На сто пудов, на семь цветов - Винцент...

В университете



Опять средь мая дождевую воду
у окон ректората сладко пьёт
из люка - рыжий, желтоглазый кот,
без всякого намёка на породу.

Остановлюсь и мирно пошучу:
"Не перепей, приятель полосатый!
Я сам с тобой гулял бы, братец мятый,
будь мне твоя свобода по плечу.

И я тебя, бродягу, возлюблю
куда верней, чем жулика из ЖЭКа,
в овчине волка, икса, имярека,
козла в капусте, зайца во хмелю"...

А мыслящий - да в храм наук спешит
и в стужу, и по оттепели тоже,
и в день, когда блеснёт, в свежайшей коже,
май-искуситель, искрою прошит!

В нём рыжий зверь, с глазищами в абсент,
вчерашний дождь из чугуна лакает,
и светотень по кампусу летает,
на сто пудов, на семь цветов - Винцент!




Из прошлого


Резвый котёнок хвостом материнским играет,
сфинксу подобная, мать восседает недвижно.
Май вызревает, каштаны соцветья вздымают,
тысячеруки, как Шива, воздушны, как Кришна.
Два котофея кайфуют на тёплом асфальте,
ближе к ступеням – дворняга сосцами лоснится.
Благость, умиротворённая нота Вивальди,
дядюшки Брэма, с цветною картинкой, страница.

Дышится. Схлынул народ на воскресные дачи.
Город пустынен: деревьев шатры да собаки,
бодрые галки седые – и вряд ли иначе
явят тебе небеса чадолюбия знаки.
Так и должно быть вслед зимней апатии долгой:
щедрая манна, настой тополиной теплыни.
Нимфа к сезону плечо освежила наколкой.
Нежится сфинкс у подъезда. Три дня благостыни.