Атония...

                I.

Так две эффектных Тони
лечили нас в притоне,
Асклепию выплачивая долг;
палатка на понтоне
в густом тумане тонет,
глотая влагу всех условных Волг.

На мол влезает влага,
морщинится салага,
старея у сатрапа на глазах;
кипит в сетях салака
и камень бы заплакал,
но сух левкас в резервных образах.

Туга в локтях повязка,
ждёт хлороформа маска,
темнеют нити марлевой дуги;
холмы смывают ливни
и обнажают бивни,
и умножают тягости враги.

Не знали мы, сколь многих,
увечных и убогих,
пленил мормышкой северный сосед;
морковный сок и полба,
в себе вмещает колба
всех чечевичных в ячневой красе.

Росе к рассвету статься
и сбыться постараться
усилием поверхностей живых;
коричневатым руссом
облепит, словно гнусом,
распахнутость проходов ножевых.

Пульсируют экраны,
на них мерцают раны,
ползёт из кранов ржавая вода;
кровавый богоносит,
собачий лай доносит
эфирным ветром в наши города.

Давно тянуло смрадом
от тех, что жили рядом,
но нет пророка в ящике для лжи;
а тех, кто чуял тленье
и распознал гниенье,
гиены гнали голыми по ржи.

Остра стерня, а хорда
не трости кость для лорда,
но вешалка для плоти парвеню;
серпы тускнеют к сраму,
вмещают панораму
учебники для новых ingеnue.

В капусте хрестоматий
хрустят о сопромате
буграми ограждённые хрящи;
гужи вживляют взявшим,
коржи на крышки павшим,
проcпавшим разве в памяти свищи.

                II.

А не смотри, предатель, на закат,
оправдывая лживость языка
свободы прободной поползновеньем;
Исав со всей изнанки волосат,
в нём голосят сирокко и пассат,
но колбаса слепит его мгновеньем.

По мановенью взбесятся басы
и торбаса взалкают колбасы,
слюны томленье застит свет вечерний;
теперь он мене, текел, упарсин,
допущен в императорский торгсин,
где невесомость гнид – примета черни.   


Soundtrack: Vladimir Ashkenazy, S. Rachmaninov, Prelude in g-moll, Op.23 No.5.