2014 - 2 конкурс. Финал. Народное голосование

Под данной публикацией любой автор сайта Стихи.ру, чья страница зарегистрирована не позднее 1 ноября 2013 года, может оставить свой шорт-лист. Он должен быть оформлен следующим образом:

1 место - № стихотворения
2 место - № стихотворения
3 место - № стихотворения
4 место - № стихотворения
5 место - № стихотворения
6 место - № стихотворения

Стихи, соответственно, получают от 6 до 1 балла.
В конце голосования ведущие подведут общий итог.
Оценка народного голосования является составной частью всех оценок, влияющих на результаты финала, если в голосовании примут участие не меньше 5 авторов.
Если количество проголосовавших будет меньше, то результат не будет влиять на итоговую оценку.

Народное голосование продлится до получения оценок от всех арбитров.
______________________________________________

1. Нулевое

Я для тебя не значу ничего - очередная «лайка-белка-стрелка». Фондю разлито в лунную   тарелку, сгущается черничник ночи, но… спокойно, как-нибудь переживу, в дремучем сне в обнимку с пухлой думкой. Пройдём по краю  с медвежонком  Умкой  галактики, распоротой по шву. Под носом  у  созвездия Змеи,  встречая непричёсанных медведей, я лапы  им пожму: «Привет, соседи!» и вспомню обитателей земли.

А о тебе забуду на века, ни мимики, ни голоса, ни слова,  ни городского хриплого шансона,  ни первого последнего звонка. Сочится недоказанной виной  контузия «не надо оправданий»,  и словеса нестройными рядами в разодранной чадре бредут за мной.

Из-под ресниц – нежданные дожди,   как водится,  синоптики - не в теме. "Ревелку" оставляя в чёрном теле, взрываю небо  тысячей  шутих. Стучит солёной дробью «блю-блю-блю», спят наливные яблочки мишеней, подбитый градус наших отношений стремится  к абсолютному нулю.
Быть может, прав, дедуля-политрук, как жаль, что я не женщина востока, и промолчать могу тогда лишь только, когда во власти губ твоих и рук.

Растает странный сон при свете дня. Шепнёт  прощально сплетница - селена, что ты - и есть та правда во вселенной, которая под сердцем у меня.
______________________________________________

2. РУБИКОН

На сердце словно камень – знак несчастья –
что нарезает раны глубоко.
Беде везёт случаться в одночасье.
Как тут не вспомнить речку Рубикон? 

В тумане берег. Тропка ли, дорога?
Она видна в пыли издалека –
в долину опускается отлого,
где заросли речного ивняка.   
Но что-то в этой правильной картине
не так и, разворачивая мир,
я вижу тень рабочей гильотины
и чётко слышу чавканье секир.
Снуёт народ у плахи деловито.
Подвозят и увозят по часам.
Палач при деле. Руки моет свита –
они в крови и в мёртвых волосах.

Качнулась явь. Загаженная фура,
в ней я вишу на связанных руках. 
В лицо плюёт нечёсаная дура,
не попадая, пьяная, никак.
Вокруг народ, весёлый и беспечный.
Свистит нагайка: «Прочь! Посторонись!»
Остановились. Вскинулся заплечный:
«Ну, чем не путь, достоин и тернист?!»
Под сиплый хохот площади и свиты,
под свист и скрежет грузного ножа,
я захотел живым быть, не убитым,
и всколыхнулась пленная душа.

«Тампоны… Скальпель… Снова… Нить… Вяжите…
Да промокнёт ли кто-нибудь мне лоб!?»
Мир над столом в невидимой защите,
но рвёт её неистовостью злоб –
им нужно тело, бело и недвижно.
Им бы вцепиться в голову того,
что близнеца любимее и ближе,
и с кем за счастьем бегали вдогон.
______________________________________________

3. идти вперёд...

идти вперёд по утренней росе
туда, где горизонт укрыт туманом,
где  солнце  зарождается румяно
и на небо взбирается висеть,

туда, где жизнь светла и смерть легка,
где сны спокойны и мечты крылаты,
где белоснежней самой белой ваты
и перистей перины облака,

идти вперёд дорогою земной
туда, где не бессмысленны итоги,
где можно небеса руками трогать
и звёзды зажигать, когда темно...
______________________________________________

4. Старые фотографии
 
Тени пляшут над столом, тусклый свет сгоняя к ночи.
Дождь. Ущербная луна совершает водный трафик.
Я читаю допоздна стопку старых фотографий,
словно повесть о былом - о хорошем и не очень.
 
Как рисунки угольком - чёрно-белое пространство.
Будто впрямь защищены от разлуки, от беды и
от морщин и седины, все такие молодые,
только где-то далеко - кто ушёл и кто остался.
 
В дребезжании стекла звуки времени и ветра,
и летят издалека годы - бешеные кони.
И дрожит моя рука, и дрожит в моей ладони
жизнь,
которая прошла...
невозвратно, незаметно...

______________________________________________

5. Календарь

Настенный календарь, отрывочный и яркий –
казался нам тогда он толстым и смешным,
в далёком январе, где свежие подарки,
и мама гонит в дом, и голуби над ним.
Олег, Серёга, Лев из третьего подъезда,
футбол до темноты и споры ни о чём.
На кухне календарь с решениями съезда.
И первые листки с дежурным Ильичём.
Отечество в дыму, в кармане вольный ветер,
сын дворничихи Сэм под стать ему почти.
И мы живём в стране, единственной на свете,
где розовый портвейн и в цвет ему – мечты...

Срываются листки с ненужным расписаньем
движения светил и праздников мирских.
В апреле ни к чему уже готовить сани,
ускорилась страна, проснувшись от тоски.
Лев бросил институт, весна тому виною,
Серёга свой филфак ругает за глаза.
Олег зубрит иврит, чтоб выехать с женою,
а Сэм познал Стамбул, Варшаву и базар.
А мама от газет в восторге. И журналы...
И, кажется, любовь, и клятвы до зари.
Листки идут в отрыв, как годы, по безналу.
И всё ещё кружат над домом сизари...

Он сильно похудел. Всему виною лето,
отрывками, и мир с повадками, как тать.
Листки календаря летят как эполеты
у тех, кто не умел два раза присягать.
Серёга – репортёр, прожектор катастрофы,
в Москве прописан Сэм – и видел всех в гробу.
Олег несёт свой крест в окрестностях Голгофы,
а Лев пропал в горах под городом Кабул.
То "Джип", то "Мерседес" – в берёзку ли, в осину.
Стран много, два пути: аптека и фонарь.
А мама пьёт настой и чаще просит сына
быть твёрже и трезвей, поскольку всё как встарь...

И не до голубей в осеннем небе низком.
Мы вышли на рубеж, когда уже с горы.
Проклятый календарь, листы уносит списком.
А кажется вчера... Но это до поры.
Олег ушёл в себя, Сергей уже за штатом,
Лев выплыл в Анкаре, и звать его Ахмед.
Семён Петрович стал народным депутатом,
хоть путает офшор, офсайды и обед.
Скрывает слякоть дней несбывшегося груды.
Подарки в юбилей, подачки всё черствей.
А мама видит нас, наверное, оттуда...
Как пёстрые листки в сгорающей листве...

Дыхание зимы. Последние страницы
на серой и пустой изнанке у плиты.
В далёком январе надежды, судьбы, лица:
казались – на века, и с вечностью на "ты".
Мы брали этот мир, наверное, на вырост.
Ребята, где же вы? Нам надо доиграть...
Но всё, что позади – хоть оторви да выбрось.
А дома – интернет, усталость и кровать.
И скоро новый год, да не по наши души.
И новый календарь, но рвать его не нам...
А мама ждёт всегда. И вечно будет слушать.
Мы встретимся... Дождись...
Что скажешь?..
Тишина...
______________________________________________

6. Питерский альбом

                Ладе Пузыревской


                Мы не проколем бабочку иглой
                Адмиралтейства – только изувечим.
                Иосиф Бродский

                Поэт в России – больше, чем поэт
                Евгений Евтушенко



--
Мой друг, я буду в Питере с утра.
Пытаюсь спать под хохот, храп и бредни,
Уныло отгоняя комара...
Дежурный проводник включает бра,
Приносит чай, выслушивает сплетни.

За поездом бегут скелеты крон.
Метель всю ночь с подножки не слезала.
Схожу с ума.
(На пристань? На перрон?)
В нелепых декорациях ворон
Дверями машет здание вокзала.

Лирический герой едва живой.
Ты, впрочем, скажешь – просто накатило.
Куда идти? Стою на мостовой,
Как питерский патруль береговой,
Глядящий на замёрзшее светило,

В котором отражается Нева,
Балконы, крыши, бранные слова
И что-то, недослышанное мною.
Бистро – направо. Пеною пивною
От грустных мыслей лечится молва.


--
Мой друг, здесь души заперты в тиски
Ведущих в небо лестничных пролётов.
Вконец осатаневший от тоски,
Господь ночами слушает стихи
И забирает лучших рифмоплётов.

У Невской Лавры строен силуэт.
Просторный тротуар разносторонен.
В Аиде каждый сам себе аэд.
«Поэт в России – больше, чем поэт»,
Когда рождён, убит и похоронен.

Пора поднять грядущее со дна.
Спешу покинуть мрачные ограды.
За каждым аймаком лежит страна,
Но лучшего в упряжке скакуна
На полпути уводят конокрады

И гонят в Лавру. Вечен ледостав.
Забвенье спит, столетья распластав.
И гении смычка, пера и дроби
Глазами перекошенных надгробий
Глядят в унылый мира кенотаф.


--
Мой друг, надежда свидеться слаба,
Твой адрес переездом искалечен.
Цыпленок чуда выпал из герба.
Смотрю, как сотни маленьких не-встречин
Сплетаются в большое «Не судьба».

Уходит день по следу детских лыж,
И я за ним. Курю. Давлю усмешку.
Стрелой играет каменный малыш.
Что мне осталось?
Снег.
Раздолье крыш,
Где ангелы с ветрами вперемешку,

И сорок лет длиною в черновик,
Где нет родных, но много всяких прочих.
Над Питером сияет крестовик,
Но призрак, оседлавши броневик,
Усердно исповедует рабочих.

Судьба страны стремится к январю.
Мерещится седому звонарю –
Прощальный круг закладывает стая.
Колоннами в гранитный пол врастая,
С земли ей смотрит вслед одна шестая.
И я с тобой негромко говорю.