Застывшие приговореные

Человек из бронзы
за провинность своего существования,
или в вынужденную благодарность за создание,
приговорен скульптором к вечному сидению на скамье.
И все вроде бы ничего:
душ из дождя,
пена из снега,
вечный абонемент в открытый солярий
и даже бесплатное представление,
которое каждую ночь разыгрывает небо,
а каждый день - копошащийся город,
но это заточение.
Стены камеры - бульвар и спинка скамейки,
за ней, гардинами, деревья,
их листья летом приятно касаются спины,
хотя зимой нещадно царапают в бури;
навсегда застывшая среда обитания,
в которой только Вселенная,
эта вечная старая музейная дева
ежесекундно меняет декорации,
смахивает пыль повседневности
и наносит полироль скуки.

Бронзовые глаза видят многое,
часто скрытое от остальных:
все оттенки и полутона восходов и закатов,
первые и последние поцелуи,
частички мыслей, искрящихся,
танцующих в толще тирана-воздуха.

Все улавливают бронзовые уши:
удары пульса ждущего свидания,
трепет сердца отчаявшегося, потерявшего надежду,
движение крови по венам всегда спешащего,
последний вздох того,
кто случайно пал жертвой сердечного приступа,
откровение одинокого человека,
которого больше никто не слышит.

Но молчит бронзовый рот,
хотя многое мог бы поведать,
и ветер не треплет бронзовые пряди.
Больше всего бронзовый человек любит туман,
в нем он похож на живого человека,
одно радует -
не атрофируются мышцы литого тела,
спина не затекает и не ноют суставы,
предвещая новую погоду,
а ведь возраст давно бы уже взял свое.

Мастер оставил внутри подпись.
Она стала душой, невидимой,
совсем как у человека,
до тех пор пока не истечет срок наказания,
когда бронзового человека бережно
отправят в плавильню,
или не очень бережно, скорее даже грубо,
под многотонный пресс,
ведь неизвестно имя проводника в мир
бронзовых мертвецов,
он может оказаться как молодым творцом,
так и старым литейщиком,
и никто никогда не увидит подпись создателя,
которая растает, исчезнет в момент смерти,
подобная душе человека,
и мир снова пройдет мимо истории чьей-то вечности.

Люди не смогут удивиться тому,
что каждый день они проходили мимо
одного из самых верных и преданных своих друзей,
умеющего хранить их тайны
зачастую лучше, чем сами их носители и вершители,
того, кто не выдал бы секреты
ни под пытками палящего солнца,
или ожогов лютого холода,
не говоря уже о вражеских полчищах птиц
и стигматах, появляющихся от ласк вандалов.
Изо дня в день мы не замечаем тех,
кто, возможно, знает нас лучше нас самих.