Для узкого круга

  Тип этот в отделении  находился давно, игнорировал милосердие и схемы лечения, не оставляя достижениям  фтизиатрии ни единого шанса.

Передвигаясь осоловелым зигзагом по целебным пространствам, он  отборно материл процедуры и персонал.
И черно дымил краденым куревом, без отрыва от стиранных простыней.               

Сестрички рыдали.  Дохтура вяло поводили плечами.
Инструкции ограничивали персонал  в принятии радикальных решений.               
      
Старшая сестра в окружении социально неординарном умудрялась держаться сдержанней прочих.   

Но в то  эпохальную рань, войдя  в ординаторскую, потрясла она коллег  дьявольским  макияжем и  неземной отрешённостью, а покинула её, чеканя шаг жёстким полиуританом  набоек.               

 – Пора уже как-то  решать! – гулко врезала она ладошкой по коридорной стене  и, словно на амбразуру, ринулась через палату к окну.

Показательно  щёлкнула тугим шпингалетом и проорала, словно в преддверии злейшего профашистского штурма, – про-вет-ри-ва-ние!!               
Свежее в палате не стало, но такой  садануло тревогой, что  народ,  словно  амазонским торнадо,  вымело в коридор из палаты.
Лишь беспредельщик, спустив  обутую  конечность с постели, хламным дымом струил Прекрасной Даме   навстречу.

Степановна  пальчиками приподняла взбитую кем-то подушку и  беспечным мотыльком двинулась в сторону мерцающего огонька.

Вася  весело скалился, жонглируя губами окурок.               
– Ты ещё, хамское отродье, не понял, –  донёсся  ему её вкрадчивый шёпоток, – щас  я мягким пухом   твою наглую  амбразуру накрою, жопой для верности придавлю  и – уже тебе,  ханурик, станет пухом эта земля!               
      
Потрясённое этим неслыханным монологом животное инстинктивно  заёрзало  и длинно надавило на кнопку.
Сирена надрывно взывала к авралу,  но подушка уже с наглой мордой слилась.

Впресованная, словно в  дно пепельницы, сигарета обжигала  ноздрища  и нежную слизь носоглотки, не позволяя дыхнуть.

Василий забил лопастями, настаивая на конституционной  пощаде.               

– Терпи, сволочь,  самая малость осталось! – комментировала нежная женщина,  доведённая  до нельзя.               
Но лишь в сказке всё кончается хорошо.

Припоздав с реакцией на тревожный звонок, сестричку всё же застукали на решительном эпизоде.

Вася трагически выжил.
Потряс персонал резким изменением  нрава.
И в предельно сжатые сроки  был выписан в связи «со скоропостижно настигшим его  органическим улучшением» .

Эффективность этих  метаморфоз  широко и горячо обсуждалась.

Но в  узких профессиональных кругах.            

«Целительнице по принуждению»  предстояло принудительное лишение всего – работы, свободы, здоровья.

Но, высвобождённая  из пут стратегических умолчаний, милосердная братия повалила к баррикадам  и дружно  запросилась в отставку.

Страсти погасили, искусно законсервировав  эпизод.               

Аффектирующая бунтовщица  взята была на поруки и поселена в легенды оздоровительного  фольклора горздрава.               
      
Длительное время затем  персонал находился под бдительным высочайшим присмотром и  следовал в русле целительных клятв, завещанных им мудрыми предками.               
И всё же подстерегла  стратегическое отделение цикличность.

Слёзно, но тщётно как прежде, некогда потерпевшая героиня, пыталась привести  к исходной нормали вновь случившегося ей  специалиста по беспределу .   

Пока однажды, словно веление свыше,  не  почудился ей, некогда заякорившийся  в милосердной её памяти   шопоток  от дальней затенённой кровати: «А ты его, засранца, подушкой!»…               
   И потянулась рука…