Под откос отправляется частная жизнь музыканта...

Марине Гарбер

I

Под откос отправляется частная жизнь музыканта,
долго-долго летит охмурившую музыку под;
водит за нос легко – а потом тишина возникает,
проясняет и зренье, и путь, и с обрыва ведёт –
мимо сонного века с идущим его караваном,
мимо строя живых с их майданом, бессмыслием слов,
слухом их восковым, ножевой правотой каравайной –
вверх, где пенье разбитых бокалов и пир мертвецов.
Вот и друг твой предавший – не хуже других и не лучше:
равно горек разломленный хлеб, неоплатен кредит;
вот свинец достаёт из груди двухсотлетний поручик
и с зияющим лёгким на Землю победно глядит.
Катит шарик сизиф, проклиная надёжную участь,
стон отчётлив и чист – но врывается эхо-волна,
искажается звук – и ни слова не слышит живущий,
лишь одно благодарное пенье, мотив сладкозвучный,
и длиной в расстоянье до космоса песня темна.

II

Погляди – за окном перебежчик с огнём:
между этим и тем легковесную связь прерывая,
он – беременный слух, он – помеха теперь шумовая:
был – и вышел в оконный проём.
Человеку звонят с того света, из Божьей таможни,
говорят о долгах – но оплата уже невозможна,
и возврата ярлык на бессмысленном даре твоём.

Посмотри за окно – уменьшаясь в пятно,
человек исчезает, неся за плечами тревогу;
а когда бы не дар исчезать – не сгодился б и Богу
с нищетой и заплечным тряпьём;
узелком на платке, чуть прорвавшейся болью фантомной, -
всех послать с их счетами, осмысленной их правотою –
но возврата ярлык на бессмысленном даре твоём.

Посмотри в небеса – склады, явки, долги, адреса:
страшно, брат, говорить на твоём, поднебесном и алом;
перед рейсом на Майен, где очередь граждан усталых, -
там ещё постоим-поживём,
там подержим билеты в руках до возврата;
а потом за подаренный хлеб наступает расплата –
и возврата ярлык на бессмысленном даре твоём.