Бестолочь

       Уложив последний четвёртый мешок картошки в коляску мотоцикла, я натянул поверх тент, и уже собирался войти в дом, как ко мне торопливо подбежал сосед по дачному участку пенсионер МВД со своей собакой.
       - Здорова, сосед. Смотрю, домой собираешься, может, и меня захватишь? А-то, похоже, дождь будет.
       - Нет, Петрович, задержусь ещё на пару часов, - ответил я на рукопожатие, - в доме работы много...
       - А я думал с тобой уехать, - с сожалением произнёс он, - Всё смотрю в твою сторону, да боюсь, что без меня уедешь.
       - Так уехать-то не проблема. Выходи на дорогу, кто-нибудь и подберёт.
       - Ну да, ну да, - согласился тот, вынул из кармана старую затёртую до блеска жестяную банку, не спеша достал из неё недокуренную сигарету без фильтра, сунул её в рот, располагая себя к неторопливой беседе.
       Молодой пёс - помесь лайки с дворнягой, уловив настроение хозяина, улёгся у его ног.
       - Вот, экономлю на табаке, - поймав мой взгляд, словно оправдывался он, - Пенсия не ахти какая, хоть и прослужил в милиции всю жизнь.
       Начинал накрапывать дождь. Мне не хотелось ни курить, не разговаривать. Думалось о том, как бы поскорей по-корректней отвязаться от собеседника и заняться своим делом, но против воли я пригласил соседа в дом:
       - Пойдём, так и быть, подарю тебе пачку "Примы". Помню, где-то завалялась.
       - Вот спасибо, - обрадовался Петрович свалившемуся счастью и засунул свой окурок обратно в банку, - Вот спасибо. Выручил ты меня.
       Пёс поспешил за нами.
       - Куда!? - заорал он на него, - А-ну сиди здесь.
       - Да пусть заходит, - разрешил я, - У меня всё равно тут не прибрано.
       Мы захрустели по разбросанным всюду щепкам и стружкам. В комнате Петрович засунул протянутые сигареты в карман, снова достал свой окурок и закурил, усаживаясь на стул.
       - Курить-то у тебя тут можно?
       - Кури, - ответил я и подумал: "Вот ментовская натура, сначала закурит, потом спросит".
       Пёс тут же улёгся у его ног, преданно глядя на хозяина.
       - Эх ты, шавка, - небрежно потеребил он собаку за ухо.
       - Почему же шавка? - удивился я и присел на корточки, чтобы погладить пса, - Вполне симпатичная собачка.
       Пёсик, довольный удостоенным вниманием, стал весело похлопывать хвостом по полу, поднимая клубы пыли.
       - Да бестолочь, а не собака.
       - А глазки очень даже умненькие, - не соглашался я с Петровичем.
       - Да ну его, ластится ко всем без разбору. А лает только на кошек.
       - Ну это объяснимо - ластится от недостатка хозяйской ласки, а на кошек лает, потому что охотничьих кровей.
       - Да каких там на хрен кровей - дворняжка. Одним словом - бестолочь.
       И он громко рассмеялся.
       "Сам ты - бестолочь", - подумалось мне. А пёс, тем временем, преданно смотрел на своего хозяина и ловил каждое его слово.
       Петрович уже сетовал на то, какая тяжёлая была у него служба в милиции и что при уходе на пенсию, врачебная комиссия нашла у него семнадцать болезней...
       Я специально стоял перед ним и не садился, давая понять, что не расположен к длительной беседе. Брал в руки молоток, примерял полки, но тот не обращал на мои потуги никакого внимания, а с каким-то удовольствием, понятным только ему, перечислял свои колиты, язвы и гастриты, и время от времени поглядывал на чайник, стоявший на столе. И я понял, что сосед собрался коротать со мной время до моего отъезда.
       На моё счастье послышался шум приближающейся легковушки.
       Выскочив на улицу, я тормознул "Москвича".
       - Слушай, подкинь соседа, - попросил я знакомого водителя.
       - Да пусть садится. Жалко что ли.
       Я снова заскочил в дом.
       - Петрович, иди, я тебе попутку остановил.
       - Да ты что?! А я и не понял сразу, куда ты так резко подорвался?
       - Да беги ты скорей. Человек же ждёт.
       Тот суетливо подхватился и неуклюже, по-стариковски выбежал из дома. Собака, оживившись, последовала за ним.
       - Ой, спасибо. Ой, спасибо. Опять ты меня выручил, - причитал он, обходя "Москвич" с задней стороны. Наконец хлопнула дверца и Петрович, разместившись рядом с водителем, стал сходу что-то оживлённо рассказывать тому.
       - Тьфу ты, бестолочь, - выругался я в адрес Петровича, увидев, как собака во всю прыть кинулась вслед за автомобилем, - Ну что бы пса-то не взять. А? Что за люди?
       Но машина и не собиралась останавливаться. А дождь уже лил как из ведра.
       Забежав в дом, я поблагодарил Всевышнего за избавление от надоедливого соседа и принялся за работу, моля Бога о том, чтобы пёс благополучно добрался до дома. И Бог меня услышал. Не прошло и пяти минут, как я уловил в прихожей какое-то движение. Выглянул и увидел знакомую собаку.
       Не решаясь переступить порог, пёс, вымокший весь насквозь, стоял в прихожке с высунутым языком и тяжело дышал. От его шерсти исходил густой пар и смачный собачий дух. В глазах его было непонимание, удивление и одновременно они были полны надежды.
       - Ну, входи, коли пришёл, - обрадованно пригласил я. Но пёс отпрыгнул назад и развернувшись, выбежал под проливной дождь.
       - Ты что, боишься меня? Иди ко мне, дурашка. Не трону я тебя.
       Он вновь забежал в прихожую, подскочил на задних лапах, передними толкнул меня в грудь, оставив два жирных грязевых пятна на куртке.
       - Ну что ты, - укоризненно возмутился я, отряхивая грязь рабочими перчатками. А пёс, между тем, бегал вокруг мотоцикла и искал место, где можно запрыгнуть в коляску.
       "Вот ведь, псина, - подумал я, - подвозил их пару месяцев назад, ещё совсем щенком был, а помнит".
       - Что мне с тобой делать? Я даже ни разу не спросил, как тебя зовут. Иди ко мне! - я присел на ступеньку.
       Пёс подбежал, лизнул мою руку и, жалобно поскуливая, снова метнулся к мотоциклу.
       - Ну подожди, - уговаривал я его, - кончится дождь, что-нибудь придумаем. А пока заходи, не мокни.
       И без того, грустные собачьи глаза, излучали безмерную тоску брошенного друга и взывали о помощи.
       Поднявшись, я вошёл в дом, нашёл чёрствый сухарь хлеба и поманил пса. Тот подбежал, обнюхал подачку, но не взял, а покорно лёг у моих ног, показывая всем своим видом, как просит меня отвезти его к хозяину.
       Присев рядом, я стал гладить его по мокрой шерсти. Он ухитрился и снова лизнул свободную руку, жалобно скульнув.
       Дождь всё-таки прекратился. Выглянуло солнце.
       - Ну ладно, уговорил, - согласился я.
       Пёс радостно подскочил и закружился возле меня, виляя хвостом. Я выгрузил два мешка картошки, отнёс их в прихожую. Он всё это время весело пританцовывал рядом, не отставая ни на шаг. Потом я вошёл в дом, чтобы взять мотошлем и навесной замок, пёс оставался возле крыльца. А когда я вышел обратно, то увидел в его зубах обрывок старой верёвки, которую он нашёл тут же среди строительного мусора, чем окончательно сразил меня своей находчивостью. Сердце моё дрогнуло.
       - Ах ты, пёс собачий, - взял я его за умную мордашку, - Ну как можно такую умницу назвать бестолочью? А? Да ты просто молодец! - забрав у него верёвку, я привязал её к ошейнику и разрешил запрыгнуть в коляску. Радости его не было предела.
       Пока я закрывал дом, он нетерпеливо поглядывал на меня из-под тента. А когда ехали, ни разу не высунулся за всю дорогу, будто боялся, что я его высажу. И лишь когда я остановился у дома Петровича, пёс с радостным лаем выскочил из коляски, волоча за собой обрывок верёвки, весело кинулся к знакомым воротам.
       "Вот тебе и бестолочь", - с какой-то нежностью подумалось мне.
       Я "газанул", и не дожидаясь, когда выйдет Петрович, поехал домой.