Рябиновые бубенцы

 * * *
Хорошие стихи. Они для нас
И дороги безмерно, и обычны,
Как ветер, звезды, зори в ранний час,
Как росы на полянке земляничной.

Порой не знаем, кто их сочинил,
В каких местах и как они рождались,
Как будто сами строчками чернил
Легли на лист бумаги и остались…

Хорошие стихи. Они всегда
Просты на вид. Но пишутся не просто,
Ведь росы в поле, ветер, зори, звезды
Природе тоже стоили труда.

БЕЛАЯ ЛОШАДЬ
До свиданья…
Что глаз свой скосила?
Ах, какая красивая ты!
Оттого ль, что земля уродила
Для тебя луговые цветы?

С звездопадами ночью играла,
И тебе золотую судьбу,
Догорая, звезда нагадала,
Черным следом оставшись на лбу.

Осень дни заревые итожит,
Стали тихо цветы увядать…
Ты  как родина,  белая лошадь,
Мне тревожно тебя покидать.

После отпуска дом покидаю,
И мне кажется, что навсегда.
Не мои ли цветы увядают?
Не моя ли упала звезда?

Все цветы память в горнице сложит.
Буду жить в постоянной мольбе…
До свидания, белая лошадь,
Дай мне Бог возвратиться к тебе.

* * *
Принесет почтальонка газету
К нам домой. Там стихи мои есть.
Сядет мама к окну – ближе к свету,
Но стихи не сумеет прочесть.

Не сумеет прочесть, ведь не смог я
Их сложить на родном языке.
И стихи мои звонкие смолкнут,
Как цыплята, у мамы  в руке.

И о чем написал сын в газету?
Мать моя не узнает о том.
Сядет тихо к окну – ближе к свету,
Только солнце зайдет за окном.

Принесет она к чаю малины,
Четки старые тронет без слов.
Не услышу я этой молитвы,
Не прочтет моя мама стихов.

МЕЧЕТЬ
Не побоясь Господней судной мести,
Мечеть спалили. Храм навек исчез.
Упал на землю старый полумесяц –
В душе не зарастает ржавый срез.

О, кто же, кто сверкнул в ночи окурком?
А может быть, звезда, упав во мгле,
Спалила храм в своей святой печурке,
Чтобы его не мучить на земле?

К чему теперь все эти разговоры?
К чему для мертвых накрывать столы?
И лишь ночами пьяницы и воры
Там золото искали средь золы.

Золу свезли. Теперь на этом месте
Полынь цветет и сохнет лебеда,
И по ночам небесный полумесяц
Висит на телеграфных проводах.

ЧАСЫ
Часы на стене бьют призывно и звонко,
Им только однажды пришлось помолчать:
Когда в ночь на деда пришла «похоронка»,
Ходики вдруг перестали стучать.

Но это молчание длилось немного…
Беду пересилив, хоть не было сил,
Отец мой – мальчишка тогда босоногий,
Наутро часы эти вновь починил.

ДЕД
О, дед мой, без вести пропавший,
Не знал тебя я никогда…
Ты кто теперь –
Река иль пашня?
Тропинка? Дерево? Звезда?
Ты кто теперь?
И где сумею
Я разыскать твои следы?
А впрочем, где следы деревьев,
И кто отыщет след звезды?
Ты где теперь? Какой тропою
Пройти, чтоб встретиться с тобой?
Но тропы заросли травою –
Не знаю я, какой травой.
О, дед мой, без вести пропавший,
Любивший отчие края.
Ты кто –
Река?
Река за пашней,
В которой отражаюсь я...

* * *
Отец,
На закате пойдешь в старый сад.
В саду начался уже яблокопад.
О крышу, что крыта твоими руками,
Яблоки гулко стучат.

Как будто там кони шальные в пути,
Которым ты жизнь свою всю посвятил,
Как будто там носятся лошади в яблоках –
Их ведь и я полюбил…

Нам яблоки в кепке своей принесешь,
Положишь на стол их…
Но ты не поймешь,
Что эти – из кепки – медовые яблоки
Завтра не будут, как мед…

* * *
Утром пахли травами туманы,
Я стоял над тихою рекой.
И была как будто рядом мама
И ласкала теплою рукой.

Говорила: «Вырастешь вот скоро –
И уедешь из села, сынок…»
Вспоминалось детство…
В эту пору
Показался в поле табунок.

Вновь, зарей омытые, бежали
Жеребята гулко в табуне.
Мне казалось: из рассветной дали
Детство возвращается ко мне.

КЕРОСИНОВАЯ ЛАМПА
Керосиновая лампа
Не рождает больше свет.
И лежит в углу чулана,
Почернев за много лет.

Но найдя приют свой в хламе,
Всех жильцов пережила…
Светит память, словно пламя,
Что она во мне зажгла.

СТРАННИК
Шел домой забытый всеми странник,
А до дома было далеко.
Впереди окно горело странно,
Сквозь пургу шагалось нелегко.

Вот пришел конец путям бродяжьим,
Возвращался в дом свой навсегда…
Кто-то выл и больно, и протяжно:
То ли волки, то ли провода…

Часто вслед ему скрипели двери,
До сих пор в ушах тот скрип дверей.
Он забыл, что есть на свете звери,
Что куда опаснее людей.

… Шел домой забытый всеми странник,
Да и сам не помнил никого.
Впереди окно горело странно,
Словно точка на пути его.

НИЩИЙ
С молчаливо-золотистым звоном
У базара тополь опадал.
Чуть в сторонке на багровом фоне
Нищий подаянья ожидал.
Осеняя горожан, молился.
Как же не срывался он на крик?!
И лишь тополь сыпал в кепку листья,
Но листву вытряхивал старик.
Он не знал, что сам похож на тополь,
Ну, а тополь – на него похож.
Кто бы знал: от холода ли только
Дерево подчас бросало в дрожь…
Знаю, что обыденные «вести»
Я поведал. Да, судьба – не мед.
Но и нищий не приемлет, если
Милостыню нищий подает.

* * *
Часы-кузнечики идут.
Ромашки-стрелки к солнцу гнутся.
Минуты росами зажгутся
И быстро высохнут – пройдут.

Ты повнимательней взгляни:
Между рекой и тополями
Бегут цветочные поляны,
Земли отсчитывая
Дни…

Цветут цветы,
Идут года.
Что ждет нас: вечность иль забвенье?
В какое упадет мгновенье
Мерило вечности –
Звезда?

А может быть, минует нас?..
Оставь нескромные замашки:
Сдвигая на себя ромашки,
Ты не ускоришь
Звездный час.

* * *
Как музей,
Деревенька простая,
Светят домики добрых людей…
А тропа и сюда зарастает,
Впрочем, редко мы ходим в музей.

Пастухи гонят стадо скорее,
Конюх спешно идет к табуну…
Я подумал: живые музеи
Еще кормят большую страну.

Вижу: в пойму с корзинками бабки
За лечебной травою спешат.
Плотник к дому шагает с рубанком –
Обновлять, стало быть, экспонат…

Как музей,
Деревенька простая,
Светят домики добрых людей.
Но тропа и сюда зарастает:
Очень редко мы ходим в музей.

ВЕТЛА
Опустела эта деревушка…
И, пожалуй, видел лишь петух,
Как пилили дерево старушки,
То есть, видел спины двух старух.

Третья, неподвижная, лежала
В доме – где остывшая зола…
А пила с рассвета скрежетала –
Не сдавалась старая ветла.

Мужика, быть может, вспоминала,
Что сажал ее здесь на века,
Чтоб очаг от ветра охраняла
И тепло родного очага…

Он не знал, сходя навек с крылечка,
О грядущей жизни скорбных вдов…
Память жгут они в остывшей печке,
Чтоб не умереть от холодов …

О таком ли здесь мечтали счастье?..
Лишь петух, привыкший не молчать,
Все хотел куда-то докричаться,
Хоть недолго самому кричать.

ДЯТЛЫ
Как на кладбище в этой деревне:
Окна в черных брусковых крестах.
Только дятлы стучат по деревьям –
Дятлов много в забытых местах.

Кто же думал, что вновь возвратится
Грустный стук забиванья окон…
Но надолго запомнился птицам
Тот прощальный набат молотков.

Люди быстро дома забывают,
Только птицы о том не молчат.
Будто окна опять забивают,
И не дятлы как будто стучат.

ЧЕТКИ
Где проводов повисли молча плетки,
Мое село покорно дремлет там.
Его огней разбросанные четки
Перебираю часто по ночам.

Ах, эти четки на земной ладони
Перебирала вечности рука…
А я молюсь, чтобы в отцовском доме
Светили окна мне издалека.

Молюсь о том, чтоб снежные бураны
Дорогу к дому не смогли стереть,
Чтоб вместо ядовитого бурьяна
Там выросла нетленная мечеть…

Боюсь, пока молитве той короткой
Найду я сокровенные слова,
Угаснут окна –
Оборвутся четки,
Мою молитву мигом оборвав.


РЯБИНОВЫЕ БУБЕНЦЫ
Ох, какая земля одинокая –
Заколочены избы подряд.
Под незрячими сельскими окнами
Лишь рябины призывно горят…

Вы надеетесь ягодным светом
Вновь позвать всех ушедших
Домой.
Ваши ягоды,
Горькие летом,
Все же слаще бывают зимой.

Но рябины, рябины, поверьте,
В жизни часто все наоборот:
Здесь, как зимняя ягода,
Лето,
А зимой – только снег у ворот.

Наметет его за день, как за год,
А сгрести нет ни рук, ни лопат…
Бубенцами рябиновых ягод
Лишь закаты призывно звенят.

ГНЕДАЯ
… И гнедую зарезали лошадь,
Не сберег я ее, не сберег…
И зима не смогла запорошить
Чистой крови ее островок.
Но, быть может, с рябин опадая,
Это ягоды чертят свой след?..
Только чуткая лошадь гнедая
Вновь мне сердце лягает в ответ…

ТАБУНЫ
Ночь. Мальчишки. Табун
Лошадей. И костры до зари.
Над кострами, над речкой –
Сияние белой луны.

Не погаснет Земля…
Ну, а если померкнут
Луна и костры,
Озарят тихий край
Белогривых коней
Табуны...


КЛАДБИЩЕ
Вновь деревья толпятся на кладбище. Видишь, прохожий?
Словно сход земляков за деревней собрался моей.
Как же эти деревья сегодня похожи
На моих земляков, что лежат у могучих корней.

Закряхтел стройный дуб и напомнил опять гармониста,
Что любил погулять, уж не будем таить мы греха.
И умолкнул навеки последний баян голосистый…
Но закат над могилой свои расправляет меха.

Здесь черемуха тонет в искрящихся волнах цветенья –
Как упавшая с лодки бесстрашная дочь рыбака.
Здесь увижу опять, словно в призрачный час озаренья,
И гадалку-старуху, и конюха, и печника.

Здесь увижу опять… Не пойму лишь, зачем здесь толпятся?
Не за наши ли души молиться и плакать пришли?
Не полынь ли с крапивой, что росами мирно искрятся,
Вдруг запахли забвеньем и больно сердца обожгли?

И пришли они вновь помолиться, как раньше молились,
Позвала их сюда полумесяца светлого тень.
И наверное, звезды, что тихо и странно светились,
Вдруг почудились светом угасших уже деревень…

Как все эти деревья сегодня похожи
На моих земляков, что лежат у могучих корней!
А деревья шумят и толпятся. Ты видишь, прохожий?
Будто сход земляков за деревней собрался моей.

РЫБАК
Камыша раздвинув молча стену,
Подошел к реке рыбак седой.
Удочку, как чуткую антенну,
Он вознес над светлою водой.

О, рыбалки радости и муки!..
Только мне вот кажется подчас:
Ловит он таинственные звуки,
Что вовек неведомы для нас.

От заката до утра не гаснет
Костерок – пылающий маяк…
То, что он на свете есть, –
Прекрасно,
Не могу забыть о нем никак.

Каждый день (хоть зимний он, хоть летний)
У костра тот сгорбленный старик…
Коль вдали мой стукнет час последний,
Он «поймает» мой прощальный крик…

ПЕТУХИ
Свет в окне.
За окном – темный цвет,
Не видать ни берез, ни ольхи.
В мире только одни петухи,
Кроме них никого в мире нет.

Только преданным птицам
Поймать
Звезд немые сигналы дано…
И еще в мире есть моя мать,
Чье сегодня пылает окно.

И еще моя мать в мире есть,
А она вышивает ковер.
Петухом стала тонкая шерсть,
Гребешок засиял, как костер.

Вот спросить бы ночных петухов,
В чем незримая тайна земли?..
Как красиво сегодня легли
На ковер тени их голосов!

ПИСЬМО В ЗАБЫТУЮ ДЕРЕВНЮ
Согрей остывшие истоки
Теплом преданий и былин.
В своей деревне одинокой
Скоси с тропинки всю полынь.

И тихой ночью, грустной ночью
Зажги померкшую свечу.
«Да будет жизнь!» – звезда пророчит,
Поверь небесному лучу.

А утром вновь сходи к истокам,
Согрей дыханием своим.
Дымком костра в лугах с осокой
Развей тумана сизый дым.

И пусть в лугах слышны копыта,
Ты солнцегривых не стреножь.
Молю тебя: в селе забытом
Не отдавай коней под нож.

Согрей остывшие истоки,
И, не пеняя на судьбу,
Впряги для нового пророка
Коня в последнюю арбу.


* * *
Мы, наверно, друг друга не звали.
Но пришли, чтоб друг друга спасти.
Поднялись мы с тобой из развалин –
Ты за тяжкие боли прости.

Знаю, знаю, пришлось тебе больно,
Да и я был изранен в глуши.
Но душа твоя – как колокольня
Зазвонила в вечерней тиши.

А моя – стала белой мечетью,
Полумесяц взошел золотой.
Заходившего солнца свеченье
Он успел отразить над землей.

Этим храмам, наверно, не слиться…
И расстаться им Бог не послал,
Ведь у них есть немая молитва,
Что обоих когда-то спасла.

* * *
Когда о тебе я вспомню,
Когда одолеет грусть,
Выйду я полночью в поле,
Красной зарей обернусь.

Светом прольюсь я в речушке,
В поле сольюсь с тишиной,
В дальней твоей деревушке
В твое загляну окно.

И сразу сумрак растает,
Ярко зажгутся цветы.
Подумав, что рассветает,
Выйдешь на улицу ты…

РОЗОВЫЙ МОСТ
Родная!
Не ходи по грешным тропам,
Душа живуча только среди звезд.
Не зря природа вечерами строит
Через реку пылающий свой мост.

Два берега хотят соединенья.
Сумеем ли мы по мосту пройти,
Когда закат пылает лишь мгновенья
И не дано другого нам пути?

Гляжу на мост с восторгом и мольбою.
Пройти так сложно…
Истина проста:
Ведь это называется
Любовью –
Хождение по розовым мостам.

* * *
Плясал юродивый у рынка
Под медный звон колоколов.
Стояла глиняная крынка,
Наверное, для медяков.

«Не дай ты Бог, – толпа шептала, –
Такого ближнего иметь…»
И медь монеток заменяла
Лишь дальней колокольни медь.

Глазея, будто на икону,
Не стало грустно никому.
Звонил лишь
Колокол церковный…
Не по нему, не по нему.

КОЛОКОЛА
Уходя по тропе, оглянись ты
На деревья.
Их звон сохрани.
Этот звон улетающих листьев
Колокольному звону сродни.

В этих звуках – святые печали
Тех, кто рядом, и тех, кто вдали.
И когда колокольни молчали,
Не молчали деревья земли.

И звонили в округе деревья,
Словно тихие колокола.
И горели над церковью древней
Как в листве золотой
Купола…

ИКОНЫ
Заглушив колокольные звоны,
Застучали в церквах топоры…
А мальчишки на скользких иконах
С диким визгом катались с горы.

В том, что не было красочных санок,
Спору нет, не вина детворы.
Но иконы, что санками стали,
Лишь с горы знали путь, лишь с горы.

* * *
Свет в окне – как свеча в алтаре.
Бездорожье. Кордон. И дубы.
Сладкий запах ночных земляник.
Горький дым прокопченной трубы.

Тишина чуть поодаль полна
Звонким плачем голодных волчат.
И о чем-то над грустной свечой,
Как монахи, деревья молчат.

Да, когда-то здесь был монастырь.
И к земле здесь царила любовь.
И округа, быть может, жива
Лишь молитвами черных дубов.

ТРОПИНКА
Где мать гусей сгоняет хворостинкой,
Где лошади пасутся до зари.
Средь клеверов бежит моя тропинка,
Не отрываясь от родной земли.

В тиши восходят зори зверобоя,
И душу рвут в ночи перепела…
Я не забуду утро заревое
И маму, что по тропке следом шла…

Потише, стрекот пишущей машинки,
Вспугнешь лошадок, что идут к реке
Сквозь память сердца
Тою же тропинкой,
Хотя она осталась вдалеке.

Коль выйдешь, мама, к речке неторопко,
Где лошади пасутся до зари,
Судьбу мою ты проследи по тропке –
Она не оторвется от земли.

* * *
И летают над желтым овражком
Провода паутин, серебрясь.
Между мной и последней ромашкой
Вдруг прямая появится связь.

Мне ромашка о доме напомнит
И о многом успеет сказать.
Долго буду я детство над полем
На серебряной нитке держать.

Да, цветам я сказал бы о многом,
Не чужда им словесная вязь.
Но пока соберусь с монологом,
Оборвется прозрачная связь.

* * *
Горит листва…
Огонь – как будто знамя
Бог весть какой неузнанной страны.
Ты знаешь ли, что вера – есть незнанье
Того, что книги правды сожжены?

Не только нет в отечестве пророков,
Пророков нету и на всей земле.
И пусть ее исходим и изроем,
Мы правды не найдем. И лишь к золе

Сумеем подступиться близко-близко.
И не поймем, что это – правды прах,
Что от костра вознесшиеся искры
Светилами застыли в небесах.

Возможно, тайну знают лишь деревья?
Но лишь огню о том расскажет лист…
Не потому ль в минуты озаренья
Мы к небу обращаем зрячий лик?..

* * *
Ударил ветер в провода –
И в люстре нет огня.
И занавеску я тогда
Тихонько приподнял.

Ковшом Медведица в окно
Плеснула чистый свет.
Светло так не было давно –
Как будто сотни лет.

Ударил ветер в провода –
И света в люстре нет.
Но не погаснет никогда
В моей Вселенной свет.

* * *
Вон продрогший фонарь…
Лай собак
На него иль на снег у ворот?..
Луч натянут струной вдоль столба,
Словно тоненький громоотвод.

Не завалит ли столб до утра? –
К фонарю весь слетается снег…
Не пойму, для чего здесь
Фонарь?
Никого же на улице нет…

* * *
Зеленый май. Туманы засинели.
Сады не отряхнулись ото сна.
Пьет воду жеребенок,
Дремлют ели.
На цыпочках здесь бродит тишина…

Неведомо природе в час рассветный,
Когда она спокойствием полна,
Что в мире есть зловещие ракеты,
И может грянуть новая война.

Тогда луга, сады и жеребенок
Взметнутся черным пеплом в высоту…
Ну, а природа, как грудной ребенок,
Наивно верит только в доброту.

БОЛЬШАЯ МЕДВЕДИЦА
Почему эти окна не светятся?
Что случилось, деревня, с тобой?
Приуныла большая медведица,
Видно, грустно ей в небе одной.

Каждый вечер, когда из ловушки
Выбиралась на небосклон,
В этой тихой лесной деревушке
Загорались семь тихих окон.

И всю ночь (от тревожных бессонниц)
Костерками горели в тиши.
И медведи на свет этих горниц
Выходили в ночи из глуши.

А Медведице было отрадно,
Что доверчивы эти огни,
Что ее косолапые братья
На тревожной земле не одни…

Почему эти окна не светятся,
И медведи не ходят тропой?
Приуныла Большая Медведица,
И слезинка упала звездой.

ЯГОДЫ
Где земной полумесяц срубили,
Затушив в светлом храме огни,
Одиноко мерцает рябина –
Хоть ее от беды сохрани.
Нету пламенным ягодам счета!..
А рябину земля родила,
Чтобы гроздья разбросанных четок
Для живущих людей собрала.

МЕЛЬНИЦА
Вчера багрово полыхали листья,
Сегодня мир окрестный весь в снегу…
В село к нам нынче мельница вернулась,
Перемолов обиды и тоску.

И вот летит на землю снег осенний
И кружит он по утренним полям.
В село к нам нынче мельница вернулась,
И небо подражало жерновам.

За утро вдвое поседевший мельник
Махорку горьковатую тушил…
Ах, жернова ль так поздно закрутились,
Иль снегопад немного поспешил?..

* * *
Никто не знал в селе в тот давний вечер,
Что неспроста в притихнувших местах
Вдруг разыгрался легкокрылый ветер,
И свежестью повеял неспроста.

Он в грудь стучался босоногим детям,
Трепал солдаткам черные платки.
Еще никто не знал на белом свете,
Что светлые часы уже близки.

Никто не знал, что завтра на рассвете
О мире репродуктор известит…
А нынче, может быть, старался ветер
Весть о Победе первым донести.

* * *
Сутулая прибрежная ива
Шелестит на ветру…
Или шепчет
Свою утреннюю молитву
Доживающая век
Деревенская старуха?

Дятел стучит
В заречном лесу…
Или четки постукивают
В руках у молящейся
Старухи?..


* * *
Вот шалашик одинокий.
Я спросил у рыбака:
Из разросшейся осоки
Выплыть сможет ли река?

Без ответа грусть осталась…
Лишь душа его в тоске
Молчаливо заметалась,
Будто щука на крючке.

А село, цепляясь крепко,
Словно рак,
За камыши, –
В высыхающую реку
Молча пятилось в тиши.

ЛИСТОПАД
В листопаде так много грусти.
В листопаде так много света.
Грусть –
Наверное, от увяданья,
А свет – от сгоранья на позднем солнце
Светлой души деревьев…
Я тоже, как лист осенний,
Сорвался от дома родного.
Ушел по тропе, на которой
Трепещут увядшие листья…
По этой тропе вдогонку
За мною бежит листопад.
 
ЯБЛОКИ
Гулко падают яблоки летом…
В сердце стук –
Как напористый взлом.
Не упасть бы вот так и планете,
Переполненной кровью и злом.

Ведь ее уж никто не отыщет.
Не найдет в куче мертвых планет.
В равнодушной Вселенной нет нищих,
И мальчишек, и дворников нет.

ГРАЧИ
Жажда жизни сжигает души,
Превращая их в черные угли…
Не верите?
Посмотрите тогда на грачей,
Что гнездятся на черных кладбищенских
Соснах,
Превращаясь в обугленные сердца…

ДЕРЕВО
Всем известно: деревья живые.
Так живою была и ветла.
Но увидел я это впервые,
Когда тихо она умерла.

Вдруг свалилось усталое тело.
И глядели дубы, не дыша.
И скворцом в небеса улетела,
Приумолкнув с испугу,
Душа…

* * *
По листве, по опавшей листве
Я иду, словно дождь одинокий…
Стая листьев взметнет над землей
Мою душу. И снова опустит.

Я иду, словно дождь, по земле.
Птичью стаю у рощи настигнув,
Я вспугну ее, чтобы душа
Устремилась за этою стаей.

Да, взлетит стая птиц над землей,
Словно ветром задетые листья.
И, как стая, осыплется вновь –
Птицы в дождь никогда не летают.

НИЗАМИ
Не забуду я памятник
Низами,
Тот, который стоит
В Баку.
К нему не кладут
Цветы,
Сорванные в саду.
Сами растут здесь
Цветы,
Как, наверное, сами же
Пишутся и стихи…

* * *
От всех огней селения родного
Стихами душу я воспламенил.
Сойдя с крыльца скрипучего, резного,
Уехал в город, что меня манил.

В том городе призывно полыхали
Ночные окна гордого дворца.
Но нет, меня, конечно, там не ждали,
Да и зачем мне там едва мерцать?

Зачем гореть свечой, коптя на праздник?
Там людям хорошо и без того…
Мое окно – вон то, что чуть не гаснет
И страстно ждет горенья моего.

ДНИ
Я разожгу под Новый год голландку
Из веток старой ветлы,
Которая посажена отцом.
И долго буду глядеть на огонь,
Перебирая прутиком горящие ветки,
Как мною прожитые дни.