Эстетическое удовлетворение

Автор фото : Александр Кривицкий


Плейкаст «ЭСТЕТИЧЕСКОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ»




* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *



ПРЕДИСЛОВИЕ ЗАРАТУСТРЫ



1



     Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою
родину  и  озеро своей родины и пошел в горы. Здесь наслаждался
он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти  лет  не
утомлялся  этим.  Но  наконец изменилось сердце его -- и в одно
утро поднялся он с зарею, стал перед солнцем и  так  говорил  к
нему:
     "Великое  светило!  К чему свелось бы твое счастье, если б
не было у тебя тех, кому ты светишь!
     В течение десяти лет  подымалось  ты  к  моей  пещере:  ты
пресытилось  бы  своим  светом  и  этой дорогою, если б не было
меня, моего орла и моей змеи.
     Но мы  каждое  утро  поджидали  тебя,  принимали  от  тебя
преизбыток твой и благословляли тебя.
     Взгляни!   Я   пресытился   своей  мудростью,  как  пчела,
собравшая слишком много меду; мне  нужны  руки,  простертые  ко
мне.
     Я  хотел  бы  одарять  и  наделять до тех пор, пока мудрые
среди людей не стали бы опять радоваться  безумству  своему,  а
бедные -- богатству своему.
     Для  этого я должен спуститься вниз: как делаешь ты каждый
вечер, окунаясь в море и неся свет свой на другую сторону мира,
ты, богатейшее светило!
     Я должен, подобно тебе,  закатиться,  как  называют
это люди, к которым хочу я спуститься.
     Так  благослови  же  меня,  ты, спокойное око, без зависти
взирающее даже на чрезмерно большое счастье!
     Благослови чашу, готовую пролиться, чтобы золотистая влага
текла из нее и несла всюду отблеск твоей отрады!
     Взгляни, эта чаша хочет опять стать пустою,  и  Заратустра
хочет опять стать человеком".
     -- Так начался закат Заратустры.

2



     Заратустра  спустился один с горы, и никто не повстречался
ему. Но когда вошел он в лес,  перед  ним  неожиданно  предстал
старец,   покинувший  свою  священную  хижину,  чтобы  поискать
кореньев в лесу. И так говорил старец Заратустре:
     "Мне не чужд  этот  странник:  несколько  лет  тому  назад
проходил он здесь. Заратустрой назывался он; но он изменился.
     Тогда  нес  ты свой прах на гору; неужели теперь хочешь ты
нести  свой  огонь  в  долины?  Неужели  не  боишься  ты   кары
поджигателю?
     Да,  я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет
отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?
     Заратустра   преобразился,   ребенком   стал   Заратустра,
Заратустра проснулся: чего же хочешь ты среди спящих?
     Как  на  море,  жил  ты в одиночестве, и море носило тебя.
Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать  свое
тело?"
     Заратустра отвечал: "Я люблю людей".
     "Разве  не  потому,  -- сказал святой, -- ушел и я в лес и
пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?
     Теперь люблю я Бога: людей не люблю я.  Человек  для  меня
слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня".
     Заратустра  отвечал:  "Что говорил я о любви! Я несу людям
дар".
     "Не давай им ничего, -- сказал святой. --  Лучше  сними  с
них  что-нибудь и неси вместе с ними -- это будет для них всего
лучше, если только это лучше и для тебя!
     И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще
заставь их просить ее у тебя!"
     "Нет, -- отвечал Заратустра, -- я не  даю  милостыни.  Для
этого я недостаточно беден".
     Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: "Тогда
постарайся, чтобы они приняли твои сокровища! Они недоверчивы к
отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить.
     Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если
они ночью,  в своих кроватях, услышат человека, идущего задолго
до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?
     Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям!
Почему не хочешь ты быть, как я, --  медведем  среди  медведей,
птицею среди птиц?"
     "А что делает святой в лесу?" -- спросил Заратустра.
     Святой отвечал: "Я слагаю песни и пою их; и когда я слагаю
песни,  я  смеюсь,  плачу и бормочу себе в бороду: так славлю я
Бога.
     Пением, плачем, смехом и бормотанием славлю я Бога,  моего
Бога. Но скажи, что несешь ты нам в дар?"
     Услышав эти слова, Заратустра поклонился святому и сказал:
"Что мог  бы  я  дать  вам!  Позвольте  мне  скорее уйти, чтобы
чего-нибудь я не взял у вас!" -- Так  разошлись  они  в  разные
стороны, старец и человек, и каждый смеялся, как смеются дети.
     Но  когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце
своем: "Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не
слыхал о том, что Бог мертв".

3



     Придя в ближайший город,  лежавший  за  лесом,  Заратустра
нашел  там  множество народа, собравшегося на базарной площади:
ибо ему обещано было зрелище -- плясун на канате. И  Заратустра
говорил так к народу:
     Я  учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что
должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?
     Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя;  а
вы  хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к
состоянию зверя, чем превзойти человека?
     Что такое обезьяна в  отношении  человека?  Посмешище  или
мучительный  позор.  И  тем  же  самым  должен быть человек для
сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором.
     Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще
осталось от червя, Некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще
человек больше обезьяны, чем иная из обезьян.
     Даже мудрейший среди  вас  есть  только  разлад  и  помесь
растения  и  призрака.  Но разве я велю вам стать призраком или
растением?
     Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!
     Сверхчеловек -- смысл земли. Пусть же ваша  воля  говорит:
да будет сверхчеловек смыслом земли!
     Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле
и не верьте  тем,  кто  говорит  вам  о надземных надеждах! Они
отравители, все равно, знают ли они это или нет.
     Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие,
от которых устала земля: пусть же исчезнут они!
     Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер,  и
вместе  с  ним  умерли  и  эти хулители. Теперь хулить землю --
самое  ужасное  преступление,  так  же   как   чтить   сущность
непостижимого выше, чем смысл земли!
     Некогда  смотрела  душа  на  тело с презрением: и тогда не
было ничего выше, чем это презрение, -- она хотела видеть  тело
тощим, отвратительным и голодным. Так думала она бежать от тела
и от земли.
     О,   эта  душа  сама  была  еще  тощей,  отвратительной  и
голодной; и жестокость была вожделением этой души!
     Но и теперь еще, братья мои, скажите мне: что говорит ваше
тело о вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и  грязь  и
жалкое довольство собою?
     Поистине,  человек  -- это грязный поток. Надо быть морем,
чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым.
     Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он -- это  море,  где
может потонуть ваше великое презрение.
     В чем то самое высокое, что можете вы пережить? Это -- час
великого  презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас
отвратительным, так же как ваш разум и ваша добродетель.
     Час, когда  вы  говорите:  "В  чем  мое  счастье!  Оно  --
бедность  и грязь и жалкое довольство собою. Мое счастье должно
бы было оправдывать само существование!"
     Час, когда вы говорите: "В чем мой разум! Добивается ли он
знания, как лев своей пищи? Он -- бедность  и  грязь  и  жалкое
довольство собою!"
     Час, когда вы говорите: "В чем моя добродетель! Она еще не
заставила  меня  безумствовать. Как устал я от добра моего и от
зла моего! Все это бедность и грязь и жалкое довольство собою!"
     Час, когда вы говорите: "В чем моя  справедливость!  Я  не
вижу,  чтобы  был  я  пламенем  и  углем. А справедливый -- это
пламень и уголь!"
     Час, когда вы говорите: "В чем моя жалость! Разве  жалость
--  не крест, к которому пригвождается каждый, кто любит людей?
Но моя жалость не есть распятие".
     Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так? Ах, если
бы я уже слышал вас так восклицающими!
     Не  ваш  грех  --  ваше  самодовольство  вопиет  к   небу;
ничтожество ваших грехов вопиет к небу!
     Но  где  же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то
безумие, что надо бы привить вам?
     Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он -- эта молния,  он
-- это безумие! --
     Пока  Заратустра так говорил, кто-то крикнул из толпы: "Мы
слышали уже довольно о  канатном  плясуне;  пусть  нам  покажут
его!"  И  весь народ начал смеяться над Заратустрой. А канатный
плясун, подумав, что эти слова относятся к  нему,  принялся  за
свое дело.

4



     Заратустра  же  глядел  на народ и удивлялся. Потом он так
говорил:
     Человек  --  это  канат,  натянутый   между   животным   и
сверхчеловеком, -- канат над пропастью.
     Опасно  прохождение,  опасно  быть  в  пути,  опасен взор,
обращенный назад, опасны страх и остановка.
     В человеке важно то, что он мост, а не  цель:  в  человеке
можно любить только то, что он переход и гибель.
     Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть,
ибо идут они по мосту.
     Я  люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели
и стрелы тоски по другому берегу.
     Я люблю тех, кто не  ищет  за  звездами  основания,  чтобы
погибнуть  и  сделаться  жертвою  --  а  приносит себя в жертву
земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека.
     Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать
для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он
своей гибели.
     Я люблю того, кто трудится и изобретает,  чтобы  построить
жилище  для  сверхчеловека  и  приготовить к приходу его землю,
животных и растения: ибо так хочет он своей гибели.
     Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо  добродетель
есть воля к гибели и стрела тоски.
     Я  люблю  того,  кто не бережет для себя ни капли духа, но
хочет всецело быть духом своей добродетели:  ибо  так,  подобно
духу, проходит он по мосту.
     Я  люблю  того,  кто  из  своей  добродетели  делает  свое
тяготение  и  свою  напасть:  ибо  так  хочет  он  ради   своей
добродетели еще жить и не жить более.
     Я   люблю   того,   кто   не  хочет  иметь  слишком  много
добродетелей. Одна добродетель  есть  больше  добродетель,  чем
две,  ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится
напасть.
     Я  люблю  того,  чья  душа  расточается,  кто   не   хочет
благодарности  и  не  воздает  ее:  ибо он постоянно дарит и не
хочет беречь себя.
     Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает
ему на   счастье,   и   кто   тогда   спрашивает:   неужели   я
игрок-обманщик? -- ибо он хочет гибели.
     Я  люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел
и исполняет всегда еще больше, чем обещает: ибо он хочет  своей
гибели.
     Я  люблю  того, кто оправдывает людей будущего и искупляет
людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.
     Я люблю того, кто карает своего Бога,  так  как  он  любит
своего Бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.
     Я  люблю  того,  чья душа глубока даже в ранах и кто может
погибнуть при малейшем испытании: так охотно идет он по мосту.
     Я люблю того, чья душа переполнена, так  что  он  забывает
самого  себя,  и  все вещи содержатся в нем: так становятся все
вещи его гибелью.
     Я люблю того, кто свободен духом и свободен  сердцем:  так
голова  его  есть только утроба сердца его, а сердце его влечет
его к гибели.
     Я люблю всех тех, кто являются тяжелыми каплями, падающими
одна за другой из темной тучи, нависшей над  человеком:  молния
приближается, возвещают они и гибнут, как провозвестники.
     Смотрите,  я провозвестник молнии и тяжелая капля из тучи;
но эта молния называется сверхчеловек.


Фридрих Ницше
Так говорил Заратустра

http://philosophy.ru/library/nietzsche/zarathustra.html