Избегав пряных слов без причины
словно похоть хлебнула винца,
жадно кушает смерть мандарины,
отрицая начало конца.
Но сквозь войлоки взглядов ленивых –
то ли Рай, то ль чужие края, ;
сквозь стада обессиленных, хилых,
упокоенный бродит не я.
На небо глядит двумя безднами,
не срывает восторженный крик.
Посулами страшными, лестными,
вертит душу брезгливый двойник.
Средь шума и гама холодного,
осыпаясь со звезд шелухой,
в глаза входят тени голодного,
злого страха с протяжной мечтой.
Простоту осенит знамением,
очернит строгий ум кутерьма.
Избыток ведет к отречениям,
к морю света прелюдия – тьма.
Усвоено, вбито, подарено,
что безгрешностью трудно хвастнуть.
Адамом и Евой оставлено
все желанье к запрету прильнуть.
Смеха чистого, босоногого,
часто просит нахмуренный век.
Чугунными толпами пробовал
закусить свой разлад человек.
На границе сна, словно лентою,
пронзительной и тонкой, как свист,
то ль проклятьем, то ли приметою
связан чистый и тот, кто не чист.
Свидетельство о публикации №114052906108