У обрыва

– Хочешь  я напишу о тебе? – спросил Сергей, поворачиваясь к Инне.
– Нет, напиши лучше о них, – она кивнула на вазу с белыми розами, – знаешь, я так люблю белые розы, они мне напоминают о зиме, о юности торжественно-прекрасной, неоконченной юности. Я с детства была слишком взрослой и теперь мне кажется, что я живу очень долго, мучительно долго. Я очень люблю белые розы.
– Больше рассвета?
– Больше…
Она посмотрела на него своими большими серыми глазами. В них не было печали, радости, ощущения жизни, ровно ничего, что говорило бы о ее присутствии на земле. Ему всегда казалось, что она не рядом, чувство отдаленности все глубже входило в сердце и от этого становилось больнее. Инна прервала его молчание.
– Пойдем к обрыву, помнишь наш рассвет?
«Пойдем к обрыву»… Она уже давно там. Только один шаг и все: конец жизни. Конец сладкой тоски в груди, именуемой любовью.  За что он ее любил? За детскую наивность, веру в лучшее, необыкновенную женственность в каждом движении руки, за теплые губы, нежно касавшиеся его щеки.
– Почему ты молчишь? Идем же, еще немного и совсем станет светло. А ждать  я больше не хочу.
– Инна, ты не спала всю ночь, давай немного отдохнешь, а после мы поговорим. Хочешь я принесу тебе свежих роз, эти совсем завяли.
– Разве? Посмотри как они величественно, гордо держат свои головки. Скоро и я увяну, как эти цветы. И ты разлюбишь и забудешь меня. Можешь идти, я даю тебе свободу. Иди.
– «Без тебя и свобода – тюрьма». Она не нужна мне. Я молю тебя, отдохни.
– Нет. Я еду к обрыву. Без тебя.
Сергей молча встал и вышел. Он не стал больше уговаривать ее. Все напрасно. И, в конце концов, Инна взрослый человек, вольный делать все, что ей вздумается. Он уехал на работу. В офисе сел за стол и посмотрел на фотографию. Даже здесь, рядом с ним, в кругу друзей она отвела глаза, но куда, куда она смотрит? Чего ищет? Что ждет?
Раздался звонок. Он вздрогнул. Звонил отец, недавно женившийся. Со дня смерти матери прошло лишь полгода, а он женился на другой. Сергея мучало это, возможно он даже ненавидел отца, предавшего память  матери. И лишь одно воспоминание грело его. По дороге с кладбища, его машину остановила девушка. На улице шел сильный дождь, и она, промокшая, ловила такси. Сергей остановился и предложил свою помощь, она согласилась. По дороге они разговорились. Девушка сказала, что она сирота и поэтому вынуждена снимать квартиру, работать на двух работах. Его сразу поразила откровенность. На следующий день они вновь встретились. На этот раз случайно. Сергей очень любил приходить на рассвете к обрыву, еще в детстве они с матерью часто сидели здесь, разговаривали, она его гладила и называла «своим маленьким мальчиком», а он прижимался к ее коленям и засыпал.
Уже вдали он увидел женский силуэт. Правильное очертание фигуры, тонкие линии рук, скрещенных на груди. Он сразу узнал ее. Она стояла в одном платье, несмотря на холодное осеннее утро. Он подошел сзади и надел ей на плечи пиджак.
– Вы простудитесь.
– А, это Вы. Вот уж не ожидала. Возьмите, мне совсем не холодно.
– А дрожь? Она предательски выдает.
– Это не физическая дрожь. Простите, я пойду, уже утро.
– Где я смогу еще Вас увидеть?
– У обрыва…
Это была Она. Инна. Его Инна. Через несколько месяцев он не мог себе представить существование без нее. А под Новый год предложил выйти замуж. Она отказалась. Ничем не объяснив такое решение.
Воспоминания вновь прервал телефонный звонок. Он, приглушив сердцебиение, снял трубку. Женский голос сказал, что его жена попала в автомобильную катастрофу и находится в тяжелом состоянии. Сергей потряс головой. Жена? Какая жена? Это наверное ошибка. Потом все было как во сне.
Назвали номер его машины, описание женщины, находившейся за рулем, в точности совпадало со внешностью Инны. Через полчаса он был в больнице. Ее лицо было неузнаваемо искалечено ранами, глаза завязаны. Врач сказал,что при ударе девушка ударилась затылком, и вследствие травмы, уже, скорей всего, никогда не сможет видеть.
– Но что случилось, как это могло произойти?
– Специалисты сказали, что авария произошла по причине невнимательности водителя, подушки безопасности не сработали, – врач внимательно посмотрел в глаза своему собеседнику, – а впрочем, Вы простите, я должен идти, меня ждут другие пациенты.
– К ним Вы спешите, а как же искалеченная жизнь Инны?
– Я не Господь Бог. На все только его воля.
«Знаешь, я так люблю белые розы, они мне напоминают о зиме, о юности торжественно-прекрасной, неоконченной юности…» Слезы. Дрожь. Обрыв.
«Пойдем к обрыву, помнишь наш рассвет…» Машина, Инна не может справиться с управлением… Удар, словно тысячи гранат взорвались одновременно. И тьма, всепоглащающая тьма…
Сергей проснулся от удара грома. На улице пошел дождь, от окна тянуло холодным воздухом и запахом табака. Кто-то курил на балконе. Кто-то, кому хорошо. У кого есть жена, дети, здоровье, счастье. Кто-то, у кого есть все. И этого «кого-то» он сейчас ненавидел. За себя, за Инну, за «неоконченную юность». Перед глазами, как живые, пролетели картинки: дождь, гроза, кладбищенские могилы, смерть матери, предательство отца и Она.
Утром ему позвонили. Женский голос сказал, что Инна хочет с ним поговорить. И он, бросив все, немедленно поехал в больницу.          
– Ну, как тебе? Ты, наверное, потрясён моим внешним видом? Прости, исправить я пока не могу. Или больше не могу. Почему ты молчишь, неужели все так плохо?
Она держалась. Несмотря на боль, отчаяние, тоску по белым розам и рассвету. Холодно, спокойно, как и прежде. Только глаза не казались безжизненными: они такими и были. В отличие от Инны, Сергей не смог удержать себя в руках. Выбежав из палаты, он произнес только одну фразу: «Господи, за что мне все это? Я так больше не могу. И не хочу».
Ночью он сделал для себя безутешный вывод: видеть Инну он больше не может. Возможно, это единственный выход.
Через два месяца её выписали. Впереди была пустота, темнота. До дома Инну довезла машина скорой помощи, но санитары даже не довели до квартиры. Она простила. Им простила, Сергею, бросившему ее, жизни. Она всем простила. Кроме себя. Ощущение подавленности, ничтожности, ненужности убивало ее. Вот 16 ноября, а вот и 1 января. Новый год, новая жизнь «по старому стилю.» Остался только телевизор, он рассказывал ей много интересного, и в ее голове оживали образы. Она смеялась сквозь слезы. Так было нужно. Ей нужно, чтобы жить. Как-то, по одному из каналов, объявили конкурс на лучшую глиняную скульптурную работу. Инну очень заинтересовала эта игра. В детстве, вместе с другими детьми из сиротского дома, она ходила на кружок скульптуры, который вела их директриса.
На лоджии, наощупь, она нашла старую глину, которая невесть что здесь делала, видимо, хозяйка, у которой она снимала квартиру, покупала для своих нужд.
Всю ночь, полдня и остаток вечера она безустанно, полагаясь только на тактильные ощущения,  лепила. Получилась скульптура, ростом чуть ниже Инны, как сестра похожая на нее. Но у нее получилось. Она это сделала.
«Без тебя и свобода – тюрьма». Но нет, ограничить душевную свободу сможет только смерть, но душа бессмертна, а значит и свобода тоже бессмертна, – Сергей посмотрел на потухшую свечу, – нет, мне нужно, я должен ее увидеть.
Он вошел в темную холодную комнату. Возле окна стояла она. Тонкая фигура, руки скрещенные на груди, изящный поворот головы.
– Инна, прости, я не должен был… Нам нужно поговорить, нельзя все оставить так… Это неправильно.
– Разве?  – он услышал голос с другой стороны комнаты.
– Инна? Но как же…  А это…
– Слепая.
– Что, прости?
–  «Слепая». Это моя скульптура. Моя жизнь и моя смерть. Это я. Прошу, уходи. Я слишком долго стояла у обрыва, у той горы. Наша встреча сразу была обречена, она состоялась у бездны. Уходи.
– Но…
– Иди.
      Он ушел, так было нужно ей.
 Через несколько дней состоялся финал конкурса. Инна заняла второе место. Первое досталось девушке, которая создала образ тоски. Ее скульптура и работа Инны были очень схожи между собой, и жюри конкурса решило сделать композицию под названием « Слепая тоска»
Слепая тоска, слепая боль, слепая надежда и слепые глаза. Она, наконец, нашла себя. Обретшая слепоту, она обрела  мир, счастье и жизнь. Сильная женщина, находившаяся «у обрыва» и сумевшая устоять.