В твоей голове

Я тут немного полазила в твоей голове. Прости.
Как-то совсем не заладилась идея моей местИ,
Как-то совсем уж рухнула мысль о топорЕ,
Как-то сломалась веточка в ранний час по весне.



Люди склонили головы,
Вышел судейный ряд.
Что ж они скажут - вороны?
"Казнить." И казнят ребят.

Переход на другую сторону.
Где ты не посмотри,
Люди кричат и стонут
От мировой войны.

А если бы глянуть в сердце,
Вряд ли понятно что:
Море с водою пресной
И раздирающий шторм.
На берег сыплет снегом.
Вечер. Июль. Жара.
Но и в сугробах летом
Жадная есть красота.

Лучше вернуться в голову:
Много людей глядят.
Много совсем незнакомых.
Много бездомных собак.

Надо б взглянуть подальше,
Ближе к затылку. Темно.
Но от чьего-то голоса
Веет живое тепло.

Ладно. Берем фонарик.
Что-то знакомое все:
Томик стихов, роялик,
В красной оправе стекло.

Ну ты даешь, мой милый!
Здесь мне местечко как раз.
Только халат слишком длинный
И неуместен раскрас.
Тихую песню пою я,
Старый какой-то романс.
Что ж, неужели такою
Я предстаю много раз?

Нет уж, пожалуй, дальше.
К шее поближе еще:
Светловолосый мальчик
Радости детской лишен.
Дремлет в больничной палате,
Снится ему шапито,
Остров зеленый и - гляньте -
Чье-то родное лицо.

А на макушке самой,
Под черепным концом,
Слышится голос мамы,
Видится светлый дом.

Ты извини, курчавый.
Дело совсем не мое.
Просто, быть может, мамой
Меня назовет дитё.
Вот я и лезу упрямо,
Ищу золотое кольцо.
Только немного устала,
Оттого и грустно лицо.

Нет, это вовсе не значит.
Тебя я всегда люблю.
Но, может, когда он заплачет,
Любовь я ему привью
К стихам незаконнорожденным
И клавишам голубым,
И к дрожи от них под кожей,
И к страждущим ликам святым.

Тогда хоть в огонь, хоть в воду.
Тогда хоть в вулкан упасть.
Тогда хоть навек свободу.
В аду хоть тогда пропасть.