Опрокидывает скульптуру, закрывает её серой тканью. Что ж, надо собрать вещи, пока Огюста нет. Потом я вернусь, уже без вещей, выскажу этому чудовищу всё, что я о нём думаю, и уйду окончательно. Я доведу его до слёз, до белой горячки. Он дорого мне заплатит за потерянного ребёнка, за эти скульптуры, под которыми не стоит моего имени, за утраченную молодость, за материнское проклятие; я была ангелом, но теперь превращусь в ведьму, в фурию. Я доведу его, я найду такие слова, которые, как разрывные пули, будут блуждать по его телу, его мозгу, душе, причиняя перед смертью немыслимую боль. Ты увидишь новую Камиллу Клодель, Роден. И тебе будет очень больно.
ДЕЙСТВИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
                Явление первое
                Мастерская Родена.
Разрыв отношений между Камиллой и Роденом.
Роден:
– Камилла, что здесь произошло, в нашей мастерской? Почему разбиты скульптуры?
Камилла молчит.
Роден:
– Почему ты молчишь, Камилла? Почему не отвечаешь на мои вопросы? И что это за взгляд? Ты смотришь волком, ненависть полыхает в твоих глазах. Я не узнаю свою Камиллу. Любящую, покорную, жертвенную. Возьми веник и собери мусор, а потом тряпку, ведро и вымой пол. После приготовь мне что-нибудь поесть. Ужинать в такой грязи я не собираюсь.
Камилла:
– Отныне ты будешь всё это делать сам или платить прислугам.
Роден (пытаясь шутить):
– Это восстание?
Камилла (не шутя):
– Это революция! Помнишь время нашего знакомства, его начало? 1883 г. В этот год Франция начала войну за покорение Мадагаскара. А ты начал скрытую борьбу за покорение меня. Франции было нужно, чтобы Мадагаскар был её колонией, а тебе нужны были прислуга и бесплатная натурщица. Ты использовал меня, мою любовь, моё тело и ничего не дал взамен. Ты тиран, ты свинья, которую можно только убить, ведь у неё ничего нет, кроме сала и кожи.
Роден (пытаясь улыбаться):
– Камилла! Я не свинья! У меня есть деньги! Много денег!
У меня есть скульптуры!
Камилла (передразнивая его):
– Деньги, скульптуры – что это всё в сравнении с Вечностью? Для вечности нужно только одно: чистая добрая, любящая душа. А тебя души вовсе нет, Огюст. Ты беднее самого нищего человека, потому, что вместо души у тебя пустое место.
Роден:
– Это ещё почему пустое место? Объясни-ка?
Камилла:
– А вот это тебе и объяснять бесполезно, потому что у тебя не только нет души, но и нет мозгов. Вместо мозга у тебя дыра… Будет скоро. Я голову тебе пробью, если будешь возражать или хамить.
Роден:
– И это говоришь ты? Ты создательница скульптурной группы «Зрелый возраст»? Ты, изобразившая себя на коленях передо мной и Розой Бёре? Ты, вылепившая себя, смиренно умоляющей нас взять тебя в нашу жизнь, хотя бы рабыней? Ты, называвшая себя моей собакой, которую я волен наказывать или ласкать?
Камилла:
– Нет больше умоляющей Камиллы, собачки Родена, рабыни Родена, колонии Родена. Есть Камилла – свободное государство,
в котором Роден – ничтожество. Ничтожество! Вон из моей жизни. Беги! Закрой голову руками, а то не ровён час я разобью её бутылкой с красным вином.
(Замахивается на него бутылкой. Роден в испуге закрывает голову руками и убегает.)
ДЕЙСТВИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
Явление первое
Дом Розы Бёре.
Огюст (входя к Розе, говорит прямо на пороге):
– Роза! Здравствуй, дорогая, единственная, последняя надежда и отрада моя! У меня несчастье: Камилла выгнала меня из моей же мастерской.
Роза:
– Очередная ссора? Твои истеричные натурщицы портят тебе кровь, но она вернётся. Куда ей деваться? Твоя слава приковала Камиллу к тебе цепями. Вы помиритесь скоро.
Роден:
– Нет, Роза! Она уже не вернётся никогда. Камилла разлюбила меня, я стал ей противен. Если бы ты слышала, всё, что она говорила. Она размазала меня по стенке своими словами.
Роза:
– Тебя? Знаменитого, великого, известного Родена?
Роден:
– Да, Роза! Знаменитого великого Родена. Она смешала меня с грязью, с битой глиной, вылила на меня ушат помоев… Я осиротел, Роза. Я остался один, твой большой ребёнок Огюст остался совсем один. (Плачет)
Роза (обнимая его, кладя голову Родена на свою чуть приоткрытую грудь, гладя его по голове):
– Бедный, бедный мой большой ребёнок, Огюст! Тебе плохо, больно, но я залечу твои раны свои поцелуями, я заговорю твою боль, возьму её себе, унесу далеко в лес. Ты не будешь страдать, ибо это ничтожество недостойно слёз великого Родена.
(Роден всхлипывает, Роза продолжает гладить его по голове
и говорить).
Роза:
– Злая ведьма, эта стерва Камилла глубоко вонзила в тебя свои ядовитые когти, но на все яды есть противоядия, а на море ненависти – океан любви.
Роден всхлипывает, но уже реже. Видно, что он постепенно успокаивается.
 Роза (встаёт, подходит к столу):
– Бедный, бедный Огюст! Ты плачешь, ты дрожишь, ты пришёл такой холодной ночью ко мне без пиджака. Ты замёрз. Вот, (наливает рюмку коньяку), выпей это. Нужно выпить рюмку коньяка залпом, чтобы ты не простудился. Выпей и хорошенько поешь. У нас на ужин мясо с золотистой сырной корочкой, икра, сёмга, два салатика. Я почему-то сегодня целый день готовила, словно предчувствовала, что ты придёшь. И мне казалось, что ты придёшь
в горе. Так оно и случилось. Кушай! Я буду любоваться тобой!
Огюст:
– Роза! Я действительно голоден. Мне кажется: я не ел целую вечность. (Поглощает пищу, не глядя на Розу) Как же ты вкусно готовишь! Какое мясо! Пальчики оближешь! Хорошо, что есть друг, к которому можно прийти среди ночи, выпить коньяк, согреться. Ты всегда была моим лучшим другом, Роза! Ты была другом, а Камилла только телом, молодым загорелым телом, только натурщицей. Ты так прекрасно готовишь, а Камилла кормила меня булочками с кофе и дарила поцелуй на десерт. Разве можно было с нею оставаться сытым? Ты родила мне ребёнка, а Камилла всего лишь дарила вдохновенье для искусственных детей-скульптур.
(Роза слушает с нарастающим гневом).
Роден (вставая из-за стола и расхаживая, продолжает):
– Конечно, в дни наших первых встреч она была недурна собой и даже восхительна… Она пробудила во мне самца, жаждущего лепить её молодое тело, владеть ею.
Роза (в ярости закатывает Родену такую сильную пощёчину, что он падает на четвереньки, а потом встаёт на колени и, оставаясь в такой позе, словно опомнившись, говорит):
– Роза! Я виноват перед тобой! Пришёл искать спасения к тебе, а говорил о Камилле. Я тебя не ценил! Я лепил статуи с той, которая была недостойна моего дара. Прости меня, Роза! Прими меня в свою жизнь!
Роза (учащённо вздыхая и медленно меняя гнев на милость):
– Ты просишь у меня прощенья? Ты на коленях передо мной! Мне даже как-то неловко, Огюст. Встань скорее, ведь могут испачкаться брюки. Полы я сегодня не мыла. (Огюст встаёт.)
Сядь на диван и послушай, что я тебе скажу. (Оба садятся на мягкий диван, покрытый мехом.) Огюст! Ты цены себе не знаешь. Ты гений! По всему миру из века в век будут изучать твои творения. Ты гениален во всём: в скульптуре, в деловом мире, в любви. Ты дал мне всё: любовь, ребёнка, причастность к твоей лучезарной славе, весь мир, Ты – Бог, Огюст! Ты – мой господин, а я – твоя рабыня, это я должна стоять пред тобой на коленях, я не вправе судить тебя. Не судить, но помогать, охранять, любить я тебя создана. Я Роза, но для тебя я спрячу все свои шипы, как кошечка коготки, и мой стебель для тебя всегда будет гладким и нежным. Ты мой Бог, Огюст, мой Бог, мой повелитель! (Склоняет голову
к нему на грудь, льнёт, ласкается.)
Роден (целуя и лаская её):
– А ты единственная моя первая любовь. Других не было никого. Они были только тени лун, проходившие по диску солнца. Ты моё солнце, моя вселенная. Ты лучше всех! Нет!
Ты единственная. Ты,
                Ты,
                ты,
                ты,
                Ты одна!
Роза:
– О, мой Бог, ты был великолепен!...
Утро в комнате Розы.
Роза (стоя у окна спиной к Родену):
– Огюст! Я должна сообщить тебе, сказать, я виновата, что не сказала раньше. Не хотела расстраивать тебя прежде времени.
Я неизлечима больна. Врачи говорят, что жить мне осталось считанные месяцы. Ты можешь не успеть на мне жениться. Мы должны поторопиться со вступлением в брак, чтобы… Ты помнишь,
о чём я тебе говорила в предыдущие встречи?..
Роден:
– Да. Я всё помню. Я помню, что я должен, что я обещал.
И вот настало время, когда приходится платить долги. Хорошо, Роза. Давай обсудим время, место и то, как будет проходить наша свадьба, запоздалая, предзакатная свадьба.
ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
Явление первое
Кабаре «Страус Эму». Певица поёт.
Поль сидит с другом.
Поль:
– Понимаешь, Клод, я даже морду не мог набить этому негодяю Родену! Даже опозорить его в прессе не мог. Не мог подписаться под мнением тех, кто считает Родена не скульптором, а обманщиком, который делает слепки с живых тел. Я даже опозорить его не мог!
Клод:
– Почему?
Поль:
– Потому, что моя сестра его безумно любила! Господи! Видишь ли ты? Слышишь ли ты? За что нашей семье такие муки? Если за грехи, то я должен идти в церковь и молиться!
К столику походит сильно накрашенная, яркая, вульгарно одетая женщина:
– Не ходи в церковь, поэт. А то не только Бог, но и Сатана тебя заприметит. Лучше пойдём ко мне в гости. Почитаешь свои стихи. Говорят, ты гениальный Поль Клодель, поэт поэтов. Пойдём ко мне. Я живу в доме напротив, там, где горит красный фонарь.
А друг за тебя помолится.
Поль:
– Не смею отказать прекрасной Даме. Со мной как раз тетрадочка с новыми стихами. (Клоду) Извини, дружище, ты всё это уже читал.
Клод (усмехаясь):
– Удачи, поэт. Я помолюсь за тебя. И за тебя, и за сестру твою, и за себя, и за всех. Помолюсь, когда-нибудь. А сейчас я просто напьюсь, пока деньги есть.
Певица поёт.
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТОЕ

Явление первое

 Улицы Парижа. Рынок цветов. Мягкая тёплая зима, но снега нет. Время колядовать и ходить ряжеными по улицам.
Разговоры о Камилле Клодель.
Первая торговка, желая завернуть покупательнице цветы
в газету, берёт её и читает заголовок «Погром в мастерской Камиллы Клодель», откладывает газету в сторону и заворачивает цветы в бумагу. Покупательница уходит с розами.
Вторая торговка:
– Что это Вы отложили газету? Что-то интересное?
Первая торговка:
– Помните любовницу Родена? Говорят, она хотела его денег, его славы и даже забеременела, чтобы получить всё это, а он выгнал её из дома с огромным животом. И родила эта проститутка под забором.
Вторая женщина:
– Да нет, она, говорят, сделала аборт и теперь будет в аду.
А Роден её любил. Видно это по его скульптурам. Наверное, Огюст тоскует, надеется, что вернётся.
Первая торговка:
– Я слышала, что она сама одарённый скульптор. И выставки были, только такого большого успеха, как у Родена, не имели. А ушла из-за того, что случился выкидыш, дала истерику в горе, во всем обвинила сожителя. Как ещё назвать Родена? Любовник? Любимый? Даже не знаю. Короче, она его во всём обвинила, а вернуться ей гордость не позволяет. Говорили, что Роден и богатых покупателей ей искал, но только она не согласилась продать им свои скульптуры, потому что узнала, что это Роден их нашёл, а гордыня – грех. Приняла бы его помощь, глядишь, и помирились бы.
Вторая торговка:
– Какое там помирились бы. Я слышала, что ей выставку сделали вместе с Роденом, а она как узнала, так и давай свои скульптуры выносить и кричать: «Не хочу с этим чёртом выставляться! Мои божественным скульптурам здесь не место!»
Первая торговка:
– Я как-то видела её на этой улице. Идёт вся грязная, в лохмотьях, дырявых башмаках, что-то говорит себе под нос, то тихонько, а то прямо вскрикивает. Никого не замечает вокруг. Да вот же она, поглядите сами.
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ
                Явление первое
Издалека доносятся звуки:
Коляда-моляда
Э-а-у-улю, лю, лю, лю,
Ууууууууууууууууууууууу.
Люди расступаются, видя идущую Камиллу, она говорит сама с собой, то плачет, то смёется и временами очень напоминает маленькую девочку, которая потерялась и не знает, где её родители. Некоторые люди осторожно идут следом, с любопытством наблюдая за бесплатным спектаклем одного актёра.
Камилла:
– Я в дырявых башмаках,
Небо на моих руках,
Звёзды на моих плечах,
Свет божественный в очах,
Башмаки-колодки – дырявые лодки!
Ясный месяц, бай, бай, бай,
«Ты собачка не лай,
Ты волчок, не гуди»,
Месяц мой не буди.
Сделаю ему еду,
Потом по миру пойду!
Обращаясь к человеку из толпы:
– Дай сто рублей!
Будет много друзей!
Камилле подают мелкие монетки. Она разбрасывает их по воздуху.
– Мар-пар-бар-швар
Э-а-у-улю, лю,лю, лю,
Ууууууууууууууууууууууу.
(последние «у» произносятся жалобно, будто человека ударили)
Дыры на моих чулках,
Слиток злата в облаках,
Птичка радостно поёт,
Видимо, весна идёт.
Обращаясь к человеку из толпы:
Дай сто рублей, будет жизнь веселей!
Камилле подают мелкие монетки. Она разбрасывает их по воздуху.
Мар-пар-бар-швар
Э-а-у-улю, лю,лю, лю,
Ууууууууууууууууууууууу.
(последние «у» произносятся жалобно, будто человека ударили)
В 41 мартобря
Познакомились мы зря.
Звали как его? Роден?
В небе кровь течёт из вен!
 Обращаясь к человеку из толпы:
– Дай сто рублей для кошки моей!
Камилле подают бумажные деньги. Она их рвёт и разбрасывает их по воздуху.
Мар-пар-бар-швар
Э-а-у-улю, лю, лю, лю,
Ууууууууууууууууууууууу.
Мать родная отреклась –
Не признать без брака связь.
Завязь, связь, листок цветок –
Плод появится в свой срок.
Только мне любви плода
Не увидеть никогда.
Мар-пар-бар-швар
Э-а-у-улю, лю, лю, лю,
Ууууууууууууууууууууууу.
(последние «у» произносятся жалобно, будто человека ударили)
В мастерской моей жуки:
Больше неба пауки!
С чёрной свастикой паук
В ярко-алый входит круг.
Виноват во всём Роден!
Пауки ползут со стен:
Чудища едят людей.
Кровушки хотят моей!
Мар-пар-бар-вар-
Швар, швар, швар, швар,
Э-а-у-уулю-улю-улю-улю!
У-уууууууууууууууууууууууу.
Глина битая в крови.
Вот следы былой любви!
Любви? Разве это была любовь? Соблазн! Дьявольское наваждение! Это Дьявол, а не человек. Теперь я всё поняла. Я отдавала душу и тело Дьяволу, и он отнял у меня всё, что можно было отнять: маму, молодость, ребёнка, силы, возможность самой творить. Меня обокрали! Полиция! Полиция! (Горько смеётся.) Полиция против Дьявола! Ну, разве не смешно! Его незаконченной работой будут «Врата Ада». Ну да! Что же ещё лепить дьяволу, как ни «Ворота Ада» с надписью «Оставь надежду всяк сюда входящий»? Камилла Клодель против Дьявола. Ну, разве не смешно? (Плачет. Вокруг плачущей Камиллы собираются кошки.)
Камилла (в разбитой мастерской в окружении множества кошек):
– Кисоньки, идите сюда, кисоньки мои! Я вас покормлю, чем бог послал! Не надо мне новых чулок! Я и в дырявых похожу, лишь бы кисоньки мои сыты были. Вы ведь теперь мои дети, а я Ваша Мама кошка. Мяукает. (Кошки прислушиваются с интересом). Вот, кисоньки. Одни вы меня слушаете. Одни вы меня понимаете. (Входя в раж) Толпа! Глупая толпа думает, что я сумасшедшая! А я так развлекаюсь. Мне скучно в этом примитивном мире, где все заботятся только о хлебе насущном, продолжении рода, комфорте, уюте и своём превосходстве над другими. Они же все слепые! Ничего не видят! Ни красоты, ни чуда, ни тайны! А если бы видели, то они последний кусочек хлеба отдали бы за мои творения. Ведь не хлебом единым жив человек! Они же духовно слепые! Разве кто-нибудь из них познал такую любовь, когда уходишь никуда в неизвестность, лишь бы быть с любимым, расстаёшься с привычным и готовым тебя охранять миром. Разве кто-нибудь из них познал предательство? (Плачет). Разве знал кто-нибудь из них, что такое великая неземная мечта? Нет! Курицы и петухи в земном курятнике! На каком языке мне разговаривать с ними? Они ничего не поймут, кроме «Улю-лю-лю!» На это, хотя бы, как на примитивный раздражитель, у них реакция сработает. Глупая толпа! Думает, что я сумасшедшая. А я использую её, чтобы развлекаться, потому что мне скучно. Мозгу моему скучно, глазам моим скучно, душе моей скучно, рукам скучно, как Гулливеру среди лилипутов, скучно мне. А, может, я и впрямь сумасшедшая? Ведь я хотела быть свободной. А это же безумие – хотеть свободной быть. Творить, любить, не заботиться о хлебе насущном. Свободной быть, а этого нельзя. Не успеешь тогда, в обществе не преуспеешь. Замуж выйти не успеешь, родить не успеешь, скульптуры продать вовремя не успеешь, на старость свою заработать не успеешь. Успех от слова «успеть» ведь. А как окажешься неуспешной, так толпа тебе будет кричать «Ул-лю-лю», а не ты толпе. Хотя на самом деле, это они, люди толпы – неудачники. А я их опередила. Они мне ещё ничего плохого, а я им уже УЛЮ-лю-лю... Улю-лю! (Кошки разбегаются в ужасе) Вот всё, что теперь осталось от творческой свободы: хулиганить, нарушать приличия, общественное спокойствие и тем самым обнаруживать своё существование в мире… Не реагируете на скульптора Камиллу Клодель, отреагируете на сумасшедшую Камиллу. Есть ещё Камилла Клодель! Есть! Будет вечно! (Открывает бутылку с вином.) «За тебя! Камиллочка! За твоё звёздное будущее!» (Хохочет до самозабвения. Постепенно пьянеет и, сползая по стенке, падает, засыпает.)
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ
                Явление первое
Камиллу посещает брат.
Камилла:
– Милый Поль! Ты пришёл!
Как тебя я ждала.
Подмести этот пол
Я, прости, не смогла.
Я не ела три дня,
Брошусь вниз из окна.
Ты один у меня.
Я осталась одна.
Бросается на шею брату, обнимает его.
Поль:
– Здравствуй, Камилла! Я принёс тебе пирог, фрукты, шампанское. Как ты похудела! И это платье, оно такое старое. А твои башмаки? Боже! Они дырявые! Как же ты ходишь в дождь? Я куплю тебе новое платье и новые туфли, найму уборщицу, чтобы в твоей мастерской всегда было чисто; ведь я теперь богат, я прославленный дипломат, поэт. Я так благодарен тебе, что когда я был никем, ты любила меня, верила в моё дарование, в мой будущий успех и даже слепила мой бюст. Я помню, как ты говорила при этом: «Это бюст моего гениального брата Поля, который в будущем будет богат и знаменит». И вот твои слова сбылись. (Оглядывает мастерскую.) Но какой же здесь хаос!
Камилла:
– Это они! Они, люди Родена, разгромили мою мастерскую, пока я гуляла по улице. Я знаю: Огюст нанял хулиганов, дал им ключи. Я чувствую, здесь были люди. Это они разбили мои скульптуры. Мои, понимаешь. Вот скульптуры Родена, которые он дарил мне. Они все целы. Если бы мастерскую громила я, я разбила бы не свои, а его скульптуры. (Плачет.)
Поль:
– Только не надо плакать, сестричка милая моя. Ты сделаешь новые скульптуры, ещё лучше прежних. Я найму охранников для твоей мастерской, и никто никогда не сможет пройти в неё, если ты сама этого не захочешь. (Замечает на полу рвоту.) Что это? Тебя рвало? Ты заболела?
Камилла:
– Поль! Когда я пришла в эту разгромленную мастерскую, я увидела на столе стакан кофе. Я сначала машинально выпила его, а потом стала думать, что здесь случилось. Но только у меня закружилась голова, и страшные рези в животе друг начались. Меня стало рвать, а потом я, кажется, упала в обморок. Поль! Это они! Они! Люди Родена хотели меня отравить. Я уверена, что в кофе что-то было: яд или наркотик. Просто, если яд, то, наверно, они не так определили дозу, и я случайно осталась жива. Роден убить меня хочет! Огюст не может смириться с мыслью, что я его разлюбила, ушла, захотела прославиться сама, а не быть придатком знаменитости. Он боится, что я прославлюсь, напишу мемуары, расскажу журналистам, как меня приговорили к аборту, а это была психологическая травма, в результате которой случился выкидыш-самопроизвольный аборт. Расскажу всем, какое злое чудовище на самом-то деле Роден. Да он просто боится моей славы. Ведь тогда никто не вспомнит ни о нём, ни о его скульптурах, весь мир будет говорить обо мне. Я Моцарт, а он – жалкий Сальери, но я неизвестна, а он, убийца моего ребёнка, он, разрушитель моей жизни, прославлен, и слава его растёт.
Поль (вертя в руках стеклянную коробку с засушенной бабочкой из коллекции насекомых в мастерской Камиллы):
– Да, Камилла. Слава его растёт, к сожалению, но я не думаю, чтобы Роден подсылал людей навредить тебе. Напротив, он демонстративно оказывал тебе помощь, предлагал богатых покупателей твоих скульптур и всячески подчёркивал, что вы расстались друзьями. Этот подлец сейчас разыгрывает роль благородного человека, так как боится испортить свою репутацию. К тому же он самовлюблён, и все люди представляются нашему Родену чем-то мелким, вроде мышей, крыс или даже насекомых. Наверное, ты тоже кажешься ему безопасным легкокрылым мотыльком. (Ставит стеклянную коробку с засушенной бабочкой на полку.)
Камилла (следя глазами за рукой Поля, поставившего стеклянную коробку на полку):
– Как ты сказал? Мотыль…мотыльком? Насекомым? (Берёт коробку с бабочкой в руки. Смотрит на неё пристально) и говорит: «Я в таком горе, ты издеваешься, подшучиваешь! Смеешь шутить? Предатель! Ты с ним заодно! Вы с Роденом одного поля ягоды! Титулованные ничтожества! Ты мне больше не брат! Я убью тебя!» (Сжимает коробку так, что стекло трескается, и из руки начинает течь кровь.)
Поль:
– У тебя рука в крови!
Камилла (падая на диван для приёма посетителей и рыдая):
– Ничего не получается: ни лепить, ни убить, ни разрушить свой «Бронзовый вальс», ничего не получается (Привстаёт на диване, с безумно блуждающим взором, переставая плакать и начиная громко кричать):
– Люди! Убейте Поля ! Он в заговоре с Роденом! Он меня предал! Поль пришёл отравить меня! Убейте его!
Поль швыряет сестру на диван, связывает ей руки ремнём от своих брюк, затыкает рот платком. Вызывает врачей-психиатров. Прибывает медицинская повозка, запряжённая двумя лошадьми. Санитары затаскивают в неё Камиллу.
Камилла (извиваясь и выплёвывая платок, кричит):
– Я убью тебя, Поль! Я убью Родена! Люди! Убейте Родена! Он лишил меня брата, он лишил меня ребёнка, он лишил меня творчества, жизни! Люди, убейте Родена! Отомстите за меня, люди! Отомстите за меня! Пришлите ко мне нового президента Франции. Всё ему расскажу! Я вылеплю бюст президента, сделаю его статую. Отныне только президент достоин любви великой Камиллы Клодель! Нет! Он тоже мужчина, тоже человек. Нет! Любви гениальной Камиллы достоин только Господь Бог. Пришлите ко мне Господа Бога!
Голос санитара:
– Чёрта лысого к тебе пришлют вместо Господа Бога, шизофреничка проклятая.
За происходящим наблюдают два священника, которые направлялись в церковь, находящуюся в конце улицы. Первый говорит второму:
– Камилла Клодель жила с Роденом в блуде. И вот результат.
Второй:
– Разве эта бедная женщина виновата, что опытный развратник соблазнил её и не взял замуж, использовал? Роден и на Розе не женился в своё время. Вот настоящий грешник. Он никого не любил, кроме себя, а Камилла любила и от любви сошла с ума. Помолимся за её заблудшую душу!
Первый:
– А я утверждаю, что жизнь в блуде всему виной! Они не только сами в блуде жили, но памятник этому блуду поставили. Ведь все мало-мальски образованные люди знают, что скульптура Родена «Поцелуй» посвящена Паоле и Франческе, которым Данте определил место в первом круге Ада, одной за измену мужу, а другому за совращение замужней женщины и предательство своего брата. Прелюбодеяние не должно быть объектом искусства. Что такое скульптура «Поцелуй» Родена? Я тоже мог бы быть человеком богемы, но стал священником, а страсть к сочинительству стихов у меня осталась. И вот я тебе прочитаю, что такое этот поцелуй, слушай, брат:
Поцелуй, стоивший жизни,
Поцелуй – преддверие Ада,
Поцелуй – и слёзы на тризне,
Вот и вся за любовь награда.
Мы порой не предвидим сами,
Что страшны, словно рак, измены.
Не помогут Прекрасной Даме
Даже очень родные стены.
Поцелуй – и бегство по кругу:
Не догнать любимую больше,
Не упасть в объятья друг другу,
Бег, сто тысяч столетий больше,
Бег в кружении листьев чёрных,
В завыванье безумных бесов,
Наказанье двух обречённых-
Тосковать средь адова леса.
Это будет потом, а ныне
Поцелуй, любовь, наслажденье,
И тела, почти золотые,
В каждом теле солнца свеченье.
«Поцелуй» – и «Ворота у Ада».
У Родена. Камилла рада...
Как сиянье солнца, была!
А потом безумия мгла.
Второй священник:
– Камилла сошла с ума, потому что бес тщеславия и гордыни одолел её, убил скромность, любовь, смирение. Эта женщина захотела славы меж людьми, славы в веках, а это гордыня, брат мой! Помолимся за её заблудшую душу! И ты тоже. Для чего ты в сане священника пишешь стихи и ещё их читаешь людям? Это тоже бес гордыни! Я помолюсь за тебя, брат, и ты молись, а уж если придёт тяга к рифмованным строчкам, пиши молитвы, псалмы, славь Господа, исповедь пиши стихами о своих грехах, превращай свои стихи в проповеди. И всё-таки Камилла сошла с ума из-за беса гордыни. Избавь нас от бесов, Господи!
Колокольный звон. Поль проходит мимо входящих в церковь священников и идёт к себе домой.
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ
                Явление первое
Дом Поля и его матери.
Поль (матери):
– Мама! Я пытался спасти Камиллу. Я переехал к ней в мастерскую. Кормил её, даже стирал вещи, убирал глину, утешал, но Камилла всё время кричала о Родене, говорила только о нём, она меня била, швырялась в меня вещами, один раз чуть не попала в висок.
И вот я не выдержал всего этого. Я понял, что Камилла кого-нибудь убьёт: себя, меня или Родена. Я понял, что я бессилен, мама, что она душевно больна, и вызвал врачей-психиатров. Быть может, я струсил, быть может, не стоило делать этого. Нужно было подождать, и горе само прошло бы. Время лечит, но я испугался за неё, за себя, за нас всех. Так больно было смотреть, как мою сестру запихивали в повозку медицинской помощи и увозили. А кто
в этом виноват? Я – нет! Ты – нет! Во всём виноват Роден! Я ненавижу этого человека! Этого старого развратника, приспособленца, мнящего себя великим скульптором, а на деле не способного ни на что, кроме запудривания мозгов хорошеньким женщинам. Этого удачливого дельца от искусства, всякого креатива, без фантазии, без сердца. Как ты думаешь, мама, врачи вернут нам Камиллу?
Мать Камиллы:
– Ты всё сделал правильно, сынок. Твоя сестра умерла, когда ушла из семьи без материнского благословенья к Родену. Я отреклась от неё. С тобой была уже не она, а чудовище в образе Камиллы. Даже если врачи признают, что её можно содержать дома, я не возьму Камиллу домой и даже заплачу врачам, чтобы её содержали в психбольнице как можно дольше. Я уверена, что сейчас она, там, в своей палате, вспоминает не тебя, не меня, а своего Родена. Камилла стала чужой, Камилла стала чудовище.
Громовые раскаты. Гроза. Молния несколько раз ударяет
в окна дома Клодель. Видно, что Бог задет этой непростой ситуацией.
 ЧАСТЬ 2. КЛИНИКА.
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТОЕ
                Явление первое

За окнами гроза. Идёт дождь. Вспыхивают молнии.
Камилла в психиатрической лечебнице. Ночь.
Сон Камиллы Клодель:
Камилла в мастерской среди разбитых и целых ещё скульптур. Ночь. За окошком месяц. Тишина. Часы бьют двенадцать. Вдруг части разбитых скульптур начинают собираться в единое целое, приобретая прежний облик. Они отделяются от земли, начинают кружить вокруг Камиллы, пытающейся их разбить молотком, вытолкать в окна. Некоторые скульптуры похожи на огромных белых лебедей, которые машут крыльями, пытаются заклевать Камиллу. Она отбивается, разбивает лебедей, их крылья отламываются от тела, падают с высоты на землю. Лебеди разбиваются. Камилла ложится на диван, но не закрывает глаз, смотрит на потолок, на котором, как бледная луна, светит люстра. В это время скульптура «Зрелый возраст» раскалывается, часть, которая представляет Розу Бёре и уводимого ею Родена, поднимается в воздух, дамокловым мечом нависает над постелью и вдруг падает прямо ей на грудь. Камилла умирает. Она проваливается в Ад. Ад – это город, разбитый бомбардировкой. Камилла мёртвая, но, как зомби, идёт вперёд. Всюду горят костры, по улицам ходят скелеты с красными глазами, в лохмотьях; на площадях стоят памятники чертям и Дьяволу. К Камилле походят черти, окружают её. Пахнет дымом, гарью, палёными волосами. Камилла кричит и просыпается.
День первый. Камилла (ставит на стене цифру один и говорит сама себе):
– Мне снились черти. Снилось, что  памятники им всюду, на каждой площади в каждом городе стоит по такому памятнику. Особенно запомнился один: лысый чёрт на пьедестале изогнулся, хвостище длинный, руку к глазам поднёс, будто смотрит вдаль, а вокруг памятника живые черти ходили.
Голос:
– Почему ходили? Мы и сейчас ходим. Посмотри вокруг: мы здесь, с тобой, в этой комнате.
Камилла кричит от ужаса.
Один из чертей:
– Что не нравимся? А что ж ты ангелов не лепила? Что лепил твой Роден? Врата Ада. А в Аду черти. И он там станет гореть вечно, и ты с ним там и будешь. Вы с ним станете вечно кипеть в одном котле под тяжёлой чугунной крышкой. Ну что ты на это скажешь?
Камилла молчит.
Чёрт:
– Молчишь, значит, мы не тебе не нравимся! Братья черти, мы не понравились Камилле Клодель! Давайте покажем ей, как в Аду грешников пытают и как жестоко издеваются над ними. Прямо здесь.
Камилла:
– Нет, господа черти. Вы неправы. Вы мне очень нравитесь. Вот у Вас (обращаясь к первому чёрту) такие прекрасные рога. Они вам очень к морде. Извините, я хотела сказать «к лицу». А у Вас (обращаясь ко второму чёрту) такие замечательные копыта. Я нигде и никогда не видела таких. А у вас (обращаясь к третьему чёрту) замечательный хвост. Самый длинный из всех чертячьих хвостов, которые я видела.
Третий чёрт (польщённый):
– Говоришь, хвост у меня длинный? А ты потрогай, тебе понравится.
Приближается к Камилле.
Камилла (кричит):
– А-а-а-а-а-а-а! Помогите! Роден! Роден! Прости меня! Спаси от чертей! Роден! Любовь моя, где ты? Роден! На помощь!
Вбегает санитар. Делает Камилле укол со снотворным. Камилла засыпает.
День второй. Утро. Камилла ставит на стене цифру 2. Галлюцинация. Во входящем санитаре видит Родена. Санитар стал у стены, задумавшись о чём-то своём.
Камилла:
– Роден! Ты услышал меня. Ты пришёл! Ты разогнал всех чертей. Ты мой спаситель. Дай я тебя поцелую. (Пытается обнять и поцеловать воздух.) Нет, это не Роден! Это моя галлюцинация.
А, может, это дух Родена? Я читала, что духи иногда во сне отделяются от тела и бродят, где хотят, когда люди спят. Конечно, это просто дух Родена. Я буду говорить с духом.
– Роден!
Эхом от чёрных стен,
«Моцарт» или не… гений?
Для тонкой души плен –
Вот венец всех свершений.
Пламя холодных уст,
Мрамора хруст, Огюст.
День без тебя не пуст.
Я тоже скульптор. Вот рыбы
Из мраморной лезут глыбы;
Их плавники, как крылья,
В небо взлететь усилья
Делаем на полу.
Рыбы мечут икру.
Будут у рыбок дети,
Я же одна на свете.
Тьма, вековая тьма.
Я умею сама
Дни лепить и событья.
Я не сошла с ума.
Это для Вас открытье?
Снова я на коне.
Глину, выставку мне.
Выставку без Родена.
Это лишь в краске вена.
Сделала трон, смотри!
Разве мы не цари?
Где ты, Огюст Роден?
Эхо от крепких стен.
Раковиной морской
Грохочет в ушах прибой.
(Призрак Родена молчит, но Камилле кажется, что он говорит.)
– Что?
Говорю с собой?
Это у всех бывает.
Я говорю с тобой.
Эхо лишь отвечает.
(Призрак Родена молчит. Камилла будто вспоминает что-то.)
…………………………………………
– Чаек с руки кормила.
Кто я? Я Ка… Камилла.
Образ скульптурный твой
О скалу головой,
Потом из осколков вновь
Голову собирать.
И бинтовать любовь,
И в уста целовать.
Крик красно-чёрных стен:
– Где ты, Роден? Роден!
Дымный кровавый бред!
Нас никого здесь нет!
Мечутся вдоль стены
Рваными львами сны:
Чёрный, красный, златой,
Синий бред огневой.
– Роден! Ты Дьявол! Дьявол! Я вызываю тебя на бой! Я убью тебя!
(Роден, он же санитар, делает Камилле укол со снотворным. Клодель засыпает.)

ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ
Явление первое
Та же клиника для душевнобольных. Камилла ставит на стене цифру 1260 и произносит: «День 1260»…
Обход  доктором пациентов
Камилла:
— Доктор, я всё чаще вижу наяву себя, выходящей из мастерской, я иду по улице и вдруг впереди появляется слон. Мы идём навстречу друг другу, но я падаю навзничь. Падаю и вижу, как округлая  тяжёлая огромная нога слона с высоты нависает над моим лицом и медленно опускается. Я пытаюсь заслониться рукой, кричу, понимаю, что меня сейчас раздавят, будет страшная боль. Потом видение исчезает. Через несколько дней оно повторяется , но уже по-другому. Много слонов. Я падаю почти под ноги одному из них, но уворачиваюсь, оказываюсь между слоновьих ног, цепляюсь за хобот, ползу по нему, как по канату, оказываюсь на спине у слона, правлю им. Еду среди стада слонов, но не знаю куда. Кажется, что правлю я, а на самом деле они, везут меня в свой слоновий рай или на кладбище слонов, а я уже боюсь слезть. Всюду колышутся огромные слоновьи уши, поднимаются и опускаются хоботы, изредка мне удаётся ухватить банан с ветки и насытить голод. Париж, моя мастерская, скульптуры — всё, чем я жила, осталось где-то далеко, я уже не женщина, а просто ребёнок, которого похитили слоны, неизвестно зачем.
Доктор:
— А вы не видите себя серой мышкой, которая пугает слонов или залезает им в хобот?
Камилла:
— Нет! Но иногда я вижу себя тигрицей, которая вспрыгнула на спину к слону и начинает пожирать его, а слон кричит от боли и мечется. Тигрица вот-вот упадёт к нему под ноги и будет раздавлена. Иногда я, тигрица, бегу по слоновьим спинам, куда, сама не знаю, пробежав, возвращаюсь к тому слону, с которого начала бег, боюсь спрыгнуть на землю, превращаюсь в кошку, ору на спине у слона, но звуки джунглей заглушают крики.
Доктор:
—Когда Вас будут преследовать такие видения, представьте, что Вы превращаетесь в обезьяну и уходите вверх по лианам.
Камилла смеётся.
Доктор:
—Смех — хороший признак. Если чувство юмора проснулось, то Вы на пути к выздоровлению.
Камилла:
— А ещё мне кажется, что стадо бешеных слонов вырывается в мою мастерскую, разбивает окна хоботами, валит и давит скульптуры.
Доктор:
— Представьте, что слоны растворяются в пространстве, а в вашей мастерской всё восстанавливается в прежнем порядке. С воображением надо играть, поворачивать его волевыми импульсами в нужную сторону.
Камилла:
—А что означают мои видения? Я умру от слонов, буду под чьей-то пятой, меня собьёт экипаж?
Доктор:
—Вы подавлены неудачами. Люди, которых Вы считаете значительными, не признают ваших заслуги или признают, но не в такой степени, в какой Вам бы хотелось.  Представьте себя обезьяной, которая с высоко висящих лиан дразнит слонов и тигров, уходит всё выше и выше, превращается в птицу, летит в небе.
Камилла (опять смеётся):
—В какую птицу: орла или колибри? Куда она летит? Зачем?
Доктор:
—Попробуйте ответить на свой вопрос сами до моего следующего визита.
Явление 2
Та же клиника для душевнобольных. Камилла ставит на стене цифру 1360 и произносит: «День 1360»…
Камилла:
– Целый день я леплю, леплю свои скульптуры. Я вижу их: они прекрасны! (Мысленно говоря с Роденом: «Сегодня моя тринадцати тысячная выставка. Я делаю её для тебя, Роден. Я так нуждаюсь в твоей похвале... В том, чтобы ты видел, что я стала знаменита, что меня признал весь мира и понимал то, что я достигла всего этого сама без твоей помощи. Я умею сама дни лепить и события! Роден! Ты придёшь на мою выставку?
Я чувствую, что сегодня ты придёшь. Я слышу твои шаги за дверью.)
Входит врач в сопровождении санитаров.
– Здравствуйте, дорогая Камилла. Как ваше самочувствие?
Камилла:
– Отлично, доктор! Творчество – лучшее лекарство от тоски. Вы знаете? Я сделала выставку своих работ. Приглашаю осмотреть. (Показывает в пустой угол.) Вот здесь скульптурная группа «Восстановление справедливости». Кондор уносит в когтях Розу Бёре, а мы с Роденом обнимаемся.
Доктор (ласково):
– Превосходно, Камилла, особенно Вы с Роденом. (Деловым тоном тихо говорит санитарам: «Увеличить ей дозу галопередола. Лично прослежу, что вы ей даёте. Лекарствами приторговываете? Я же назначал галопередол». Снова ласково:
– Ну, Камилла, что у Вас ещё в вашем выставочном зале?
Камилла:
– А вот скульптура «Роды». Я изобразила, как из тела роженицы выползает ребёночек. Вот её раскинутые ноги, а младенец почти вылез уже на свет. Уже видны его голова, руки, тельце. Я и стихотворение к своей скульптуре написала.
Роды, Роден, роды!
Околоплодные воды
Отходят. Из мрамора тела
Ребёночек неумело
Карабкается, кричит.
С мрамором тела слит
Он ещё пуповиной.
Крик, как кошачий, львиный,
Тигриный. Нет! Это сны.
Грёзы средь тишины.
Это отходят наркозы,
Уколы снотворных, слёзы,
Слёзы льются из глаз.
Не будет детей у нас.
Мраморную скульптуру «Роды»
Я сотворила. Не океана воды.
Слезами её омыла.
Доктор:
– Прекрасная скульптура. В духе реализма. Помню у Гюстава Курбе скандальную картину «Происхождение мира». Ваша скульптура даже благопристойнее. Телеологичнее.
Камилла (с тревогой):
– Гюстав Курбе? Как можно сравнивать меня и его? Как можно меня с кем-то сравнивать? Доктор! Вы меня обидели!
Доктор (с азартом разыгрывая роль слуги):
– О, мадемуазель! Будьте великодушны, простите меня! Я не спал ночь! Разум мой помутился. Я так много работаю и почти не отдыхаю, не наслаждаюсь культурой. Такое счастье – побывать на вашей выставке! Вы несравненны! Вы совершенны! Вы гениальны! Представляйте мне свои скульптуры! Представляйте дальше! Я хочу осмотреть их все!
Камилла:
– Вот здесь скульптура «Радость материнства». Неправда ли, мой очаровательный малыш прекрасен? Как радостно он бежит навстречу матери! Это мой сын. Вы знаете, доктор, я думала, что у меня никогда не будет детей и написала то грустное стихотворение, но случилось чудо: у меня много детей. Я каждую неделю рожаю по ребёнку. Все мои детки такие очаровательные!
Доктор кивает, доброжелательно улыбается, делая вид, что рассматривает детей Камиллы.
Камилла (шёпотом, словно заслоняя собой кого-то): «Только не говорите о них Огюсту. Он не хотел от меня детей. За это я и слепила этого злодея вот так, с разбитой головой. Голова, а в ней дыра: мозга нет, пустая голова. Доктор, а вы похожи на Родена. Я назову вас Огюст второй. Давайте я вас тоже слеплю. Будете мне позировать?» (Берёт воображаемый молоток, приближается
к доктору.)
Доктор (опасливо отодвигаясь в сторону от Камиллы):
– А как вы меня слепите? Тоже с разбитой головой? Или вообще без головы? Впрочем, я бы рад вам позировать, но некогда.
У нас есть аспирант. Он здесь проходит практику. Постоянно опаздывает на работу. В наказание я прикажу ему Вам позировать. И оставлю Вас одних, и дверь снаружи закрою, чтобы он не мог выйти. Кстати, он ещё больше похож на Родена.
Камилла:
– Доктор, я Вас обожаю! Буду ждать вашего аспиранта с нетерпением. Подарок судьбы! Он похож на Родена! Я назову его Огюст Третий!


Явление второе

Доктор клиники и аспирант-практикант.
Доктор:
– Дорогой друг! Вам поручается завтра провести беседу с Камиллой Клодель, нашей пациенткой, находящейся вот в той палате. Она пребывает там одна и страдает от галлюцинаций. Порой симпатичные, умные и, особенно часто, красивые мужчины кажутся Камилле Роденом. Она уверена, что пребывает на выставке своих скульптур и требует от каждого входящего «Родена», будь то санитар или доктор, положительной оценки своего творчества.
Аспирант:
– Доктор! Я буду счастлив увидеть знаменитую Камиллу Клодель. Я посещал Французский салон и Салон искусств и видел её работы. Несколько работ показывал мне её брат Поль, с которым мы недолгое время общались. «Бронзовый вальс», «Эпоха зрелости», «Волна» – всё это шедевры, равных которым в скульптуре я не встречал! Я слышал, что Октав Мирабо, известный критик, назвал её женщиной-гением. Эта встреча запомнится мне на всю жизнь. Я возьму у Камиллы Клодель интервью и опубликую его в нашей медицинском журнале, в разделе «Встречи с интересными людьми».
Доктор:
– Боюсь, Вы будете разочарованы. Это уже не творящий свои скульптуры гений, а пациентка нашей клиники. Она, повторяю ещё раз, страдает от галлюцинаций, и Вы идёте к нашей пациентке как лечащий врач, а не как журналист-щелкопёр. Это Ваша медицинская практика. Общаясь с пациентами, мы должны их лечить, решать их проблемы, улучшать их здоровье или просто состояние. Кстати, Камилла иногда утверждает, что она совершенно здорова, и в больницу заключена из зависти родных и ненависти матери. Имейте это в виду.
Аспирант:
– А вдруг это действительно так? Ведь Камилла – гений.
А гении часто ведут себя неадекватно, их неадекватность, быть может, и создаёт почву для творчества, ведь это особое мировидение. Они просто иные. Лечить их души и мозги не значит ли убивать цветы и плоды будущих шедевров? Может быть,
к гениям нужен просто особый подход, любовь, забота, чуткость, деликатность, опека в житейских вопросах, создание особых условий для творчества? Не путаем ли мы сами гениальность
и шизофрению?
Доктор:
– Молодой человек, а вы читали книгу Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство»? Издано в 1863 году.
Аспирант:
– Нет, извините, нет, не читал.
Доктор:
– Я не имею времени разговаривать с недостаточно компетентными людьми. Прежде, чем рассуждать о каком-либо предмете, надо хорошо изучить всё, что написано корифеями на эту тему. Надо изучить сам предмет обсуждения в теории и на практике. Живой предмет изучения будет ждать вас завтра и говорить Вам, что Вы Огюст Роден!!! А у Вас есть шанс проявить любовь, заботу, чуткость и деликатность…
 Явление третье
После беседы Камиллы с аспирантом.
Камилла (связанная на постели):
– Развяжите меня! Мерзавцы, немедленно развяжите! Мне надо срочно увеличить дыру в голове Огюста Третьего! Где же он? Приведите ко мне Родена третьего! Развяжите меня! Дети! Дети мои! Я рожала Вас в муках! Почему Вы покинули свою маму? Почему не придёте развязать её? Мне больно! А-ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!

                Явление четвёртое
Трудотерапия. Уборка палат и коридора.
Камилла:
– Я гениальная Камилла Клодель! Я всегда чувствовала. Что я предназначена для чего-то высокого. Я родилась лепить скульптуры. Сегодня ангел обещал прилететь и позировать мне! Почему Вы заставляете меня мыть пол? Что значит ваша трудотерапия?
У меня своя трудотерапия, арттератпия! Если у Вас уволилась уборщица, наймите новую! За моё содержание здесь вам платят деньги, подонки!
Санитары хлещут Камиллу по лицу.
Камилла:
– Мерзавцы! Как вы обращаетесь с людьми? Есть права психически больных! Мой брат Поль – знаменитый дипломат и поэт!
Я ему пожалуюсь! Я муза Родена! Я и Родена сюда позову.
Санитар (ехидно):
– Какого Родена? Первого, второго, третьего, четвёртого, сколько у Вас их там? (Связывает Камиллу.)
Камилла:
– Не смей издеваться над моими видениями, садист! Я всё расскажу, как здесь с нами обращаются, вас всех уволят! Нет! Вас упекут за решётку! Вас самих положат в эту клинику! Вы будете здесь, на моём месте находится скоро, манекены бездушные, болваны глиняные!
Санитар:
– Ты, эй, ты, не помню, как звать тебя, жалуйся хоть Господу Богу, и посмотрим, придёт ли он сюда! Оглядывает пространство клиники. – Здесь грязно. У всех психов трудотерапия. Берёт нож, рассекает верёвки, швыряет Камиллу так, что она вертится юлой и падает на тряпку, задевая ведро с водой. Ведро опрокидывается, вода разливается по полу. Санитар тычет Камиллу головой в тряпку и лужи на полу: «Мой полы, иначе будет тебе ещё хуже, ещё больнее. Здесь ты такая же, как все, шизофреничка обыкновенная, и заступаться за тебя некому».
Камилла плачет, моет пол, раздаются крики психбольных.
                Явление пятое
Камилла в одиночной палате. Перед нею призрак Родена.
Камилла:
– Огюст! Мне снился сон о будущем. Будто поставили спектакль о нашем романе. Там был эпизод, в котором я после десяти лет одиночества подхожу к твоему дому, где Вы с Розой счастливо живёте, и швыряюсь в окна камнями. Кричу, зову тебя, а меня забирает полиция. Я сочинила об этом стихотворение.
Ненависть и бессилие
В окна твои швыряюсь камнями,
Мой счастливый Роден.
Помнишь: любовь была между нами?
Выбрал кухарки плен?
Окна твои высоко – не бьются:
Камню не долететь.
И полицейские лишь смеются,
И нельзя умереть.
Что мне в бессилии остаётся?
Мыслью лишь убивать.
Сердце твоё, я знаю,
Взорвётся – стоит мне пожелать.
Роден:
– Я начинаю бояться тебя. Бояться, что ты и, правда, способна убить силой мысли. Но ты же сама ушла. Сама меня разлюбила. Куда же мне было деться? Я был просто вынужден оставаться
с Розой. Я хотел, чтобы мы расстались друзьями. Я помогал тебе организовывать выставки, искал богатых покупателей. Это ты стала отвергать мою помощь и вместо благодарности за благие намерения пытаться разбить мне стёкла.
Камилла:
– «Благими намерениями вымощен путь в Ад», – говорят люди. Я звала тебя, а попала в полицию. Поль вытащил меня оттуда.
Голос Поля:
– Да, Камилла. Я очень старался тебе помочь. Я говорил, помнишь, что толку, если ты побьёшь ему стёкла? Роден богат. Он вставит новые, а у тебя вместо славы скульптора будет позорное звание хулиганки, истерички, сумасшедшей. Не лучше ли сделать хорошую мину при плохой игре и принять помощь Родена? Жить искусством, организовывать выставки? Ты портишь репутацию не только себе, но и мне, поэту, дипломату. Мне стыдно за тебя, сестра. Мне стыдно быть твоим братом.
Камилла (призраку Родена):
– В то утро, когда Поль пришёл за мной в полицию, вывел на улицу и там распекал, говорил, что стыдится быть моим братом, я дала ему пощёчину и убежала.
Призрак Родена:
– Бедный Поль! Не делай людям добра – не получишь зла.
И ему тоже, как и мне, досталось!
Голос Поля:
– Да, Камилла. Пощёчины я от тебя не ожидал.
Голос матери:
– Вот видишь, дочь моя, как ты испорчена! Тебе пытаются делать добро, а ты платишь за него злом. Недаром я от тебя отказалась!
Я была абсолютно права.
Камилла:
– Доктор! Доктор! Позовите доктора! Мне плохо. Я слышу голоса. Они терзают меня!
Призрак Родена:
– Это голоса твоей совести, Камилла. Здесь доктора бессильны.
Камилла:
– Моей совести? Да, у меня хоть совесть есть. А у тебя, видно нет. Что же я не слышу голос твоей совести. А ты его слышал хоть раз? Огюст, скажи, говорила тебе обо мне твоя совесть хоть что-нибудь?
Призрак Родена рассеивается, как дым.
Входит санитар. Делает Камилле укол. Камилла засыпает.
                Явление шестое
Лечащий врач в палате Камиллы.
Доктор:
– Камилла, мы принесём Вам глины. Можете здесь лепить.
Камилла:
– Мне теперь глина не нужна. Я из воздуха скульптуры леплю. Разве вы не видели?
Доктор:
– Я видел, но многие другие, например, санитары, утверждают, что никаких скульптур нет.
Камилла (истерично смеясь):
– Они не на всём месте, доктор! Увольте их!
Доктор:
– Эти санитары рассказывают, что Вы постоянно кричите «Роден!», разговариваете с ним. А давайте лучше я дам Вам перо, бумагу, и Вы напишете мемуары о том, каким был Роден. Всё-таки это знаменитый скульптор. Назовёте свою книгу «Моя жизнь
с Роденом», а мы издадим её, вы получите славу, деньги.
Камилла:
– Славу за мемуары, а не мои собственные скульптуры???
О несчастье!!! Славу за воспоминания о человеке, который меня предпочёл другой женщине? Увольте, доктор. Это невозможно.
Доктор:
– Но как же так? Только одна Вы знали Родена близко столь длительное время.
Камилла:
– Ошибаетесь. Ещё дольше его знала Роза Бёре. Заключите её в психбольницу и мемуары писать заставьте. (Истерично смеётся). А я вам стихотворение своё о Родене оставлю, так и быть. Но только одно стихотворение как ответ на Ваш вопрос.
Какой был Роден? Никакой!
Такой, как все, ловелас!
Скрыл, что живёт с другой.
Как обидно сейчас,
Что увидела в нём
Искру божью тогда.
Жить с Огюстом вдвоём
Я хотела всегда.
Какой был Роден?
Никакой!!! Спроси у Розы Бёре!
Выбрал он жизнь с другой:
С мышкою на ковре.
Какой был Роден?
Никакой!!! Тело моё лепил.
Бюст создавал мой.
Скульптор известный был!
(Истерично со слезами на глазах.)
Никакой он был! Фантом, призрак, он не был вовсе! И скульптуры его – Ваша массовая иллюзия, обман зрения! Уходите! Что Вы меня пытаете? Никогда! Слышите, никогда не говорите со мной о Родене.
Доктор (сконфузившись):
– Простите, мадам, что разбередил Вам рану. Я думал, Вам уже не больно. Свыше десяти лет  прошло, как Вы расстались.
Камилла:
– А мы и не встречались никогда. Это только казалось. Это ненастоящее всё было. Уходите! (Рыдает громко, надрывно, истерично, а потом тихо, жалобно, беззащитно)       
                Явление седьмое
Клиника Камилла пишет на стене: «День 999».
Камилла видит галлюцинацию. Появляется брат Поль. Говорит:
– Камилла! Я соскучился по тебе, дорогая моя сестричка. Как ты живёшь? Почему не пишешь? Так долго нет от тебя вестей.
У нас сейчас дуют мягкие весенние ветры, прогоняют зиму. Мне так хочется, чтобы они прогнали твою болезнь и вернули тебя к нам. Я написал стихи о весне и хочу посвятить их тебе:
– Снова веет зефир и горькую зиму размыкает.
Вот и конец кусачим стужам, щипучим бореям
и кутанью до ушей.
Кто-то нежно, нежно пришел на подмогу: все расправит,
все приласкает.
жало духа пронзило стихию дней.
Кончился месяц февраль, март – апрель у нас впереди.
Кончилась злая зима, и на ветках, где вчера был иней,
что-то розовое – погляди!
Ряды тополей у Роны будто ряд веретен.
Будто девушки, на ушко друг другу передающие сон,
Будто факелы, перенимающие огонь, и ряд их без конца;
будто народ, говорящий друг другу,
что царство пришло!
Вереница ангелов золотых: душа души касается
и крыла крыло.
Еще немного – и мы увидим, как умершие готовятся
к одеванью.
Эта зелень в мертвой траве – как вера: она твердит
про себя обетованье.
Фиалки скромно напоминают, что нынче пост,
и маргаритки удивлены,
как девчушки из бедного люда.
А первоцветы – словно свежее масло,
и нездешнее золото мать-и-мачехи рассыпано повсюду.
Но вдруг – такого не бывает! – взрыв нарциссов! –
такого не приснится.
Это конец зиме, и тысячи птиц вперебой не могут
наговориться....
Камилла видит галлюцинацию: лес, по палате летают бабочки, птички с радужным опереньем. Среди всего этого прекрасного мира стоит Поль со свитком своих стихов.
Раздаются крики психбольных. Видение Поля и прекрасного леса исчезает. Крики длятся некоторое время, а потом умолкают.
Камилла (плача):
– Птицы говорят с друг другом, а мне не поговорить со своими родными! Как всё прекрасно в стихах Поля, и как ужасно всё здесь! (Раздаются крики психбольных) Это невозможно больше переносить. Я напишу брату письмо: «Не могу больше выносить крики всех этих созданий! Боже, как же мне хочется снова оказаться в родном Вильневе! Не для того же я так работала, чтобы закончить жизнь под многозначным номером в сумасшедшем доме! Я заслужила лучшего...» ... «На днях несчастную лицейскую преподавательницу, тоже попавшую сюда, нашли мёртвой в постели – умерла от холода. Невозможно вообразить, до чего холодно в Мондеверге. И это длится семь месяцев в году... «...Если бы я снова могла вернуться к нормальной жизни, то счастье моё было бы слишком велико, чтобы посметь хоть в чём-то вас ослушаться» .
(Отдаёт санитару. Санитар выбрасывает письмо в мусорную корзину. Пишет за Камиллу: «Дорогой мой брат Поль! Я уже чувствую себя лучше, благодаря помощи врачей. Всё реже вижу мучащие меня галлюцинации, почти не слышу голосов. Доктора говорят, что мне помогают дорогие лекарства и нужно увеличить деньги на моё содержание. Поль! Я умоляю тебя срочно выслать денежный перевод по адресу нашего санитара, так как доктор выходит в отпуск. Любящая тебя Камилла».)
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ
                Явление первое
Мастерская Родена. Визит брата Камиллы к скульптору.
Поль (Родену):
– Огюст! Вы знаете, что Камилла Клодель уже очень много дней находится в клинике для душевнобольных, и Вы ни разу не посетили её, вы не вложили ни копейки денег в её лечение. Огюст! Мне нужны деньги на содержание моей бедной сестры. Много денег! Вы повинны в том, что с нею случилось! Есть ли у Вас совесть?
– Вы женщину свели с ума.
Всем миром будете судимы.
Ей среди дня ночная тьма.
Ужель Вы Господом хранимы?
Ужель от Бога Ваш талант?
О нет! Я в это не поверю.
Была Камилла – бриллиант,
И бриллиант достался зверю!
И зверь не знал, что делать с ним.
Изгрыз и ободрал когтями.
Что сделать с зверем мне таким?
Скажите, что мне сделать с Вами?
Когда б не Бог, я б Вас убил!
Всё видит Бог! Святые силы!
Я психбольницу посетил.
Принёс привет Вам от Камиллы.
Роден (брату Камиллы):
– Я не сводил её с ума.
Она сама слегка лепила.
Хотела славы. Как чума,
Её желанье славы было.
Камилла бросила меня,
Сказала: «Я Вас разлюбила!
Жить с Вами не могу ни дня:
Ребёнка я от Вас убила.
Узнает мир меня ещё!»
Ей рано было выставляться.
Я предложил своё плечо.
Она решила отказаться
От связей, помощи, купюр.
Играла в раненую птицу
И этим потешала дур.
Но я не клал её в больницу.
В психушку положили Вы,
И перед Богом Вы в ответе.
Моей не троньте головы.
Оставьте Вы упрёки эти.
Я дам вам, дам… монет пятьсот.
Те деньги Вы врачам вручите.
Пятьсот. Не больше. Вот и всё.
Есть сын-наследник. Уходите!
Я руку Розе предложил,
И наша свадьба скоро будет.
Камиллу Вашу я забыл.
И пусть она меня забудет.
Поль:
– Камилла отдала Вам всю жизнь! Принесла миллионное состояние, а Вы откупаетесь такой ничтожной суммой, и совесть вас не гложет? Вы подлец! (Берёт деньги, уходит, хлопая дверью так, что звенят стёкла.)
Роден (выглядывая в окно):
– От подлеца слышу!
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ
                Явление первое

Роден один.
Роден:
– Камилла! Бедная Камилла! Гордыня погубила её, тщеславие сожгло её душу. А какой кроткой и любящей была Камилла когда-то! Разве я виноват, в том, что случилось? Бог-свидетель: я не помещал её в клинику. Поднимает глаза к потолку, мысленно разговаривает с Богом.
Я не сводил её с ума,
И не толкал в петлю,
Она сама, сама, сама,
Твердила: «Я люблю!»
А Бог? Он спросит с высоты:
«Так кто виновен? Кто же?»
И я ему отвечу: «Ты!
Ты сам всё видел, Боже!»
А я ему скажу: «Зачем
Ты посылал мне деву?
Я полюбить её сумел,
Лепил, как королеву,
Но брака, боже, ты не дал
Ни с этою, ни с тою,
Судьбу ведь ты мне создавал,
Иль счастья я не стою?
Иль мой удел – всегда лепить,
А женщины – лишь музы?
И в славе, и в позоре жить?
А счастье ль – брака узы?
А счастье ль деньги отдавать
Камилле разлюбившей,
Ёе в больнице содержать
И говорить: «Я бывший
Её любовник?!» Боже мой!
Скажи мне:
С ней ты иль со мной?
Я брошен, я отвергнут и…
И деньги все хотят мои!
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ
                Явление первое
Камилла читает письмо Поля.
«Здравствуй, дорогая моя сестричка!
Я так рад, что ты поправляешься и уже не видишь галлюцинаций, и не слышишь голосов. По твоей просьбе выслал на адрес санитара деньги на лекарства».
Камилла (откладывая письмо, ходит по палате и произносит): «Я не просила в письме денег на лекарства, я не писала, что мне лучше. Напротив, я сообщала, что мне здесь плохо, невыносимо плохо. Письмо подменили! Поля обманули! У родственников больных вымогают деньги от нашего имени. Я расскажу об этом главврачу! (Бросает взгляд на письмо). Письмо такое длинное. – Что ещё он там пишет?
– Милая сестричка! Мужайся. Хоть у вас там и плохо, в мире ещё хуже. Продолжается Первая мировая война. Наши дипломаты, в том числе и я, пытаемся укреплять отношения с Россией. «По просьбе одного депутата Национального собрания Франции русские послали экспедицию во Францию. Начальником первой бригады был назначен генерал-майор Лохвицкий, Георгиевский кавалер; командиром первого особого полка – полковник Нечволодов, и второго – полковник Дьяконов».
Камилла (в недоумении):
– Зачем он перечисляет всех командующих? Разве я полководец? Разве эти люди мои родственники? Почему он ничего не пишет об отце? Жив ли папа? В отличие от мамы, он всегда поддерживал меня и деньгами, и словами. Жив ли папа? Он одобрял, что я выбрала Родена. Отец не проклял меня, как мать. А что с Роденом? Может быть дальше будет что-то? (Читает.)
«Во Францию русские войска прибыли в апреле 1916 года и были восторженно встречены как населением страны, так и французским правительством. Путь следования русских частей был усыпан цветами. Огромный фурор среди французов производил сопровождавший одну из рот пятого полка медвежонок Мишка, приобретенный в Сибири во время следования эшелонов во Владивосток. Мишка стал всеобщим любимцем и проделал с полком всю кампанию на Французском фронте, ставши под конец войны уже взрослым и большим медведем. Солдаты охотно с ним играли, боролись и внимательно кормили и чистили его. Он, находясь все время в строю, был известен и французскому начальству, вплоть до генерала Гуро, командующего четвёртой Армией. Но лично Мишка дружелюбно относился только к людям, одетым в «хаки» (т. е. к русским солдатам); цвет же одежды французских солдат вызывал в нем чувство некоторого недоверия и недружелюбия».
Камилла:
– Всё ещё нет ничего о Родене. Но прочитаю дальше. (Читает)
«Камилла! Я так подробно пишу тебе о событиях войны во Франции, чтобы отсрочить сообщение о том, что касается твоего прошлого. Сейчас, прочитав о том, что идёт кровопролитная Первая мировая война, ты должна понять, что всё личное, всё частное мелко в сравнении с судьбой мира и то, что Роден назначил на осень свадьбу и венчание с Розой Бёре, – это ничто в сравнении с судьбой Франции и судьбой человечества. Я решил, что будет лучше, если я сам напишу тебе об этом. Всё-таки я дипломат и психолог. Надеюсь, ты будешь думать не об этом негодяе, а судьбе нашей многострадальной Франции.
Любящий тебя брат Поль» .
Раздаются звуки взрыва и разбитого стекла.
Это сильнейшая зрительная и слуховая галлюцинация
у Камиллы. Ей кажется, что в дом попала бомба, разлетелись
в стороны осколки, её погребло под их грудой.
Камилла падает без чувств.
                Явление второе
(Психбольница, крики Камиллы, узнавшей, что Роден женится на Розе Бёре. После криков затишье и звук стихов Камиллы, предваряемый её словами):
– Не хочу их счастья! Вся страна несчастна, весь мир несчастен, идёт война, бомбы попадают в дома и разрушают их, стреляют в стариков, в детей, женщин, младенцы гибнут в пламени пожаров, а они хотят быть счастливыми! Они воры! Роден украл мою молодость, лишил меня материнской любви, возможности стать матерью, знаменитым скульптором, женой. Он использовал меня и ничего не дал взамен. О если бы я могла тенью явиться в их дом, чёрным призраком ходить по комнатам, вселиться в каждую клетку мозга Огюста, отравив его тоской по нашим былым встречам! Бежать! (Пытается разъединить прутья решётки.) Нет! Невозможно. Но я ещё могу сочинить стих-заклинание. Нет! Это не я сочиняю. Я слышу, как голос свыше говорит мне:
Бог покарает за ваш разрыв:
В браке не будет Роден счастлив.
Мыслей-проклятий пуле-полёт:
Роза умрёт, вслед Огюст умрёт,
Всех их Камилла переживёт.
Переживёт не в Каннах, не в Ницце,
А заключенная в психбольнице.
Ты злой, голос свыше. Им страданья, всё правильно, а мне-то за что? Это дьявол убил моего нерождённого ребёнка, искалечил всю мою жизнь. Переживёт в психбольнице! Какая великая милость небес! «Все говорят: «Нет правды на земле», но правды нет и выше!» Рыдает.
Появляется галлюцинация Родена. Его голос слышится Камилле:
– Камилла! Я не узнаю тебя! Когда мы познакомились, ты была ангелом, белокрылым, робким, смиренным, готовым всё простить, всё понять, служить мне, позабыв о себе самой. И я любил тебя такую.
Камилла:
– Да, я помню, какой я была, и как ты надругался над моей любовью. Больше нет белокрылого ангела, Камиллы, есть Ведьма, танцующая с чертями и называющая врачей и санитаров клиники глиняными болванами. Есть ведьма, которая разбивает скульптуры и головы. Я не нравлюсь тебе такой? Ну, так убирайся прочь, к своей дуре Розе Бёре. Я нашлю на ваш дом несчастья! (Швыряет в пустоту миску, попадает в стену.) Я ведьма! (Злобно хохочет.) Я буду прилетать к вам на метле по ночам! Являться призраком, который не даёт спать. Огюст! Я заклинаю тебя: тоскуй по мне каждый день, каждую ночь своего брака! Да сбудется моё заклинание. Знай: я отравлю тебе мозг и душу воспоминаниями о себе, юной и красивой, сияющей, как солнце, при виде тебя, воспоминаниями о наших счастливых днях, наших ласках. Да сбудется моё заклинание! Я пошлю тебе столько тоски, что её не в силах будут вылечить врачи-психиатры всего мира. Итак, я напускаю на тебя тоску по нашему прошлому. Белым, белым облаком, белёсым туманом придёт к тебе тоска... Да сбудется моё заклинание!
                Явление третье
                Утро другого дня.
Камилла:
– У них была свадьба. Приходили гости, поздравляли. А ко мне никто не приходит сюда. Даже Поль. Он теперь только письма пишет. А всё светское общество, наверно, на стороне Огюста! Сколько их, говорящих, мол, Камилла сумасшедшая, а Роден благородно взял замуж мать своего ребёнка. И все эти люди, все, кто мне не сочувствуют, – мои враги. Но что я могу сделать им плохого в своём бессилии? Только их проклясть. Первое проклятье Огюсту прозвучало слабо. Я сочиню новое! Вот оно:
Проклятие врагам явным и тайным
Проклятье чёрное, как смолы
Котлов для грешников в Аду,
Твой день счастливый и весёлый
Мне даровал, увы, беду.
Проклятье чёрной кобылицей
Летит, летит к тебе стрелой,
Тоской по прошлому, ад снится
Конвульсий болью неземной.
Проклятье чёрное, как знамя
Полков обиженных сердец.
Придёт, возмездье, как Цунами,
Сметёт их счастия дворец!
Что это? С потолка падают чёрные дрозды! Они мёртвые. Тысячи чёрных дроздов! У меня не палата, а кладбище! Нет! Это видение! Их же нельзя потрогать. Это видение! Знак того, что проклятья услышало небо. Небо? Я сказала «небо»? Я разве верующей стала? Ну да, если веришь в чёрта, то, значит, и Бог для тебя должен быть! Что там говорил Христос? «Возлюби врагов своих!» Нет! Как бы ни так! С врагами бороться надо и побеждать? Возлюбить Родена? Опять?
Галлюцинация Родена является.
Галлюцинация:
– Камилла! Зачем ты проклинаешь меня? Не я ли дал тебе лучшие дни любви? Сколько страсти и неги было в нашей близости, какой прекрасный мир открывался нашим влюблённым глазам! Сколько птиц пело только для нас в Булонском лесу! И ведь я не бросал тебя. Ты ушла сама. Ты сама так пожелала!!! И если я сделался врагом тебе в твоём воображении, то вспомни, что Христос велел любить врагов своих. Поверь правде слов Христа. И если тебе здесь плохо и скучно, и страшно, то призови на помощь воспоминания о лучших днях нашей любви. Воскреси их в своём воображении! Живи ими! Дыши ими!
Камилла:
– Нет! От этого я сделаюсь слабой! А мне надо быть сильной, чтобы пробить эти стены, обрести свободу, добиться среди людей признания моего творчества.
Галлюцинация Родена:
– Эти стены тебе не пробить. Ты теперь можешь обрести свободу лишь в воображении, в воспоминаниях о любви со мной. Ты проклинаешь источник своей жизни, счастья, творчества. Опомнись!
Камилла:
– А ведь это так. Господи! Что же я делаю? Как вернуть эти проклятья? Сделать их недействительными? Возможно ли их вернуть, отменить? (Дрозды поднимаются с пола, начинают летать вокруг Камиллы, их тела, глаза и крылья делаются кровяными, красными, они словно набухают кровью, пытают клюнуть Камиллу. Камилла кричит. Закрывает лицо руками. Дрозды падают вниз, оставляя кровавые лужи, превращаются в разбитые скульптуры, когда-то сотворённые Клодель. На переднем плане окровавленный, но чудом уцелевший бюст Родена. Камилла поднимает его (на самом деле воздух) с пола, начинает целовать, слизывать кровь, хохочет, плачет, бьётся в конвульсиях, берёт чашку, колотит ею о стену, что у постели разбивает, добирается до постели, теряет сознание.)
                Явление четвёртое
                Утро следующего дня.
Камилла (проснулась, рассматривает свою руку):
– Что это? Моя рука в крови? Мне снилась кровь! Много крови! Вся палата была в крови, и я спасалась от кровавого наводнения на постели! Как она появилась здесь? Мне снилось, что я хоронила свои разбитые и неразбитые скульптуры, зарывала их на кладбище в землю, а они оживали, они кричали: «Нет! Нет! Не хорони нас! Мы создания твои, мы дети твои! Мы плоды твои! Мама! Не хорони нас! Позволь нам остаться с тобой!» Они вылезали из земли, раненные, окровавленные, бежали, летели за мной по воздуху, а я бежала от них по кладбищу и вот оказалась здесь, в этой палате. Я захлопнула дверь. Они и теперь там, за дверью. (Видит, как по ноге её стекает струйка крови.) Что это? И на ноге кровь! (Подбегает к постели и видит, что простынь и пододеяльник в крови.) И простынь в крови! Как тогда. Передразнивая Родена: «Это розы нашей любви, Камилла! Ты стала женщиной! Теперь мы одной крови!» (Хохочет.) Это была менструация, Огюст! Менструация, которую женщины называют своим проклятьем. Это из за-неё мне приснился такой сон. Только зачем это всё теперь, когда я не могу уже стать матерью? Да ведь и не было уже её долгие годы! (Перетряхивает постель, из неё со звоном на пол падают осколки чашки.)
Камилла (говорит задумчиво):
– Это не чашка была. Символ! Чаша! И жизнь моя разбилась, как чаша бытия! Женская жизнь, а вот мужская осталась. Я перенесу всё. И они меня не сломают. (Пишет на стене: «Новый день наступил!»)
                Явление пятое
Камилла на прогулке психически больных.
(Процессия психически больных выходит из больницы и поднимается в гору. Цветущая природа, бабочки, маленькие птицы, стрекозы, легкий ветерок, играющий листовой деревьев – всё радует глаз. Камилла идёт отдельно от больных и наблюдает природу. Вдруг тень с неба покрывает пространство, и вслед за тенью в небе появляется аэроплан. Камилла бледнеет и говорит сама с собой).
Камилла:
– Ничто, кроме письма Поля, не напоминало о войне, а она идёт по всему миру. Вот люди научились подниматься в воздух, как птицы, но не для того, чтобы петь в вышине и услаждать слух тех, кто на земле, а для того, чтобы сбрасывать бомбы. Меня держат в психбольнице за то, что я сначала из-за любви к Родену объявила войну своей семье, точнее, одной только матери, не послушав её, а затем из-за ненависти к Родену всем, кто был или, казалось мне, был на его стороне. А почему же не отправят в психбольницу тех, кто воюет и развязывает войны: полководцев, солдат, торговцев оружием, тех, кто считает, что наживаться на войне –
нормально и умно, хотя это безумие? Трудно представить, что люди, развязавшие и поддержавшие мировую войну, относятся к виду, именуемому гомосапиенс. Мы с Роденом лепили скульптуры, мы видели в этом смысл нашей жизни, сверхчеловеческую задачу. Мы хотели обрести бессмертие в памяти потомков. Я обвиняла когда-то любимого человека в том, что его творчество затмевает моё, хотела стать равной Родену по славе или даже выше его; а сейчас идёт первая мировая война, достаточно нескольких снарядов, чтобы уничтожить всё, чем жила я, чем жил Роден, весь смысл нашей жизни, всё время, потраченное на его воплощение, сделать напрасным. Быть может, прав Поль, говоривший, что смысл жизни в служении богу?
(Появляется галлюцинация Родена. На фоне облаков знаменитый скульптор кажется Богом).
Галлюцинация Родена:
– Камилла! Я рад, что ты поняла: безумием было ссориться, ненавидеть меня, думать, что это я виноват, в том, что ты менее известна. Я всегда любил тебя, Камилла, сочувствовал твоему горю. Я помню каждую нашу встречу. Помнишь, мы фантазировали, что на землю прилетят инопланетяне, сделают макеты наших скульптур, увезут на свою планету и там, в инопланетных школах, будут рассказывать о нашем творчестве, о том, что были такие два скульптора – Камилла Клодель и Огюст Роден?
Камилла (с отчаяньем и слезами):
– Да, помню. Только теперь, когда идёт эта страшная война, быть может, и Земли не будет. Некуда станет прилетать инопланетянам, нечего изучать. (Плачет.)
Галлюцинация Родена:
– Не плачь, Камилла. Надо верить в лучшее. Разум победит. Бог сохранит Францию, Землю, наши творения.
Камилла:
– Мне трудно верить в лучшее. В отличие от тебя, я никогда не была оптимисткой. Мы видели смысл своей жизни, чтобы остаться в памяти потомков, а может быть, из-за этой проклятой войны потомков-то не будет или будут больные, дегенераты какие-нибудь, которые и оценить всей красоты и глубины того, что мы создали, не смогут.
Галлюцинация Родена:
– Камилла, тебе надо пить антидепрессанты, а не бросать их на пол и растирать ногами, как ты это делаешь. Чем больше будешь пить разных психических таблеток, тем радостнее и восторженнее будешь воспринимать мир. Всё равно здесь ты ничем не поможешь общей беде, так что пей таблетки и радуйся тому, что над твоей конкретно головой ещё светит солнце, сияет лазурное небо и в нём порхают птички.
Камилла:
– Но я видела аэроплан. Он напомнил мне о войне, она и сюда может прийти.
Роден:
– Я же сказал: «Пей больше психических таблеток. Всё забудешь, станешь спокойно спать».
Камилла (озлобляясь):
– А ведь это из-за тебя меня кормят этими таблетками. Если бы ты бросил Розу Бёре, захотел бы жениться на мне, стать отцом моего ребёнка, то со мной никаких нервных срывов и депрессий не случилось бы.
Роден (защищаясь):
– Ты и в пору нашей любви видела глюки. Кто доказывал мне, что по тропинке Булонского леса идёт Клото ростом с Эйфелеву башню? Но я не положил тебя тогда в больницу. Я даже тайно порадовался, что тебе не надо пить абсент, как это делают многие художники и скульпторы, чтобы нарочно вызвать у себя галлюцинации. Не надо употреблять наркотики. А в психбольницу тебя положил твой братец. Он, кстати, указал совсем невинные причины: Камилла перестала штопать свои чулки, ходит в дырявых башмаках, в грязных вонючих носках, не в состоянии следить за собой. Все эти беды легко было устранить, наняв тебе хорошую надёжную прислугу. С его-то деньгами это было так просто, а он предпочёл похоронить тебя заживо.
Камилла (погружаясь в воспоминания):
– Но я сама виновата. Я поссорилась с Полем, набросилась на него, угрожала, кричала, что убью!
Роден:
– Ещё и не такие ссоры бывают между родственниками, но, тем не менее, люди не прибегают к таким жестоким мерам. Ты не думала никогда, что Поль воспользовался твоим состоянием, чтобы уничтожить тебя, как соперницу?
Камилла (удивлённо):
– Какую соперницу? Я была скульптором, а он – поэтом и дипломатом.
Роден:
– Милая моя! Здесь требуется обобщение. Ты была звезда из рода Клодель. И Поль претендовал на звание звезды. Ему не хотелось, чтобы было две звезды из рода Клодель. Знаешь восточную поговорку: «Двум солнцам на небе не бывать». И вот он воспользовался твоим состоянием, чтобы одно Солнце погасло.
Камилла (с чувством):
–Нет! Этого не может быть! Мой брат не подлец! Он не мог являться тайным врагом. Поль так искренне восхищался моими творениями, так рекламировал их на всех выставках, когда мог там выступить!
Роден:
– Он рекламировал своё искусство красноречиво говорить, пользуясь твоими выставками, пиарил прежде всего себя, а тебя в это время тихо ненавидел.
Камилла:
– Нет! Нет! Душа моя отказывается в это поверить! Ты хочешь снять с себя вину и переложить её на моего брата! Ты хочешь уничтожить светлые воспоминания о Поле и вызвать у меня ненависть к нему! Это бесполезно, Огюст. За эти годы я устала ненавидеть. Я стала верить в Бога. Я даже думаю, что напрасно мы видели смысл жизни в том, чтобы остаться в памяти потомков, а не в том, чтобы спасти свою душу для царства, которое не от мира сего, но много прекраснее, чем этот свет. Эти горы, это Солнце, это небо, эти бабочки и стрекозы так напоминают о царстве небесном!
На небо неожиданно набегают тучи. Далеко в горах раздаётся то ли взрыв, то ли раскат грома. Галлюцинация Родена исчезает. Камилла оборачивается, видит группу умалишённых, которые корчат ей рожи и мычат. Мадам Клодель падает о обморок.
ДЕЙСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ
                Явление первое
                Дом Розы.
Роза:
– Огюст! Ты так грустен сегодня. О чём-то думаешь постоянно, часами смотришь в одну точку. Ничего не делаешь. Забросил лепку своих скульптур. «Медея» так и стоит неоконченной, а ведь это дорогой заказ. Это деньги, которые никак не хотят идти к нам в руки. И «Врата Ада» пугают меня и тоже стоят недоделанными. (Замечает отсутствующий вид Родена, произносит с раздражением:
«Я говорю и чувствую, что ты не слушаешь меня. Это мучительное ощущение, унизительное. Но дело не во мне, а в тебе. У тебя словно на сердце камень, словно какая-то тайная беда. А ведь мы теперь муж и жена пред светом и перед Богом, а у супругов не должно быть тайн друг от друга. Что печалит тебя, расскажи!»)
Роден (вертя в руках скульптурку Камиллы, на которой он окручен стеблем Розы, напоминающим колючую проволоку):
– Есть многое на свете, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам.
Роза:
– Горацио? Кто такой Горацио? Я не знаю этого человека.
Роден:
– Это не человек, Роза, не наш знакомый, это персонаж трагедии У. Шекспира «Гамлет».
Роза:
– Какого Шекспира? Это булочник из лавки что напротив? Все говорят, что он помешанный, что-то сочиняет и потом читает тем, кто приходит к нему за хлебом, и порой хлеб не отпускает, пока его бред покупатель не дослушает до конца. (Замечает в руках Родена статуэтку). А это что? Какая странная скульптурка! Откуда у тебя она? И мужчина так на тебя похож!
Огюст:
– А роза на тебя. Не заметила?
Роза (обиженно):
– У меня для тебя нет шипов. Какое злое иносказание! Я догадалась. Это Камилла! Она знала обо мне! Она ревновала, хотела очернить меня, испугать тебя мною, несвободой брака.
Роден:
– Она любила меня и сошла с ума от любви. А ты просто хотела замуж за знаменитого Родена. Ты лгала мне, ты играла, всю жизнь играла. Я это чувствовал, а теперь окончательно понял. (Заходится в кашле).
Роза (испуганно):
– Огюст! У тебя просто плохое настроение. Ты кашляешь! Ты болен! Мой бедный Огюст! Дай я поцелую тебя в лоб! (Целует.) Лоб горячий, и глаза у тебя воспаленные,… Что с тобой, милый!
Роден кашляет сильнее и громче. Берёт белый платок, сморкается, потом заходится в кашле.
Роза:
– Какой сильный кашель! Надо поставить горчичники.
Ставит Родену горчичники.
Роден:
– Мне жарко! Горячо! Когда я закрываю глаза, я вижу, как черти пляшут вокруг меня, лежащего на горячем листе железа, а вокруг языки адского пламени.
Роза (говорит в сторону): «Жжёт ему, жжёт! Терпи, как я терпела твои измены! Мне тоже жгло, сожгло всю душу». (Обращаясь
к Родену):
– Милый! Это горчичники! Что неужели так сильно жжёт? Потерпи чуть-чуть, сейчас буду снимать.
Роден:
– Роза! Не горчичники. Это преддверие Ада. Я вижу уже наяву, как танцуют черти вокруг меня и горят адские костры.


Явление второе

На сцене дым, огонь, танцуют черти. Голос свыше: предсказанное сбылось. Роден и Роза не были счастливы
в браке. Роза умерла через двадцать пять дней после церемонии венчания. 12 ноября тяжело заболел и Роден. Он умер
от скоротечного воспаления лёгких 17 ноября.
            ДЕЙСТВИЕ ТРИДЦАТОЕ
                Явление первое
Клиника. Камилла пишет на стене. День.
– Не знаю, не помню, который день...
Камилла (поднимая глаза и голову к небу):
– Господи! Забери меня отсюда! Здесь, на Земле, плохо. Невыносимо. Здесь не сбываются мечты! Здесь нам обрубают, ломают крылья! Здесь не понимают нас и отрекаются от нас наши близкие! Здесь нас не любят любимые! Здесь тщеславие, честолюбие побеждают любовь и калечат наши души, рождая в них ненависть даже к тем, кого мы любим! Здесь люди, ненавидя, истребляют друг друга бомбами, пулями, газами! Здесь царство страха, ненависти, обмана, соперничества, предательства, равнодушия и садизма! Господи! Забери меня отсюда, как птенца, который выпал из небесного гнезда. Как ребёнка, который потерялся и не может найти свой небесный дом!
Голос Господа:
– Ты не ребёнок, Камилла. В душе твоей недостаточно любви ко мне. Куда же я заберу тебя? Ты знаешь ли, куда попадают души, которые недостаточно любят Бога? Но я милосерден. Я дам тебе время одуматься, раскаяться и молиться. А когда к тебе будут приходить искушения, найди силы прогнать их прочь.
Камилла:
– Господи! Я так измучилась! У меня нет совсем никаких сил.
У меня совсем нет сил для борьбы!
Призрак Родена появляется и говорит Камилле:
– Ты с кем-то говорила?
Камилла:
– Да, с Господом Богом.
Призрак Родена:
– Ты говорила со своей слуховой галлюцинацией. Бог даже не явился тебе в зримом образе. А вот я являюсь.
Камилла:
– Ты похож на Мефистофеля.
Призрак Родена:
– И всё же ты меня любишь!
Камилла:
– Я любила тебя когда-то, а сейчас я люблю одну себя.
Призрак Родена:
– Мне уйти?
Камилла:
– Нет, нет! Останься. С тобою как-то веселее. Мне так скучно и одиноко среди этих глиняных болванов, среди этих шагающих безголовых скульптур, думающих, что у них есть головы и называющих себя людьми.
Призрак Родена:
– Ты стала доброй, как раньше, в золотое время нашей любви.
Камилла:
– А ты сейчас снова только мой! Иди ко мне!
Призрак Родена:
– А Бог?
Камилла (с каким-то ожесточением):
– «На нас не кинет взгляда. Он занят небом, не землёй!»
Призрак Родена:
– Ты моя! Милая! Родная! Я истосковался по тебе.
Камилла (лаская, гладя и целуя стену):
– И ты, ты только мой! Только мой!
В экстазе соскальзывает по стене, некоторое время бьётся
на полу, потом, обессилев, замирает.
                Явление второе
Камилла ночью в палате. Видит очередную галлюцинацию. Скульптуры Родена «Бронзовый век», «Шагающий», «Граждане Кале» встали на ходули. Ходули высокие, огромные и скульптуры на них гигантские, до самого неба. Ходули растут, скульптуры поднимаются выше и выше. Камилла смотрит заворожённо, точно, девочка, подсмотревшая что-то запретное, а потом говорит: «Так вот это что! Теперь я всё поняла. Скульптуры Родена кажутся великими, потому что он поставил их на ходули рекламы. Огюст стал удачлив в коммерческих делах. Вот ключ к известности: совмещение двух дарований в одном человеке! Как это не сказочно, как это пошло, когда ходули, а не крылья делает мастер своим творениям. И завидовать-то тут нечему».
(Вдруг в небе она видит Христа, в нимбе он идёт по звёздному полю. Затем появляется серп гигантский луны, он затмевает Христа. Кружатся звёзды, в небе какая-то катастрофа, скульптуры Родена падают с ходуль, разбиваются: из разбитой скульптуры «Шагающий» возникает большая, много больше реальной, скульптура Иоанна Крестителя.)
Слышится голос свыше:
– Роден долго не имел славы, но вот он обратился к образу святого, и Бог наградил его успехом. Твой Брат Поль стал известным поэтом, так как он верит в Бога, молится, благодарит создателя за свои творения. Это знак тебе, Камилла. В вере Господа – твоё спасение. Сейчас уже идёт речь только о том, чтобы спасти твою душу для вечной жизни!
Камилла сама себе: «А я так хотела славы! Больше, чем вечной жизни, как Петрарка! Славы и любви! И я не верила в Бога, а сейчас я просто, действительно, заболела. Придёт доктор делать обход. Я расскажу ему об этом, и мне пропишут новые лекарства, вот только жаль, что Полю придётся опять тратить деньги. А ещё я загадаю ему загадку: «Доктор, кто такой без рук, без головы, а всегда шагает?» Ответит он, что это скульптура Родена «Шагающий» или нет? Надо ему экзамен по творчеству Огюста устроить. Что этот доктор знает, кроме своей психиатрической науки? Как у него с культурой? Прямо любопытство разбирает. Нет, не буду устраивать доктору экзамен, а то вдруг выяснится, что он ничего не знает. Ещё разозлится, потом мне отомстит, трудотерапию или электрошок назначит. Как здесь скучно! Пусто, тоскливо без родственной души. Какие все чужие, как марсиане! И я тоже чужая всем, словно с Луны или Венеры…»


Явление третье

Врач психбольницы свершает обход, появляется в палате Камиллы.
Врач:
– Ну, дорогая, как ваше состояние? Что видели Вы сегодня во сне?
Камилла:
– Доктор! Я видела страшный сон. Мексика. Я в древнем первобытном племени стояла на вершине пирамиды, но на голове у меня корона, а одета я в золотое платье королевы Франции и в руках у меня сумочка с блокнотом и ручкой. Со мною юноша, точь-в-точь похожий на Персея с моей скульптуры. Рядом жрец, в лицо бросается его головной убор из раскрашенных перьев.
У жреца лицо Родена. Рядом второй жрец. Вдруг жрецы схватили юношу, распластали его на каменной плите. Один из них, распорол юноше грудь, вырвал сердце и закричал, что это сердце приносится в жертву Богу Солнца. Потом он взял труп на руки, бережно снёс по ступенькам, у подножия храма отрубил юноше голову и насадил её на копьё. Мне стало дурно, и я упала в обморок. Когда я очнулась, то поняла, что я, наверно, журналистка, которая взяла напрокат платье королевы и прибыла в древнее племя, чтобы собрать сенсационный материал, и присутствую на празднике Токсталь, а юношу принесли в жертву Тецкатлипоку. Я встала, хотела уже достать из сумочки бумагу и ручку и записать, всё, что я видела, но тут произошло неожиданное. Жрец с лицом Родена схватил и меня, повалил на каменную плиту, разрезал грудь, вырвал сердце и пнул ногой. Моё окровавленное тело покатилось по ступеньками пирамиды, а душа моя взирала на его мучения с облаков. Я видела, как жрец с лицом Родена, танцуя, пожирает моё сердце и даёт укусить от этого кровавого куска мяса другим жрецам и людям племени. Остаток сердца они сожгли и пепел развеяли по ветру, затем жрец с лицом Родена обратился лицом к пирамиде, с вершины которой по ступенькам ещё миг назад катилось моё бездыханнное, окровавленное тело. Он закричал какой-то победный клич. Вершина пирамиды, уходящая в облака, ответила гулким эхом. Жрец с лицом Родена очертил круг и начал быстро что-то лепить из глины. Душа моя, смотревшая с небес, увидела, что он лепит глиняных идолов, и у одного из них моё лицо, а у другого – лицо Розы Бёре, третий идол напоминал К. Дебюсси. Потом на небе появилась какая-то огромная тень. Гигантская птица с высоты ринулась на жреца с лицом Родена и унесла его, а племя упало на колени и рыдало, и все посыпали головы пеплом. Я кричала во сне.
Доктор:
– Дорогая Камилла! Вслед за знаменитым Фрейдом попытаюсь истолковать Ваш сон. Пока у Вас с Роденом была взаимная любовь, которую не омрачало ни творческое соперничество, ни знание о том, что у него есть другая женщина, которую он в некоторых областях предпочитает Вам, Вы чувствовали себя королевой. Но вот вы расстались с Роденом. Вы перестали чувствовать себя королевой. Когда-то Ваши скульптуры казались Вам божественными творениями, но Вы разочаровались в них. Символ разочарования в скульптурах – это гибель юноши, похожего на Вашу скульптуру Персея. Он выполнял роль Бога, как и положено в древнем племени, целый год, но на празднике Токсталь должен был быть принесён в жертву Богу солнца. То, что юношу приносит в жертву жрец с лицом Родена, говорит о том, что Вы считаете, что Огюст Ваше искусство приносил в жертву своему. Тот факт, что после Вашего убийства и извлечения из вас сердца он не снёс бережно вниз Ваш труп, а, пнув ногой, заставил его катиться по ступенькам пирамиды с вершины вниз, повествует о том, что вы ощутили себя в отношениях с Роденом рабыней, ведь именно рабов сбрасывали со ступенчатых высоких мексиканских пирамид. То, что..
Камилла:
– Не надо дальше, доктор. Всё было так, и даже душа моя умерла, ведь нет больше прежней Камиллы Клодель, Камиллы-скульптора, Камиллы-натурщицы, Камиллы-любовницы, есть нечто под многозначным номером.
Доктор:
– Вы живы, и душа Ваша продолжает жить, а Роден снится Вам, так как чувствует, что Вы не прощаете его, считаете виноватым в своих несчастьях, ненавидите. Ненависть – это чувство раба, который не в силах справиться с мешающим ему объектом. Это страх и бессилие. Удел раба – ненавидеть, прощать – роскошь господина. Прощая, мы чувствуем себя выше и сильнее наших обидчиков. Умение прощать – свойство великодушной натуры.
Камилла (с издёвкой):
– От мании величия избавилась я здесь, благодаря Вам, а Вы хотите, чтобы она вернулась?
Доктор:
– Я всего лишь хочу, чтобы Вы внутренне простили Родена,
и Вам бы стало легче.
Камилла:
– Простить того, кто поломал мне всю жизнь? Отнял юность, возможность стать знаменитой независимо от кого-либо, поссорил с матерью и братом, опозорил перед всем миром, лишил возможности продолжать свой род? Я пытаюсь его простить, иногда мне кажется, что я уже простила его и люблю по-прежнему, а потом ненависть возвращается снова.
Доктор:
– Надо навсегда простить, забыть прошлую жизнь и стать счастливой.
Камилла (с возмущением):
– Счастливой здесь? После того, что я пережила? Здесь? Где я никто, как тень в Аиде?
Доктор:
– А вот философ Эпикур говорил, что человек может быть счастливым, довольствуясь малым: тем, что он одет, обут, сыт, не зябнет, не желает пить, не голодает. Ведь у нас Вы сыты, обуты, одеты.
Камилла:
– Здесь холодно бывает невыносимо, положи сюда Эпикура, он умер бы от воспаления лёгких, не успев основать своей философии. Здесь через день не топят.
Доктор:
– Вы недовольны условиями нашего содержания и считаете, что много пострадали? Да Вы, голубушка, не страдали вовсе, вот если бы Вам сломали две руки и ноги, позвоночник, сделали бы трепанацию черепа, и Вы, всё это пережив, остались бы жить, я посочувствовал бы Вам по-настоящему, а не из лицемерного чувства долга. Впрочем, это всё можно устроить. У меня есть санитар-садист. Он с удовольствием переломает Вам руки и ноги. Страдания телесные излечат боль духовную. Вышибем клин клином!
Камилла (складывая руки на груди и становясь в позу Наполеона):
– Мой брат Поль, дипломат, Вас посадит за решётку в тюрьму за злоупотребление служебным положением. Впрочем, я так поняла, что это медицинская шутка.
Доктор (бледнея):
– Да, мадемуазель. Это шутка. Мы, медики, действительно, шутим своеобразно. Что ж, пропишу я вам снотворные уколы, будете спать и днём и ночью, никаких сновидений вообще не видеть. Курс лечения займёт несколько недель, психика Ваша нормализуется. Кстати, брат ваш уехал в Китай. Он сейчас очень-очень далеко, и не только не сумел бы Вас защитить, но и вообще, те вещи, которые родственникам знать не положено, они и не знают, и не узнают. Так, что это моё милосердие, что к Вам здесь ещё неплохо относятся. А где же Ваша благодарность? Хотите, я принесу Вам глины, и Вы вылепите мой бюст?
Камилла:
– Существо под многозначным номером не лепит бюсты врачей. Убирайтесь прочь!
Доктор (ядовито):
– Как Вам угодно, мадемуазель.
Камилла (одна):
– Быть может, доктор прав.Как бы я ни гневалась на Родена, я продолжаю его любить, а, значит, нужно простить. Но простить, а потом забыть, увы, невозможно. Простить и любить, и находить наслаждение уже в воображаемой любви, с уже воображаемым Роденом,
у которого от реального человека только внешность, а всё в душе другое, такое, какое я хотела бы. Любить, воображать встречи, разговоры, с тем, кого выдумываю я, а не с тем, кто меня разочаровал! А что ещё здесь делать? Чем жить? Чем дышать? Но, может быть, лучше мне ещё сильней любить Поля? Ведь брат гораздо достойней моей любви, чем реальный и даже выдуманный идеальный Роден.
Летят листки календаря, видно, что проходит много лет.
Явление четвёртое

Камилла одна. Пишет на стене. День 9999.
Видит призрак Родена.
Камилла:
– Здравствуй, Огюст. Я здесь слышу голоса. Голос русской поэтессы Ахматовой говорит мне:
Уже безумие крылом
Души накрыло половину.
И поит огненным вином
И манит в чёрную долину.
Я тоскую по тебе, тоскую безумно; я постоянно вспоминаю твои глаза, такие ласковые, подобные лучам тёплого солнца, когда ты объяснялся мне в любви; вспоминаю руки, которые так чутко ласкали меня; твой голос слышится мне в тишине, но как жаль, что его заглушают вопли психбольных. Я вспоминаю о тебе помимо моей воли, а ты… Ты предал меня и забыл. Ты даже не приходишь ко мне в клинику. Является только твой призрак, да ещё твои клоны-санитары окружают меня со всех сторон.
Призрак Родена:
– И что же? Разве тебе их недостаточно? Зачем тебе я, когда есть мой призрак, мои клоны?
Камилла:
– Это всё равно, что спрашивать ценителя искусства, зачем вам оригинал дорогой картины, когда есть её дешёвые копии. Ты жестоко издеваешься надо мной, Роден. Ты, оказывается, психологический садист.
Голос Родена:
– Ну, так стань мазохисткой, и оба получим удовольствие.
Камилла:
– Уже стала, точнее, уже была. Была твоей моделью, натурщицей, собачкой, блудницей, была неизвестно кем, но почему же ты выбрал Розу, если я делала всё, что угодно тебе?
Голос Родена:
– Ты забыла, какой стала, узнав про Розу.
Камилла:
– Но ведь и ты оказался совсем не тем идеальным Роденом, которого рисовало моё воображение.
Призрак Родена:
– Ты упрекаешь меня? Я больше не хочу ссор. Я вижу, что выяснение отношений тебе дороже воспоминаний о нашей любви.
Я ухожу!
Камилла:
– Огюст! Прости! Останься! Не наказывай меня одиночеством и тоской. (Неожиданно гордо и гневно.) Нет! Уходи! Уходи и не возвращайся никогда, не береди мне раны. Я снова буду лепить, я найду спасение в работе. Нет глины. Здесь нет глины, но я буду лепить воображаемые скульптуры. Я снова слышу голос русской поэтессы А. Ахматовой:
У меня сегодня много дела.
Надо память до конца убить.
Надо, чтоб душа окаменела.
Надо снова научиться жить.
Призрак Родена:
– О, да снова научиться жить! До меня доходили слухи, что ты пыталась это сделать. У тебя был роман с композитором Клодом Дебюсси. Он, говорят, даже посвятил тебе одно своё произведение? Так-то ты любила меня, помнила обо мне. Любила бы по-настоящему, так приняла бы веру, ушла бы в монастырь, молилась бы за меня Богу. А ты крутила любовь с Дебюсси.
Камилла:
– Нет! Роден! Нет! Ты поверил слухам. После разрыва с тобой я десять лет жила совершенно одна. Я окружила себя кошками, кормила, ласкала их. Кошки скрашивали моё одиночество, да ещё скульптуры, которые я лепила. Дебюсси любил меня безответно. У нас ничего не было, кроме того, что я стала и его Музой.
Призрак Родена (гневно и ревниво):
– «И его Музой!» Вот и зови его теперь сюда вместо меня. Зови, прости забрать отсюда, проси у него денег на своё содержание. «И его Музой!» Где были твоя женская скромность, твоя стыдливость? Как ты позволила ему смотреть на тебя, говорить
с тобой, вдохновляться тобой?!
Камилла (удивлённо):
– Стыдливость? Скромность? Почему ты не вспоминал об этом, когда лепил меня голой?
Призрак Родена исчезает, не дав никого ответа.
Камилла (задумчиво):
– Действительно, где тогда были моя стыдливость, скромность? Почему я позволила Огюсту всё это?! Он же опозорил меня. Он выставил меня голой перед всем миром! И люди, проходящие мимо этих статуй, возможно, говорили и будут говорить: «Вот перед нами голая Камилла Клодель». Как здесь холодно! (Закутывается в одеяло). Я могу закутаться в одеяло, а скульптуры, изображающие меня, – нет. Но ведь им тоже холодно. Осенью, зимой, ранней весной. Им тоже холодно и стыдно. И они мечтают, чтобы кто-то прикрыл их наготу. (Видит новую галлюцинацию) Люди! Толпа людей! Они идут сюда. Они рассматривают меня! Видят мою наготу. Тычут в меня лорнетами и просто пальцами. Они смеются! И они покупают меня, мёртвую, безвольную, бессильную, не способную себя защитить. Огюст! Поль! Скажите этим людям, чтобы они прекратили всё это! Я не хочу, чтобы на меня смотрели! Я не для этого была создана! Огюст! Ты сказал мне, что женщина должна быть стыдлива. Почему же ты не защищаешь меня от этих людей? (Видит новую галлюцинацию) Боже! Да это же и не люди вовсе! Спруты, пауки, осьминоги, инопланетяне, и у них всюду глаза, по всему телу. (Видит новую галлюцинацию) Нет! Здесь даже и их нет! Здесь просто глаза. Огромные, разные. Вот глаза человека, а вот глаза стрекозы! Боже, какие большие в пустом пространстве! (Видит новую галлюцинацию) А теперь одни только глаза людей, глаза без лиц, и все они рассматривают меня. Глаза на стенах, на потолке, в воздухе, на полу, на постели, на дверях. Глаза! Закройтесь! Я не хочу, чтобы вы меня рассматривали, изучали моё тело, мою душу!
Я же ещё живая! Я имею право на тайны! Я должна обрести стыдливость, скромность. Укройте мои статуи полотнами! Уйдите из моей палаты! Оставьте меня одну с моим горем и былым счастьем. А если вы не уйдёте, то уйду я! Я не буду вас видеть. (Закрывает свои глаза.) Вот и всё. Я никого не вижу, значит, никого и нет. Только очень темно кругом. (Пытается двигаться вдоль стены, ощупывая её рукой). Царю Эдипу было темно, Гомеру всегда было темно, но он писал стихи, а я смогу лепить и слепой, ведь взором памяти я всё вижу…(Смеётся и плачет) Вот и новая игра для девушки Камиллы Клодель, нет, уже давно-давно для старушки Камиллы Клодель. Ещё одно развлечение там, где невозможно развлекаться. Теперь я никогда не увижу собственной старости. (Смеётся и плачет).
                Явление пятое
Клиника. Камилла пишет на стене:
«Тридцать лет заключения, день 10000».
Камилла (поворачивается лицом к окну):
– Огюст? Что случилось? Почему ты не являешься мне? Твой Дух! Он приходил сюда каждое утро, каждый день, каждый вечер. И теперь твой Дух должен быть со мной. Но я не вижу тебя. Может, я слепну? Слабые старые глаза! Зачем мне видеть всё остальное, если я не вижу тебя. Я не вижу больше тебя, значит, ты очень далеко или умер. Вот и приближается Ад. Говорят, «Ад» переводится как место, где уже ничего не видно. (Неожиданно начинает смеяться саркастическим едким старческим смехом). Скажи, Огюст, ты в аду или в раю? Как там, на том свете? Ты с Розой Бёре или тебе дали новую половинку? Или ты один? Один, а Роза с сыном, или с мамой, папой? Я верю, что ты один, ведь ты женился на ней, чтобы передать сыну наследство, чтобы проявить человеколюбие хоть к кому-то; женился, наконец, потому что эта опытная прожжённая хищница тебя женила, потому что она была бездарна, а потому всегда владела собой, всегда безошибочно вела свою льстивую женскую игру. (Мечтательно, с наслаждением продолжает) Ты женился на ней, продолжая любить и ненавидеть меня, я это знаю, ведь иначе твой дух не являлся бы сюда тридцать лет каждый день, каждое утро, каждый вечер. Ты не пришёл ко мне сегодня. Это знак, что я должна прийти к тебе. Я прощаюсь с оковами земного мира. Я чувствую, что освобождаюсь от них. Душа моя поднимается и уходит прочь из тела с каждым выдохом, душа моя идёт к тебе, Огюст! Это я твоя вторая половина! (Неожиданно смеётся едким саркастическим смехом). Я знаю: тебе это польстило бы. Но это была шутка. Моя последняя предсмертная шутка. Душа Камиллы Клодель никому не принадлежит. Она возвращается к своему Создателю, в царство свободы!
Умирает.
Санитары входят.
Первый санитар:
– Старуха умерла. Наконец-то. Она вынесла мне весь мозг своими криками. Огюст! Огюст! Роден! Дьявол! Роза! Поль! Теперь будет тихо.
Второй санитар:
– Ненадолго. Скоро сюда положат нового больного. Будут новые крики, новый сумасшедший концерт. Внушаемая была женщина. Часто вместо лекарств я вкалывал ей воду, а она всё равно засыпала. Сколько лекарств я на ней сэкономил и распродал тайно! Впрочем, надо убрать труп. Царство ей небесное!
ДЕЙСТВИЕ ТРИДЦАТЬ ПЕРВОЕ
                Явление первое
                Могила Родена.
Священник на могиле Родена около статуи «Мыслитель»:
– Господи! Упокой его прах и душу на небесах. Говорят, пред смертью он пытался спрашивать у Бога, кто виноват в такой трагедии. А виноваты сами люди: грешат, не соблюдают божьи заповеди. Достаёт записную книжку. Я вот тоже грешу сочинительством стихов и отрывок из своей поэмы о грешниках Камилле и Родене прочту. Эпилог, так сказать:
Бог в облаках – вот истинный Мыслитель,
Что думает о наших днях, веках
Всех наших судеб тайный повелитель,
Какие свитки у него в руках?
Он думал так, быть может,
Что Родену был ранее положен
С Розой брак, чтоб не попасть в огнистую гиену,
Но если плохо получилось так,
Что не венчался с Розой, то Камилла
Могла б благие мысли пробудить,
Коль не взыграла бесов злая сила,
Могла б Родена на себе женить
И возвратить его в Господне лоно,
И душу его грешную спасти.
Законы для людей во время оно
Создали. Люди ж выбрали пути
Другие, ложные, шли мимо Бога
И мимо церкви чередой слепых
И прожили свой век, увы, убого,
И жизнь страданьем наказала их.
А божий дар дан людям в утешенье,
Но не утешить грешников, увы,
Коль нет раскаянья, с судьбой смиренья,
Склонённой перед Богом головы.
Помолимся за братьев наших, люди,
Господь! Их души в горе не покинь!
Ты знаешь всё, что было и что будет,
Заблудшим овцам помоги, аминь!
Священник прячет записную книжку в карман, крестится.
ДЕЙСТВИЕ ТРИДЦАТЬ ВТОРОЕ

Явление первое

Дом Екатерины Сергеевны через месяц после сна.
Екатерина (листает только что изданную книжку со своей драмой о Камилле Клодель и говорит мужу):
– Дорогой! Как тебе всё, что я сочинила?
Муж:
– Чудесно, милая! Этакая страшная и лирическая сказка для взрослых. То, что я читал о Камилле и Родене, немного отличается от этой драмы.
Екатерина Сергеевна:
– А я не стремилась создать биографию. Но, знаешь, ведь это всё мне приснилось во сне, а сны иногда бывают божьим откровеньем...
Муж:
– Но у тебя в пьесе Роден любит только себя и своё творчество.
Екатерина Сергеевна:
– Камиллу и Розу Бёре он тоже любит, но каждую по-своему.
Муж:
– Вот в стихотворении Анатолия Ветрова видно, что Роден любит Камиллу. Послушай, как лирический герой говорит от имени великого скульптора: «А сердцу не хватает так Камиллы! На свете том она меня простит.»
Екатерина Сергеевна (ревниво):
– Ты любишь стихи А. Ветрова?
Муж:
– Да, мне нравится этот поэт.
Екатерина Сергеевна:
– А я больше всех поэтов люблю А. Блока:
«Ветер! Ветер! На всём белом свете!»
И Камилла у меня не просто любовница Родена, а мятежница, борец за свой талант, за признание творчества женщины миром. «Ветер! Ветер на всём белом свете!» Это летят газеты с похвальными рецензиями на мой спектакль, который ставят лучшие театры мира. Это летят приглашения в театр! Да здравствует ветер, несущий нам успех!
          И. Лесная-Иванова 2013-2015 г.