Сука

Это судная ночь для мальца со стрелой и луком,
оборвавшего злобно гудящую  жилу воловью…
Я прикончил Любовь, как скулящую старую суку,
истекать заставил  дымящейся свежей кровью.

Очень жаль, разглядел не сразу нутро шакалье,
как хлеба преломил свою душу, потчевал гостью
кровью винной лозы, подавая в хрустальном бокале
и не ждал, что она  мою жизнь уровняет с костью.

Обладала, воистину, тварь эта тонким искусством
высекать из бездушных камней утончённые фразы,
под себя подминая привычки, эмоции, чувства,
лёд в туман обращать, как орехи колоть алмазы.

Как ушёл из зрачков туман – подсчитал потери:
мать честная, душа пуста…только ветер свищет…
И спровадил я эту сволочь пинком  за двери:
простофиль довольно, другого себе подыщет.

Заказал помин по душе… да не тут – то было…
Не приёмный день, всем чем чертям назло, был у бога:
воротилась всё же, ночами истошно выла
в дверь скреблась настойчиво, маялась у порога…

В дни лихие с отметиной серой осенней скуки
изгалялись над неприкаянным  малым боги,
схожий цветом с глазами этой постылой суки
лист охряный в слезах дождя мне стеля под ноги. 

Обходил десятой дорогой упрямую сволочь,
матерился зло да воспитывал силу воли…
Только ткал  полотно холстины - глухую полночь -
шестиструнный ткацкий станок из оттенков боли.

Да недавно, вот, я сорвался: «Хорош…Достала!»
В унисон со струной гитарной порвались нервы:
к праотцам… Пошла! И, оскалясь, порвал кинжалом
пуповины нить, что связала меня со стервой…

Эпилог. Финал. Излечился от неврастений.
Притупилась боль, но… такая выходит штука:
упадёт лишь на землю ночь – из провалов тени,
отзываясь эхом, подвывает всё та же сука…