Прости, дед

Ты знаешь, что Дон скучал? Потом они мне про все рассказали.
Лет десять к тебе ходил, в обход,  по старой, по объезднОй
забытой дороге, печальными измученными тоской  глазами
смотрел на снимок, ложился на землю, вздыхал, вечером возвращался домой.
Бабушка его не ругала, нет, дивилась только, отпускала с цепи: ну, что мне делать с тобой?
иди, иди.
Соседи не верили: разве  собаке бывает так долго больно? позже привыкли: вон, Дон на кладбище снова пошел один.
Уважали. Рабочие с комбината (помнишь ту  мясобойню на выходе из деревни?) всегда выносили ему обрезки, подкармливали, сочувствовали любя.
Но  мне почему то кажется, что он так и не смог привыкнуть к той жизни реальной, которая ему осталась после тебя.
 Я Дона почти не помню, ведь тебя не стало, когда мне было всего пять лет.
Тогда зимой, в январе, мама забрала меня из детского сада днем,
сказала воспитательнице -  у нас в семье горе -
хорошо, что отец успел купить по срочной телеграмме билеты,
и мы летели на самолете втроем
 очень долго,  потому что Белоруссия на другом конце страны,
если считать от Приморья.
Помню, что меня не пускали –«не дОлжно дитю пугаться», скажите ей - дедушка просто спит..
На веранде, где стоял гроб,  дикий холод, много народу, молчаливый отец.
Мне случайно удается прорваться 
и я хватаю тебя за ноги, за плечи: «дед, ну вставай же! замерзнешь,
бабушка! надо его спасти! ».
У мамы белее снега лицо: « зачем ты здесь?
немедленно иди в комнату  и поиграй  тихо»,
меня уводят. Я до сих пор удивляюсь, откуда  мог взяться в деревне
после войны щенок дорогого английского мастифа.
Отец говорил, что это был подарок хороших друзей, на память,
ты ведь работал лесничим, очень любил охоту.
В долгих походах  всегда нужен надежный четырехлапый. 
Два раза Дону удавалось спасать тебя, он успевал  прибегать за подмогой,
когда в лесу тебе становилось плохо внезапно.. 
Но в тот последний  и третий его оставили дома
(мол, должен же кто-то  и  избу  караулить),  а под вечер он завыл, заскулил, запросился с цепи с тревогой.
Бабушка его не пустила – сиди дурень, пока хозяина нет, не  видишь как вьюжит,  ночью гулять надумал, ишь ты, когда метель за порогом.
Я думаю, он бы и в тот раз сумел бы тебя спасти –
ты не дошел немного, что-то около километра,
присел отдохнуть и просто уснул на холоде, недалеко от обочины.
Собаки больших размеров могут согреть человека своим телом
и защитить от ветра, 
так велика их преданность  – неоспоримая   не людская вотчина.
Наверно, Дон считал себя виноватым,
я почему то все время думаю про него, как про близкого человека,
а ведь видела всего несколько раз вживую.
Огромный и  теплый мир, чуткий, немного лохматый, немного нескладный,
когда обнимаешь за сильную шею, внутри все прыгает и ликует.

Этого нельзя не сказать: с годами он совсем оглох, бабушка говорила – вредничал и переставал слушать.
Его так и нашли, у тебя на могиле: мордой уткнувшись в землю, лежала огромная неподвижная туша.
Знаешь, я прожила всю свою жизнь у моря и потом, еще долго-долго  совсем в другом месте, в городе, который стоит  напротив Китая, но   часто вспоминая тебя, я вспоминаю, что такое собачье  горе, поэтому дома, прости дед,  у меня собак не бывает.